Жил без веры, грех ведь! Ты ж крещеный. А чтоб по вере нашей жить без греха, десять заповедей Иисуса Христа помнить надобно. Говорит нам Святый Боже так: Я твой единственный Бог, никому другому не поклоняйся, не говори напрасно имя мое, отдай мне день субботний, чти отца и мать, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не доноси ложно на ближнего, не желай жены и имущества ближнего, люби ближнего как самого себя. Так-то! Ну-ка, повтори, сыне!
Дангу старательно повторил несколько раз с остановками и поправками Григория.
— Ну вот! Зело хорошо. Ладно. И до чего ж ты мне Ванятку моего старшого напоминаешь, сил нету! Никитка! Никитка! Ники! — Он погладил его по кудрявым золотистым волосам. — Слушай-ка! Нам отсель надобно выбираться. Я в здравии нахожусь, нога заподлинно ходит.
Он прошелся туда-сюда, чуть прихрамывая.
— Одежда на мне зело худая, да и лаптям снос случится быстрый. Бусурмане проклятущие ограбили, товару лишили и полушки не оставили. Ну ничего, теперь вместе будем пребывать. Господь расположит, и денег раздобудем.
Дангу понял про одежду и про то, что они будут вместе. Григорий пояснял слова жестами, но вот что такое деньги, Никита так и не взял в толк, хотя Семенов несколько раз принимался объяснять.
— Ну ладно! Дорогу на перевал показывай, а там разберемся. Оружие Божьей милостью имеем. — Он похлопал по пистолету, заткнутому за пояс. — Ну пошли, Ники!
Григорий решительно двинулся, запахивая халат, и вдруг нагнулся, ощупал подол. Остановился.
— Постой-ка! Тут, кажется, что-то зашито. Дай нож. Ну-ка, ну-ка! Посмотрим, — бормотал он, осторожно подпарывая угол халата, в то время как юноша внимательно смотрел на его действия.
Через несколько секунд поляну огласили два крика, слитые воедино. Один — радости, другой — удивления. В руках Григория лежал крохотный молитвослов, написанный мелким, неровным русским полууставом. Радости Григория не было границ.
— Слово Божие с нами, Никита! Это его благословение. Да святится имя твое! — Купец размашисто перекрестился и поцеловал молитвослов.
Дангу молнией озарило воспоминание о том, что он спрятал в укромном месте под перевалом сундучок с такими же предметами. Его первым порывом было тут же сказать об этом Григорию, но потом он решил, что сделает это позже.
— Ну вот, теперича уж пошли, Ники! — скомандовал купец.
Они двинулись в путь к перевалу, стараясь не выходить на открытые пространства, используя в качестве укрытия кусты, крупные камни, холмики. Новые друзья со стороны являли собой довольно живописную картину. Впереди шел молодой человек огромного роста и могучего телосложения, босой и голый, если не считать набедренной повязки, с кинжалом и колчаном на бедрах. Он временами останавливался, осматривался и принюхивался, как животное: нет ли где опасности. За ним метрах в десяти двигался, прихрамывая, второй — среднего возраста мужчина, невысокий, с черной бородой и усами. На нем был грязный рваный стеганый халат, подпоясанный красным кушаком, за который был заткнут пистолет. На ногах лапти, подвязанные лентами из лыка.
Через несколько часов они подошли под перевал. Григорий заволновался. В памяти всплыло все, что с ним произошло здесь. Он схватил спутника за руку:
— Постой-ка, Никита! Присядем чуток, вон место укромное.
Он завлек юношу за невысокую каменную гряду.
— Передохнем. Помолюсь я и помяну души друзей погибших, Салима да Тенгиза.
Он вынул молитвослов из складок халата и, найдя нужную страницу, начал негромко читать:
— Господи! Услышь молитву мою и вопль мой да приидет ко Тебе. Милостив Господь и праведен, и милосерд Бог наш. Хранит Господь простодушных. Объяли меня болезни смертные, муки адские постигли меня. Я изнемог, и Господи, помоги мне.
Ты избавил душу мою от смерти, очи мои от слез и ноги мои от преткновения. Да упокой души безвинно усопших рабов Тенгиза и Салима твоих и сотвори им вечную память. Благослови, Господь, во веки веков! Аминь!
Григорий встал на колени, несколько раз перекрестился и поклонился до земли. Потом поднялся.
— А теперь давай порешим, что нам делать.
Дангу почтительно наблюдал, как молится купец своему Нга. Но ведь теперь это был и его новый Нга, чье имя — Иисус Христос так непривычно звучит…
Юноша решил, что наступило самое время сказать Григорию о сундучке.
— Григо! Дангу раньше нашел там, — он махнул рукой на перевал, — такие же предметы, — он показал на молитвослов. — Там их много. Дангу — Ники может показать.
— Что ты говоришь? Какие предметы? Книги? Откуда?
— Ники не знает, но может показать, — смущенно повторил Дангу. — Это недалеко.
— Ну-ка, ну-ка покажи! Чьи оные?
Григорий засуетился, шумно засобирался. Дангу прижал палец к губам, потом осторожно выглянул из-за камней, чтобы осмотреться. Солнце стояло в зените, было тепло, по небу неторопливо плыли облака. На перевале пусто и тихо. Дангу дал знак Григорию, и они быстро двинулись к той лощине, где Дангу не так давно обнаружил загадочную находку.
Спустя два часа они подошли к скалистому обрыву, где Дангу спрятал свое сокровище. Григорий присел на камень отдохнуть, а юноша быстро полез наверх, и через несколько минут перед изумленным Григорием стоял тот заветный сундучок. Открыв его, он вскрикнул. На крышке было выгравировано:
Сей ларец принадлежит
ево светлости князю Боголюбову
Василию Андреевичу
— Послушай, Никитка! Ведь этот сундучок твоего батюшки! — проговорил Григорий. — Как он тут оказался? Посмотрим, что за книги. Да тут библиотека целая! Гляди-ка, эво — Псалтирь рифмотворная Симеона Полоцкого, Жития святых, Киевский Апостол. А вот Лексикон, Физиолог, Космография. Гляди! Эво — Потешная книга. В точь как у детишек моих. А вот Лицевой словарь Истомина Кариона. С картинками, значит.
Григорий начал перелистывать словарь, а Дангу с горящими от возбуждения глазами ловил каждое его слово.
— Эво, Аз — буква первая расейского алфавиту. Адам — как ты, — он показал на юношу, — аналогий, аспид, агкира — якорь, арифметика с цифирями, апрелий месяц, — читал Григорий. — Араната коза, смотри, — ткнул пальцем в картинку, — дикой человече…
Дангу понимающе кивнул:
— Кангми!
— «Начало аза бытность в Адаме, Земля есть в части отрока зрети…» — продолжал читать Григорий. Он сам был возбужден не меньше Дангу. — Читать по-расейски научу тебя, вот так!
Он вынимал книгу за книгой из сундучка, читая заглавия.
— А это что?
Он вытащил плоскую кожаную папку, плотно набитую бумагами. Начал их разбирать и замолчал, сосредоточенно читая про себя, переворачивая пожелтевшие листки, шевеля губами и иногда хмыкая. Потом вскочил, поднял бумаги над головой:
— Слышь, Никитка! Батюшку твоего их величество Петр Алексеевич послали к Великому Моголу, царю индианскому, дружбу да союз установлять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Дангу старательно повторил несколько раз с остановками и поправками Григория.
— Ну вот! Зело хорошо. Ладно. И до чего ж ты мне Ванятку моего старшого напоминаешь, сил нету! Никитка! Никитка! Ники! — Он погладил его по кудрявым золотистым волосам. — Слушай-ка! Нам отсель надобно выбираться. Я в здравии нахожусь, нога заподлинно ходит.
Он прошелся туда-сюда, чуть прихрамывая.
— Одежда на мне зело худая, да и лаптям снос случится быстрый. Бусурмане проклятущие ограбили, товару лишили и полушки не оставили. Ну ничего, теперь вместе будем пребывать. Господь расположит, и денег раздобудем.
Дангу понял про одежду и про то, что они будут вместе. Григорий пояснял слова жестами, но вот что такое деньги, Никита так и не взял в толк, хотя Семенов несколько раз принимался объяснять.
— Ну ладно! Дорогу на перевал показывай, а там разберемся. Оружие Божьей милостью имеем. — Он похлопал по пистолету, заткнутому за пояс. — Ну пошли, Ники!
Григорий решительно двинулся, запахивая халат, и вдруг нагнулся, ощупал подол. Остановился.
— Постой-ка! Тут, кажется, что-то зашито. Дай нож. Ну-ка, ну-ка! Посмотрим, — бормотал он, осторожно подпарывая угол халата, в то время как юноша внимательно смотрел на его действия.
Через несколько секунд поляну огласили два крика, слитые воедино. Один — радости, другой — удивления. В руках Григория лежал крохотный молитвослов, написанный мелким, неровным русским полууставом. Радости Григория не было границ.
— Слово Божие с нами, Никита! Это его благословение. Да святится имя твое! — Купец размашисто перекрестился и поцеловал молитвослов.
Дангу молнией озарило воспоминание о том, что он спрятал в укромном месте под перевалом сундучок с такими же предметами. Его первым порывом было тут же сказать об этом Григорию, но потом он решил, что сделает это позже.
— Ну вот, теперича уж пошли, Ники! — скомандовал купец.
Они двинулись в путь к перевалу, стараясь не выходить на открытые пространства, используя в качестве укрытия кусты, крупные камни, холмики. Новые друзья со стороны являли собой довольно живописную картину. Впереди шел молодой человек огромного роста и могучего телосложения, босой и голый, если не считать набедренной повязки, с кинжалом и колчаном на бедрах. Он временами останавливался, осматривался и принюхивался, как животное: нет ли где опасности. За ним метрах в десяти двигался, прихрамывая, второй — среднего возраста мужчина, невысокий, с черной бородой и усами. На нем был грязный рваный стеганый халат, подпоясанный красным кушаком, за который был заткнут пистолет. На ногах лапти, подвязанные лентами из лыка.
Через несколько часов они подошли под перевал. Григорий заволновался. В памяти всплыло все, что с ним произошло здесь. Он схватил спутника за руку:
— Постой-ка, Никита! Присядем чуток, вон место укромное.
Он завлек юношу за невысокую каменную гряду.
— Передохнем. Помолюсь я и помяну души друзей погибших, Салима да Тенгиза.
Он вынул молитвослов из складок халата и, найдя нужную страницу, начал негромко читать:
— Господи! Услышь молитву мою и вопль мой да приидет ко Тебе. Милостив Господь и праведен, и милосерд Бог наш. Хранит Господь простодушных. Объяли меня болезни смертные, муки адские постигли меня. Я изнемог, и Господи, помоги мне.
Ты избавил душу мою от смерти, очи мои от слез и ноги мои от преткновения. Да упокой души безвинно усопших рабов Тенгиза и Салима твоих и сотвори им вечную память. Благослови, Господь, во веки веков! Аминь!
Григорий встал на колени, несколько раз перекрестился и поклонился до земли. Потом поднялся.
— А теперь давай порешим, что нам делать.
Дангу почтительно наблюдал, как молится купец своему Нга. Но ведь теперь это был и его новый Нга, чье имя — Иисус Христос так непривычно звучит…
Юноша решил, что наступило самое время сказать Григорию о сундучке.
— Григо! Дангу раньше нашел там, — он махнул рукой на перевал, — такие же предметы, — он показал на молитвослов. — Там их много. Дангу — Ники может показать.
— Что ты говоришь? Какие предметы? Книги? Откуда?
— Ники не знает, но может показать, — смущенно повторил Дангу. — Это недалеко.
— Ну-ка, ну-ка покажи! Чьи оные?
Григорий засуетился, шумно засобирался. Дангу прижал палец к губам, потом осторожно выглянул из-за камней, чтобы осмотреться. Солнце стояло в зените, было тепло, по небу неторопливо плыли облака. На перевале пусто и тихо. Дангу дал знак Григорию, и они быстро двинулись к той лощине, где Дангу не так давно обнаружил загадочную находку.
Спустя два часа они подошли к скалистому обрыву, где Дангу спрятал свое сокровище. Григорий присел на камень отдохнуть, а юноша быстро полез наверх, и через несколько минут перед изумленным Григорием стоял тот заветный сундучок. Открыв его, он вскрикнул. На крышке было выгравировано:
Сей ларец принадлежит
ево светлости князю Боголюбову
Василию Андреевичу
— Послушай, Никитка! Ведь этот сундучок твоего батюшки! — проговорил Григорий. — Как он тут оказался? Посмотрим, что за книги. Да тут библиотека целая! Гляди-ка, эво — Псалтирь рифмотворная Симеона Полоцкого, Жития святых, Киевский Апостол. А вот Лексикон, Физиолог, Космография. Гляди! Эво — Потешная книга. В точь как у детишек моих. А вот Лицевой словарь Истомина Кариона. С картинками, значит.
Григорий начал перелистывать словарь, а Дангу с горящими от возбуждения глазами ловил каждое его слово.
— Эво, Аз — буква первая расейского алфавиту. Адам — как ты, — он показал на юношу, — аналогий, аспид, агкира — якорь, арифметика с цифирями, апрелий месяц, — читал Григорий. — Араната коза, смотри, — ткнул пальцем в картинку, — дикой человече…
Дангу понимающе кивнул:
— Кангми!
— «Начало аза бытность в Адаме, Земля есть в части отрока зрети…» — продолжал читать Григорий. Он сам был возбужден не меньше Дангу. — Читать по-расейски научу тебя, вот так!
Он вынимал книгу за книгой из сундучка, читая заглавия.
— А это что?
Он вытащил плоскую кожаную папку, плотно набитую бумагами. Начал их разбирать и замолчал, сосредоточенно читая про себя, переворачивая пожелтевшие листки, шевеля губами и иногда хмыкая. Потом вскочил, поднял бумаги над головой:
— Слышь, Никитка! Батюшку твоего их величество Петр Алексеевич послали к Великому Моголу, царю индианскому, дружбу да союз установлять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81