Говорили, что сеньор — доброволец в армии, отданной императором Фердинандом под командование знаменитого и непобедимого графа де Тилли.
Барон Жан де Верт напоминал графа де Паппенхейма отвагой, спесью и высокомерием. Но, кроме того, он отличался своим бахвальством, несдержанностью языка, что, впрочем, было странным для человека, прославившегося своей храбростью, чему были сотни свидетелей, и своими десятью боевыми ранами.
У Жана де Верта был надменный взгляд, язвительные слова, а в лице — выражение лукавства и жестокости, столь ненавистное г-ну де ла Герш. Его манеры были отмечены печатью наглости и хвастовства. Он мог бросить золотой дукат конюху, который прилаживал сбрую его лошади, и почти тотчас же нанести ему жуткий удар хлыстом при малейшем промедлении или небрежности. Если молодая девушка, служанка или садовница, к которой он только что обратился с игривым словом, вдруг норовила убежать, он хватал её за руку или за талию так грубо, что под его пальцами на теле оставались синяки.
Таким образом, в сеньоре Жане де Верте соединялись спесь тамплиеров, бахвальство офицера, выслужившегося из рядовых, необузданный нрав, пиратская свирепость и вместе с тем дерзость и ум.
Что заставило Армана-Луи остерегаться всех этих плохих и хороших качеств барона — так это то, что Жан де Верт заприметил м-ль де Сувини.
Г-н де Шофонтен, со своей стороны, уверял, что Жан де Верт будто бы неравнодушен и к м-ль де Парделан.
— Ах, что за удовольствие было бы рассечь его лицо на четыре части! — сказал Арман-Луи.
— С какой радостью я всадил бы свою шпагу в его живот! — согласился с ним Рено.
Самым грустным, однако, было то, что и тот и другой выглядели довольно жалко на фоне брабанского сеньора. Да и возможно ли сразиться, соперничать с человеком, умело расточающим серенады дамам и заваливающим замок роскошными подарками, которые заставляли ахать и восторгаться даже челядь!
Враждебность французских дворян, которую Жан де Верт, кажется, почувствовал, подстрекала его к ещё более чрезмерной щедрости.
Карманы барона напоминали бочку Данаид, с той лишь разницей, что если мифологическая бадья не могла наполняться, то карманы Жана де Верта не могли опустошаться.
Известно, что в замке Сент-Вест иногда играли по-крупному. Жан де Вест, который, казалось, открыл где-то золотую жилу, сокровища которой использовал с выгодой для себя, проигрывал или выигрывал в карты такие суммы и так небрежно, как если бы пистоли и дукаты были для него всего лишь песчинками или речной галькой.
Однажды вечером в замке была разыграна карточная партия между ним и норвежским дворянином. Г-н де Шофонтен, сидевший возле стола, внутренне, в душе, желал норвежцу удачи. Это было единственным, чем он мог рисковать безбоязненно.
— А вы не делаете ставки? — спросил Жан де Верт, повернувшись вполоборота к Рено.
Последний, помусолив руками застежки своего довольно тощего кошелька, вместо ответа, достал оттуда две золотых монеты и бросил их на сукно.
Вопреки благоразумию, в две секунды два золотых экю были проиграны.
— Садись сюда, возможно, тут вам больше повезет, — сказал барон, указав Рено место в другом конце стола.
Рено сел. Арман-Луи, в течение нескольких дней подвергающий свое воображение пытке с единственной целью придумать тысячу предлогов, чтобы не играть, посмотрел на него растерянно.
Однако Рено уверенно тасовал карты, как будто всю свою жизнь он занимался только этим.
Какое-то время ему везло. И всякий раз золото переходило из кармана Жана де Верта в карман Рено. Везение и азарт навели его на мысли о г-не де ла Герш, который в этот момент в его воображении рисовался отчаянным капитаном, ведущих всего лишь горстку людей, чтобы сразиться с целой армией.
«Прекрасная схватка, — подумал он. — Сражение будет жесто — ким!».
Арман-Луи увеличил, между тем, число посылаемых другу сигналов бедствия, призывал его умерить свой пыл. Но с не меньшей сноровкой Рено старался не замечать их.
Жан де Верт посмеивался и доставал все новые сверкающие дукаты из своего длинного шелкового кошелька, казавшегося бездонным.
Вдруг удача отвернулась от Рено. Нужен был туз червей, а он вытащил семерку пик. Куча золотых монет, которую Рено положил с вой карман, вернулась к его противнику.
— Может, вам следовало бы остановиться? — насмешливо предложил барон.
— Отступать? Полноте! — ответил Рено.
Он стоял на своем и ввел в бой свои резервы. В мгновение ока они также были потеряны.
— Мой дорогой де ла Герш! Передай мне твой кошелек! — крикнул он решительно.
Арман-Луи поднял на католика глаза, полные тревоги.
— Мой кошелек? — переспросил он.
— Да, черт побери! Тот, что ты бросил сегодня утром в свои короткие штаны!
В такого рода ситуациях память у Рено была отменной.
— Но там мало денег, — прошептал г-н де ла Герш, подумав о завтрашнем дне.
— Все равно давай!
Арман-Луи сунул руку в карман.
— Вот! — сказал он, вынимая кошелек из самых глубоких тайников своих коротких штанов.
Это был очень приличный кошелек из испанской кожи — крепкий и круглый и такого размера, что мог вместить целое состояние, но его обвислость свидетельствовала о том, что он слишком часто бывал пустым.
— Какая прелестная вещица! — сказал барон ухмыляясь. — Как она, должно быть настрадалась за свою жизнь!
Рено открыл кошелек и сунул туда руку. Несколько дукатов слабо звякнули под его пальцами.
Игра возобновилась. Но разве могли подобные новобранцы противостоять столь многочисленным и обстрелянным войскам! Их оборона была героической, однако через несколько минут кошелек из испанской кожи, совсем плоский, лежал на углу стола. Рено встал, не произнося не слова. Кошелек погиб в честном сражении. Жан де Верт все ещё сидел, упершись локтями в стол.
— Вы намерены продолжать? — спросил он. — Я предлагаю кошелек в сто пистолей.
Рено сел и решительно подтолкнул его на сукно. Но суровый взгляд г-на де ла Герш остановил его.
— Нет, не сегодня! — сказал г-н де Шофонтен, вставая.
Через час или два, когда они вернулись к себе, Арман-Луи вывернул свой чемодан до дна, но не найдя там ни одной монеты, вопросительно посмотрел на Рено.
— Черт возьми! — ответил на его взгляд Рено. — Но мой чемодан слишком честен для того, чтобы не походить на твой! Проклятый барон забрал все!
— Значит, у нас ничего нет?
— Ничего.
— И мы находимся в Швеции?
— Это более чем забавно! — воскликнул г-н де Шофонтен.
И оба друга разразились смехом.
Эта их веселость объяснялась тем, что, во-первых, сегодня никто не танцевал с Адриен, в во-вторых тем, что Рено, долго озираясь вокруг, подобрал и украдкой сунул сегодня за пазуху цветок, упавший из-за корсажа м-ль де Парделан.
Арман-Луи распахнул окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Барон Жан де Верт напоминал графа де Паппенхейма отвагой, спесью и высокомерием. Но, кроме того, он отличался своим бахвальством, несдержанностью языка, что, впрочем, было странным для человека, прославившегося своей храбростью, чему были сотни свидетелей, и своими десятью боевыми ранами.
У Жана де Верта был надменный взгляд, язвительные слова, а в лице — выражение лукавства и жестокости, столь ненавистное г-ну де ла Герш. Его манеры были отмечены печатью наглости и хвастовства. Он мог бросить золотой дукат конюху, который прилаживал сбрую его лошади, и почти тотчас же нанести ему жуткий удар хлыстом при малейшем промедлении или небрежности. Если молодая девушка, служанка или садовница, к которой он только что обратился с игривым словом, вдруг норовила убежать, он хватал её за руку или за талию так грубо, что под его пальцами на теле оставались синяки.
Таким образом, в сеньоре Жане де Верте соединялись спесь тамплиеров, бахвальство офицера, выслужившегося из рядовых, необузданный нрав, пиратская свирепость и вместе с тем дерзость и ум.
Что заставило Армана-Луи остерегаться всех этих плохих и хороших качеств барона — так это то, что Жан де Верт заприметил м-ль де Сувини.
Г-н де Шофонтен, со своей стороны, уверял, что Жан де Верт будто бы неравнодушен и к м-ль де Парделан.
— Ах, что за удовольствие было бы рассечь его лицо на четыре части! — сказал Арман-Луи.
— С какой радостью я всадил бы свою шпагу в его живот! — согласился с ним Рено.
Самым грустным, однако, было то, что и тот и другой выглядели довольно жалко на фоне брабанского сеньора. Да и возможно ли сразиться, соперничать с человеком, умело расточающим серенады дамам и заваливающим замок роскошными подарками, которые заставляли ахать и восторгаться даже челядь!
Враждебность французских дворян, которую Жан де Верт, кажется, почувствовал, подстрекала его к ещё более чрезмерной щедрости.
Карманы барона напоминали бочку Данаид, с той лишь разницей, что если мифологическая бадья не могла наполняться, то карманы Жана де Верта не могли опустошаться.
Известно, что в замке Сент-Вест иногда играли по-крупному. Жан де Вест, который, казалось, открыл где-то золотую жилу, сокровища которой использовал с выгодой для себя, проигрывал или выигрывал в карты такие суммы и так небрежно, как если бы пистоли и дукаты были для него всего лишь песчинками или речной галькой.
Однажды вечером в замке была разыграна карточная партия между ним и норвежским дворянином. Г-н де Шофонтен, сидевший возле стола, внутренне, в душе, желал норвежцу удачи. Это было единственным, чем он мог рисковать безбоязненно.
— А вы не делаете ставки? — спросил Жан де Верт, повернувшись вполоборота к Рено.
Последний, помусолив руками застежки своего довольно тощего кошелька, вместо ответа, достал оттуда две золотых монеты и бросил их на сукно.
Вопреки благоразумию, в две секунды два золотых экю были проиграны.
— Садись сюда, возможно, тут вам больше повезет, — сказал барон, указав Рено место в другом конце стола.
Рено сел. Арман-Луи, в течение нескольких дней подвергающий свое воображение пытке с единственной целью придумать тысячу предлогов, чтобы не играть, посмотрел на него растерянно.
Однако Рено уверенно тасовал карты, как будто всю свою жизнь он занимался только этим.
Какое-то время ему везло. И всякий раз золото переходило из кармана Жана де Верта в карман Рено. Везение и азарт навели его на мысли о г-не де ла Герш, который в этот момент в его воображении рисовался отчаянным капитаном, ведущих всего лишь горстку людей, чтобы сразиться с целой армией.
«Прекрасная схватка, — подумал он. — Сражение будет жесто — ким!».
Арман-Луи увеличил, между тем, число посылаемых другу сигналов бедствия, призывал его умерить свой пыл. Но с не меньшей сноровкой Рено старался не замечать их.
Жан де Верт посмеивался и доставал все новые сверкающие дукаты из своего длинного шелкового кошелька, казавшегося бездонным.
Вдруг удача отвернулась от Рено. Нужен был туз червей, а он вытащил семерку пик. Куча золотых монет, которую Рено положил с вой карман, вернулась к его противнику.
— Может, вам следовало бы остановиться? — насмешливо предложил барон.
— Отступать? Полноте! — ответил Рено.
Он стоял на своем и ввел в бой свои резервы. В мгновение ока они также были потеряны.
— Мой дорогой де ла Герш! Передай мне твой кошелек! — крикнул он решительно.
Арман-Луи поднял на католика глаза, полные тревоги.
— Мой кошелек? — переспросил он.
— Да, черт побери! Тот, что ты бросил сегодня утром в свои короткие штаны!
В такого рода ситуациях память у Рено была отменной.
— Но там мало денег, — прошептал г-н де ла Герш, подумав о завтрашнем дне.
— Все равно давай!
Арман-Луи сунул руку в карман.
— Вот! — сказал он, вынимая кошелек из самых глубоких тайников своих коротких штанов.
Это был очень приличный кошелек из испанской кожи — крепкий и круглый и такого размера, что мог вместить целое состояние, но его обвислость свидетельствовала о том, что он слишком часто бывал пустым.
— Какая прелестная вещица! — сказал барон ухмыляясь. — Как она, должно быть настрадалась за свою жизнь!
Рено открыл кошелек и сунул туда руку. Несколько дукатов слабо звякнули под его пальцами.
Игра возобновилась. Но разве могли подобные новобранцы противостоять столь многочисленным и обстрелянным войскам! Их оборона была героической, однако через несколько минут кошелек из испанской кожи, совсем плоский, лежал на углу стола. Рено встал, не произнося не слова. Кошелек погиб в честном сражении. Жан де Верт все ещё сидел, упершись локтями в стол.
— Вы намерены продолжать? — спросил он. — Я предлагаю кошелек в сто пистолей.
Рено сел и решительно подтолкнул его на сукно. Но суровый взгляд г-на де ла Герш остановил его.
— Нет, не сегодня! — сказал г-н де Шофонтен, вставая.
Через час или два, когда они вернулись к себе, Арман-Луи вывернул свой чемодан до дна, но не найдя там ни одной монеты, вопросительно посмотрел на Рено.
— Черт возьми! — ответил на его взгляд Рено. — Но мой чемодан слишком честен для того, чтобы не походить на твой! Проклятый барон забрал все!
— Значит, у нас ничего нет?
— Ничего.
— И мы находимся в Швеции?
— Это более чем забавно! — воскликнул г-н де Шофонтен.
И оба друга разразились смехом.
Эта их веселость объяснялась тем, что, во-первых, сегодня никто не танцевал с Адриен, в во-вторых тем, что Рено, долго озираясь вокруг, подобрал и украдкой сунул сегодня за пазуху цветок, упавший из-за корсажа м-ль де Парделан.
Арман-Луи распахнул окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148