На палубе Адриен опустилась на колени и сложила руки в молитве:
— Хвала Богу милосердному! — сказала она.
Арман-Луи ещё оставался в лодке. Подобно капитану корабля во время кораблекрушения, он хотел, чтобы его команда покинула лодку прежде него. Теперь на веревочной лестнице появились Доминик и Каркефу.
Матеус Орископп был уже совсем недалеко от шведского корабля. Он стоя смотрел, как ускользали от него те, кого он, казалось, уже настиг. Множество жутких чувств терзали его — и более всего гнев и унижение. Неожиданно он поднял мушкет и сделал знак, чтобы солдаты последовали его примеру.
— Огонь! — крикнул он.
Семь или восемь пуль просвистели одновременно.
Однако выстрелы метили по веревочной лестнице, на которой он, как ему показалось, узнал Армана-Луи и Рено. Пули сбили шляпу Каркефу и, когда он протянул руку, чтобы поймать её, другая пуля сразила Доминика: выпустив веревку из рук, он упал в лодку к ногам г-на де ла Герш.
Арман-Луи положил руку на грудь своего слуги: его сердце больше не билось.
Авраам Каблио снял шляпу:
— Он умер, исполняя свой долг! — сказал он. — Прими, Господи, его душу!
И тут же кальвинист занял свое капитанское место. Сильной рукой Авраам Каблио повернул жерло пушки, которую навел сам в сторону нападающих. Фитиль коснулся пороха, раздался выстрел.
Каркефу, плачущий над телом, приподнял голову. На сей раз выстрел оказался точным: ядро попало как раз в середину лодки сеньора Матеуса.
Один человек истошно заорал, и лодка быстро исчезла в пенном водовороте.
Пятнадцать голов, похожих на черные точки, и тридцать рук появились на волнующейся поверхности Шельды.
— Надо ли посылать заряд картечи эти гадам? — спросил матрос, лаская ствол пушки.
— У них больше нет оружия. Довольно, — ответил Авраам.
Схватившись за фальшборт, Рено искал знакомые глаза среди барахтающихся на воде людей: двое или трое из них, запутавшись в размокших одеждах и оружейных ремнях, исчезли с поверхности. Другие бились в волнах, охваченные страхом, и цеплялись за разбросанные взрывом обломки лодки. Наконец г-н де Шофонтен увидел знакомое бледное и худое лицо сеньора Матеуса, руки которого размеренно рассекали воду. Рено выхватил у матроса мушкет и прицелился. В этот момент Матеус уже выбрался на берег и распрямился.
— Нет! — сказал Рено. — Не могу! Он безоружен.
И его честная рука опустила мушкет.
Матеус Орископп обернулся и, подняв угрожающе руку, проговорил:
— До скорой встречи!
И сразу же скрылся за ивами и камышами.
— Какая возможность потеряна! — прошептал Каркефу.
Тело Доминика, завернутое в полотнище паруса, в которое также вложили ядро, предали воде.
«Добрый самаритянин», подняв паруса, раздутые ветром, пошел вниз по реке среди вспенившихся волн.
Три недели спустя он бросил якорь в Норвежском порту.
— Господь благословил наш путь, — сказал Авраам. — Идите же теперь туда, куда Бог посылает вас.
Но веру капитан Авраам Каблио так и не переменил, как рассчитывал на то Рено.
— Жаль, — вздыхал Рено. — И все же, надеюсь, Святой Петр сделает исключение для этого гугенота и откроет какую-нибудь тайную дверь рая…
13. Две кузины
Г-н маркиз де Парделан, к которому судьба привела Адриен, жил в просторном замке неподалеку от Готемборга. Это был совершенно седой, хотя ещё молодой человек с насмешливо-властным лицом. В высшей степени имеющий привычку командовать, он не любил, когда ему перечили.
Осев в Швеции много лет назад, он занимал в доблестной армии, которая только что напала на Польшу, значительный ранг, которому обязан был в большей мере своими заслугами, чем именем и блеском своего состояния.
Недуги, приобретенные им на королевской службе в долгом и трудном походе, вынудили его отказаться от военной профессии. Он утешался отдыхом, который был обеспечен его роскошью и богатством.
М-ль де Парделан, его дочь, помогала ему радушно принимать гостей в замке, открытом для всех, кто имел благородное происхождение или чины в войсках короля Густаво-Адольфа.
Маркиз де Парделан распахнул объятия, встречая м-ль де Сувини, и она бросилась в них. В тот же миг он представил ей молодую особу, которая, как оказалось, робко стояла за её спиной.
— Моя дочь Диана де Парделан, — сказал маркиз. — Любите её как сестру.
Диана обвила руку вокруг шеи Адриен.
— В этого хотите? — нежно спросила она.
Г-н де Шофонтен, тотчас восхищенный ею, почувствовал нечто, что ещё ни разу не волновало его сердце:
— Теперь я думаю о серафимах! — прошептал он, не спуская глаз с м-ль де Парделан.
А г-н де ла Герш, вместо сердечного приема, на который, как ему верилось, имел право, натолкнулся лишь на холодное высокомерие своего родственника, чем был весьма поражен: задолго до того, как протянуть руку Арману-Луи, граф неучтиво позволил ему одному взбираться по ступеням парадного крыльца.
— Очень уж долго я жду здесь мадемуазель де Сувини, свою племянницу, — сказал он, насупив бровь и слегка приподняв уголки губ.
Арман-Луи понял глубину этих слов; они метили в самое сердце.
Так заканчивалась эта одиссея, оставившая яркий след в душе молодого человека, несмотря на опасности, которым вместе с другом подвергался во время пути…
Однако, разве не был он каждый час подле Адриен? Разве не казалось ему, что она и сейчас связана с ним всей своей жизнью нерушимыми узами?
И все же сон закончился, пробил грустный час пробуждения. И если м-ль де Сувини спасена, не оказалась ли она в то же время потерянной для него?
Много горестных мыслей пронеслось сейчас в его голове. И подобно тому, как человек, внезапно покинувший оазис, углубляется в бесплодные пески пустыни, Арман-Луи видел вокруг себя лишь мрачную и беспредельную пустоту.
Г-н де Парделан не понял причину молчания и бледности, которая появилась вдруг на лице г-на де ла Герш.
— Вы не отвечаете, сударь? — спросил он высокомерно.
Но Арман-Луи уже пришел в себя.
— Господин маркиз, — сказал он. — Может быть, вы видели господина графа де Паппенхейма?
— Я его не видел, но он мне написал, — ответил г-н де Парделан, слегка удивленный.
— Тогда меня больше ничего не удивляет, я не буду уподобляться великому маршалу империи, я скажу только: «Мое имя граф Арман-Луи де ла Герш, и всякий, кто осмелится утверждать, что мой благородный и честный дед господин граф де Шарней и я не оказывали нашей родственнице мадемуазель де Сувини всех тех знаков внимания, коих она заслуживает, тот бессовестно лжет!».
Г-н де Парделан посмотрел на г-на де ла Герш, который говорил все это, не моргнув глазом.
— И я, Рено де Шофонтен, маркиз де Шофонтен, — добавил Рено, — я подтверждаю слова Арман-Луи, и брошу мою перчатку всякому, кто посмеет утверждать противоположное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148