Грабят торговых людей, ходу не дают.
Царь Иван молчал.
— Этим летом английский купец Христофор Гудзон на трех кораблях из Нарвы вышел. И на него жигимондовские разбойники напали.
— Заполонили англичан? — спросил царь.
— Нет, великий государь, Христофор Гудзон вооружил свои корабли пушками. И мореходам роздал оружие. Когда разбойники напали, храбрый англичанин вступил в бой и победил.
— Сколько было кораблей у разбойников? — с интересом спросил царь.
— Шесть. Один корабль англичане сожгли, другой успел уйти в море. Четыре корабля они привели в Нарву и выдали нашему воеводе. И матросы числом восемьдесят, и капитан Асмус Кендриксон тоже отданы нашему воеводе. Что прикажешь с ними делать, великий государь?
— Повесить за ноги, пусть висят, пока птицы не исклюют, — сразу сказал царь.
— У капитана Асмуса Кендриксона английские купцы отняли опаснуюnote 59 грамоту короля Жигимонда и прислали ее тебе, великий государь.
— Что написано тамо?
— Король Жигимонд называет тебя нехристем и язычником и обвиняет в поступках противу всей христианской церкви. Он пишет, что для борьбы с тобой он посылает в море своих разбойников.
— А еще что?
Висковатый прочитал каперское свидетельство, написанное по-немецки. В нем были оговорены условия, на которых воевал Асмус Кендриксон против московского царя.
— Значит, в глаза одно, а за глаза вон что Жигимонд творит, нехристем называет, врагом церкви христианской… А ежели я найду мореходов и пошлю воевать разбойников, что король на свою службу взял?
Иван Михайлович ждал этого вопроса.
— У Аникея Строганова есть такой человек, доньских земель, Карстен Роде. Он берется разбойников унять. Аникей ему два корабля дает и мореходов своих природных русских. Тебе, великий государь, иноземца надобно к себе в услужение взять и опасную грамоту ему выдать.
— Согласен, — оживившись, сказал царь, — пиши грамоту. Григорий Лукьяныч мне тоже о доньском мореходе сказывал… Да я болел и Строганова отпустил, не повидавши. Короля Жигимонда назови настоящим, истинным наследным врагом святой апостольской церкви и вечным союзником турок против всех христианских государей. А еще сошлись в грамоте на морские разбои, чинимые Жигимондом, и на жалобы тех, кого он обидел. И на письма сошлись иноземных правителей, где просят они положить конец такому порядку. Объяви, что решил я на будущее время защищать от короля польского неповинных купцов и гостей, ради чего приказываю корабельщику…
Царь Иван приостановился, забыв имя датчанина.
— Карстен Роде, великий государь.
— Приказываю Карстену Роде с товарищами преследовать огнем и мечом в убежищах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто бы стал привозить к ним либо отвозить от них товары, припасы или что бы то ни было… Ну, а все прочее пиши, как в грамоте короля Жигимонда.
Иван Михайлович записал все приказы царя Ивана.
— Исполню, великий государь.
— Пленников, кои ему достанутся, пусть Карстен Роде передает моим людям в Нарве. А ежели сам Карстен Роде в плен попадет, буду выручать. Не забудь капитана Асмуса Кендриксона повесить вместе с матросами, зачем согласился с королем Жигимондом меня называть нехристем и врагом христианской церкви.
— Исполню, великий государь, — повторил Висковатый и низко поклонился.
— И откуда все напасти на нас идут? — помолчав, сказал царь Иван. — Скажи мне, Ивашка.
И тут Иван Михайлович Висковатый решился сказать о том, что, по его мнению, угрожает безопасности Русского государства. Он в мягких и расплывчатых выражениях предложил закончить войну в Ливонии, укрепив прежде взятые города.
— Когда меня в животе не будет, тогда и отцовский наказ забуду, — приподнявшись в кресле, не спуская тяжелого взгляда с Висковатого, сказал царь.
Иван Михайлович знал, как трудно уговорить упрямого и самолюбивого царя. Но другого выхода не было.
— Великий государь, не следует забывать родительских наказов, но можно отложить их осуществление. Войну в Ливонии необходимо закончить. Я говорю, временно закончить. Собравшись с силами, мы снова начнем воевать. Король Жигимонд хочет мира — надо мириться. В отчинах твоих, — продолжал Висковатый, — большое оскудение в людях. Шведский король Юхан, твой супротивник, за Ревель будет стоять. И турецкий султан войско в Астрахань гонит и Девлет-Гирей с ним.
Печатник замолк.
Царь Иван опустился на сиденье и крепко сжал длинными пальцами резные ручки кресла.
— Говори, — приказал он.
— Совсем недавно король Жигимонд заставил литовцев принять унию. Попросту Польша захватила литовские и русские земли. Жигимонду теперь воевать будет способнее. От Ливонии он не отступит.
— Что, по-твоему, я должен делать?
— Подписать с королем Жигимондом перемирие, хотя бы на несколько лет, и готовить силы против турок и Девлет-Гирея… Когда можно было, — помолчав, добавил Висковатый, — я первый советовал тебе, государь, идти на Ливонию, а сейчас необходим мир. Да и среди холопов твоих, — Висковатый слегка запнулся и понизил голос, — разладица. Многие несогласны за Ливонию воевать. Говорят, захватили Нарву и Юрьев и прочие города, и хватит… А новгородцы, те только и ждут, когда ты ослабнешь, великий государь. Они хотят свое слово крепко сказать, вольности свои требовать, как по старине было.
Царь Иван, внимательно слушавший печатника, при этих словах выпрямился в кресле и притопнул сафьяновым сапогом. Лицо его исказилось.
— Я их уничтожу! — закричал царь пронзительно. — Они не посмеют больше говорить о своих вольностях. Мой дед начал, я закончу. Я буду воевать Ливонию, а кто не согласен, всех уничтожу…
Висковатый спохватился. О Новгороде вспоминать не следовало.
У царя Ивана начинался припадок.
— Эй, кто там? — прохрипел он, хватаясь за сердце. — Ко мне!..
В комнату ворвался постельничий Дмитрий Иванович Годунов. Сообразив, в чем дело, он послал за лекарем. Царя Ивана раздели, окутали мокрыми, холодными простынями…
Непомерные и беспощадные требования ставил царь Иван перед своим народом, как рехнувшийся умом кормщик, поднявший в бурю все паруса на своем корабле. И вот ветер рвет в клочья парусину и ломает мачты, и спасение свое моряки видят в том, чтобы лишить власти сумасшедшего…
Лекарства и холодные простыни оказали свое успокоительное действие. К вечеру царь оправился, встал с постели и снова вспомнил Ливонскую войну. Он долго сидел не шевелясь в кресле с резной спинкой, уткнувшись взглядом в решетчатое оконце.
«Что делать? — думал царь. — Могу ли я, сын и внук двух русских государей, отступить от заветов своих предков? Помню, что заклятый враг государства крымский хан Девлет-Гирей издавна разоряет русские земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Царь Иван молчал.
— Этим летом английский купец Христофор Гудзон на трех кораблях из Нарвы вышел. И на него жигимондовские разбойники напали.
— Заполонили англичан? — спросил царь.
— Нет, великий государь, Христофор Гудзон вооружил свои корабли пушками. И мореходам роздал оружие. Когда разбойники напали, храбрый англичанин вступил в бой и победил.
— Сколько было кораблей у разбойников? — с интересом спросил царь.
— Шесть. Один корабль англичане сожгли, другой успел уйти в море. Четыре корабля они привели в Нарву и выдали нашему воеводе. И матросы числом восемьдесят, и капитан Асмус Кендриксон тоже отданы нашему воеводе. Что прикажешь с ними делать, великий государь?
— Повесить за ноги, пусть висят, пока птицы не исклюют, — сразу сказал царь.
— У капитана Асмуса Кендриксона английские купцы отняли опаснуюnote 59 грамоту короля Жигимонда и прислали ее тебе, великий государь.
— Что написано тамо?
— Король Жигимонд называет тебя нехристем и язычником и обвиняет в поступках противу всей христианской церкви. Он пишет, что для борьбы с тобой он посылает в море своих разбойников.
— А еще что?
Висковатый прочитал каперское свидетельство, написанное по-немецки. В нем были оговорены условия, на которых воевал Асмус Кендриксон против московского царя.
— Значит, в глаза одно, а за глаза вон что Жигимонд творит, нехристем называет, врагом церкви христианской… А ежели я найду мореходов и пошлю воевать разбойников, что король на свою службу взял?
Иван Михайлович ждал этого вопроса.
— У Аникея Строганова есть такой человек, доньских земель, Карстен Роде. Он берется разбойников унять. Аникей ему два корабля дает и мореходов своих природных русских. Тебе, великий государь, иноземца надобно к себе в услужение взять и опасную грамоту ему выдать.
— Согласен, — оживившись, сказал царь, — пиши грамоту. Григорий Лукьяныч мне тоже о доньском мореходе сказывал… Да я болел и Строганова отпустил, не повидавши. Короля Жигимонда назови настоящим, истинным наследным врагом святой апостольской церкви и вечным союзником турок против всех христианских государей. А еще сошлись в грамоте на морские разбои, чинимые Жигимондом, и на жалобы тех, кого он обидел. И на письма сошлись иноземных правителей, где просят они положить конец такому порядку. Объяви, что решил я на будущее время защищать от короля польского неповинных купцов и гостей, ради чего приказываю корабельщику…
Царь Иван приостановился, забыв имя датчанина.
— Карстен Роде, великий государь.
— Приказываю Карстену Роде с товарищами преследовать огнем и мечом в убежищах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто бы стал привозить к ним либо отвозить от них товары, припасы или что бы то ни было… Ну, а все прочее пиши, как в грамоте короля Жигимонда.
Иван Михайлович записал все приказы царя Ивана.
— Исполню, великий государь.
— Пленников, кои ему достанутся, пусть Карстен Роде передает моим людям в Нарве. А ежели сам Карстен Роде в плен попадет, буду выручать. Не забудь капитана Асмуса Кендриксона повесить вместе с матросами, зачем согласился с королем Жигимондом меня называть нехристем и врагом христианской церкви.
— Исполню, великий государь, — повторил Висковатый и низко поклонился.
— И откуда все напасти на нас идут? — помолчав, сказал царь Иван. — Скажи мне, Ивашка.
И тут Иван Михайлович Висковатый решился сказать о том, что, по его мнению, угрожает безопасности Русского государства. Он в мягких и расплывчатых выражениях предложил закончить войну в Ливонии, укрепив прежде взятые города.
— Когда меня в животе не будет, тогда и отцовский наказ забуду, — приподнявшись в кресле, не спуская тяжелого взгляда с Висковатого, сказал царь.
Иван Михайлович знал, как трудно уговорить упрямого и самолюбивого царя. Но другого выхода не было.
— Великий государь, не следует забывать родительских наказов, но можно отложить их осуществление. Войну в Ливонии необходимо закончить. Я говорю, временно закончить. Собравшись с силами, мы снова начнем воевать. Король Жигимонд хочет мира — надо мириться. В отчинах твоих, — продолжал Висковатый, — большое оскудение в людях. Шведский король Юхан, твой супротивник, за Ревель будет стоять. И турецкий султан войско в Астрахань гонит и Девлет-Гирей с ним.
Печатник замолк.
Царь Иван опустился на сиденье и крепко сжал длинными пальцами резные ручки кресла.
— Говори, — приказал он.
— Совсем недавно король Жигимонд заставил литовцев принять унию. Попросту Польша захватила литовские и русские земли. Жигимонду теперь воевать будет способнее. От Ливонии он не отступит.
— Что, по-твоему, я должен делать?
— Подписать с королем Жигимондом перемирие, хотя бы на несколько лет, и готовить силы против турок и Девлет-Гирея… Когда можно было, — помолчав, добавил Висковатый, — я первый советовал тебе, государь, идти на Ливонию, а сейчас необходим мир. Да и среди холопов твоих, — Висковатый слегка запнулся и понизил голос, — разладица. Многие несогласны за Ливонию воевать. Говорят, захватили Нарву и Юрьев и прочие города, и хватит… А новгородцы, те только и ждут, когда ты ослабнешь, великий государь. Они хотят свое слово крепко сказать, вольности свои требовать, как по старине было.
Царь Иван, внимательно слушавший печатника, при этих словах выпрямился в кресле и притопнул сафьяновым сапогом. Лицо его исказилось.
— Я их уничтожу! — закричал царь пронзительно. — Они не посмеют больше говорить о своих вольностях. Мой дед начал, я закончу. Я буду воевать Ливонию, а кто не согласен, всех уничтожу…
Висковатый спохватился. О Новгороде вспоминать не следовало.
У царя Ивана начинался припадок.
— Эй, кто там? — прохрипел он, хватаясь за сердце. — Ко мне!..
В комнату ворвался постельничий Дмитрий Иванович Годунов. Сообразив, в чем дело, он послал за лекарем. Царя Ивана раздели, окутали мокрыми, холодными простынями…
Непомерные и беспощадные требования ставил царь Иван перед своим народом, как рехнувшийся умом кормщик, поднявший в бурю все паруса на своем корабле. И вот ветер рвет в клочья парусину и ломает мачты, и спасение свое моряки видят в том, чтобы лишить власти сумасшедшего…
Лекарства и холодные простыни оказали свое успокоительное действие. К вечеру царь оправился, встал с постели и снова вспомнил Ливонскую войну. Он долго сидел не шевелясь в кресле с резной спинкой, уткнувшись взглядом в решетчатое оконце.
«Что делать? — думал царь. — Могу ли я, сын и внук двух русских государей, отступить от заветов своих предков? Помню, что заклятый враг государства крымский хан Девлет-Гирей издавна разоряет русские земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120