Жаркая предмуссонная майская ночь вступила в свои права. Неумолчно стрекотали цикады, на черном бархатном небе мерцали яркие звезды, неслышно сновали туда-сюда летучие мыши.
— А-а-а-ли! Приведи-ка сюда того фаррррренги, — заплетающимся языком пробормотал Бадмаш.
Два разбойника бросились исполнять приказ. Они вытащили несчастного Григория из сторожки и поволокли к главарю.
— Туда его! — Он махнул на каменный столб, стоявший возле полуразрушенной стены под густым развесистым баньяном. — И разденьте!
С Григория содрали халат, сапоги и прикрутили веревками к столбу.
— Ироды проклятые! Чтоб вам пропасть в геенне огненной! — закричал Семенов, пытаясь вырваться. — За что вы меня?
— Собака! Кафир вонючий! — Бадмаш мгновенно рассвирепел, лицо его побледнело. Он даже как будто бы протрезвел. Потом вскочил и, подбежав к россиянину, начал его бить наотмашь по лицу. — Ну-ка, скажи, кафир, как ты оказался на перевале Зоджи-Ла, когда мои молодцы захватили караван из Джунгарии, и почему у тебя оказались бриллианты, которые везли в этом караване в подарок несравненному падишаху Фарруху Сийяру?
— Так вот в чем дело! — Григорий мотал головой, стараясь спасти от жестоких ударов Бадмаша глаза и зубы. По лицу текла кровь, а афганец, рыча от злобы, продолжал бить.
— Наш человек у Парвеза нам все рассказал. Такие бриллианты могут принадлежать только хану Галдану. А ты — нищий и вор! Я посажу тебя на кол!
Он схватил Григория за горло и стал душить. Потом отпустил.
— Говори, собака!
— Мухтарам! Бриллианты принадлежат русскому радже Никите Боголюбову, — с трудом зашевелил разбитыми окровавленными губами Григорий.
— Какому еще радже? Где он? — Бадмаш удивленно отстранился от Григория, а потом повернулся к Али: — Что он мелет?
Али пожал плечами, потом плеснул из пиалы водой в лицо россиянина и крикнул:
— Где бриллианты? Говори быстрее, кафир!
Григорий молчал.
— Ты у меня заговоришь сейчас, — злобно прошипел Бадмаш, выхватил из костра пылающую головню и прижал к телу Григория. Вопль боли огласил весь двор.
— Господи! Господи! — кричал Григорий. — Спаси, дай силы!
— Где бриллианты?
В ответ доносились лишь стоны и причитания. И снова в ход пошла головня. И снова крики россиянина. Его тело совсем обмякло и повисло на веревках. Казалось, что он потерял сознание. Али снова плеснул ему в лицо водой и потряс за волосы, приводя в чувство.
— Грязное отродье! Ты будешь говорить или нет? Где бриллианты? — крикнул Бадмаш.
Григорий открыл глаза и молча уставился на своего мучителя.
— Ну хорошо же! Арэ! — Афганец поманил усатого разбойника. — Позови сюда Мардана, и пусть он принесет свой черный ящик. Сейчас заговоришь, — криво усмехнулся афганец, глядя на Григория.
Через некоторое время из храма выбежал невысокий старичок, в красном халате и с высоким красным же тюрбаном на голове. Его подгонял усатый. В руках старик держал ящик из черного лакированного дерева с дверцей и несколькими щелями сверху. Он приблизился к Бадмашу и опустился перед ним на колени, придерживая ящик под мышкой. Потом почтительно наклонил голову:
— Джи хан, хузур!
Бадмаш показал на Григория:
— Вот этого!
— Хорошо, хузур! — пробормотал старик.
Он выпрямился, подошел к россиянину, который окончательно пришел в себя и внимательно смотрел на странные приготовления. Все, кроме Бадмаша, опасливо отошли в сторону. Старик поставил ящик на землю перед Григорием, вынул из-за пазухи длинную палочку и начал опускать ее в каждую щель ящика в одну за другой, напевая при этом и что-то выкрикивая. Потом быстро открыл дверцу и отступил на шаг. Вынул из сумки, висевшей на боку, флейту — басури и заиграл на ней. Из ящика медленно выползла огромная черная кобра. Она была раздражена тем, что ее так бесцеремонно разбудили. Но пение флейты Mapдана заставляло ее выполнить приказ, как она много раз делала это раньше. Змея свернулась клубком, потом поднялась перед Григорием, ее клобук раздулся, глаза загорелись красными злобными огоньками. Раскачиваясь из стороны в сторону, она словно выбирала место, куда вонзить смертоносные зубы.
A Mapдан все наигрывал на флейте, и темп становился все резче и быстрее.
— Ну что, скажешь, где бриллианты? — спросил Бадмаш.
Но Григорий молчал. Кобра все быстрее раскачивалась в такт музыке, все ближе и ближе поднимаясь к лицу Семенова. Она почуяла запах крови, и это разъярило ее еще больше. Музыка перешла на высокие ноты, на какой-то неистовый фальцет. Змея перестала качаться и замерла, повинуясь звуковому приказу Мардана. Не переставая играть, он махнул свободной рукой Бадмашу.
— Собака, где бриллианты? — рявкнул Бадмаш. — Змея ждет приказа Мардана, Мардан ждет приказа Бадмаша! Ты понял?
Григорий по-прежнему молчал. И в эту секунду что-то с легким свистом пронеслось в воздухе. Голова кобры, словно срезанная бритвой, упала на землю, а туловище в предсмертных конвульсиях начало бешено свиваться и развиваться. Все остолбенели. С кроны баньяна на каменные плиты двора мягко спрыгнул человек гигантского роста.
— Никитка! Сынок! Спаситель мой! — прошептал Григорий распухшими губами.
Один разбойник успел опомниться и схватился за меч, намереваясь броситься на незнакомца. Но Дангу молниеносным движением вырвал из колчана еще один дротик, и тут же разбойник рухнул с пронзенным горлом, захлебываясь собственной кровью.
Одним прыжком Дангу оказался около Григория и взмахом кинжала обрезал путы, которыми тот был привязан к пыточному столбу. Затем подскочил к Бадмашу и, схватив за горло, легко приподнял над землей.
— Ты спрашивал, какой еще раджа? Так вот он, которому принадлежат бриллианты! Это — я, русский княжич Никита Боголюбов. Спутник этого фаренги. Я пришел к тебе сам.
Бадмаш, хоть и отличался внушительной комплекцией, выглядел просто ребенком по сравнению с великаном Дангу. Он беспомощно барахтался, размахивая руками и ногами, и уже начал задыхаться, выпучив глаза и пуская изо рта слюнявые пузыри.
— Никогда не смей требовать чужое добро, это раз, и потом, почему ты так жестоко мучаешь моего Григо? Мы, кангми, так никогда не делаем.
Дангу усмехнулся, еще крепче сжимая свои стальные пальцы вокруг шеи афганца и вглядываясь в его стекленеющие глаза.
— Никитка! Сынок! Брось ты эту падаль, — негромко произнес россиянин. — Да простит его Господь Бог Всеспаситель.
— Поблагодари Григо, что остался жив, — пробурчал Дангу. — Ты — дрянь, ты хуже шакала.
Он разжал пальцы, и Бадмаш, почти бездыханный, мешком рухнул на землю. Али вознамерился было помочь своему господину, но, увидев, как Дангу положил руку на колчан с дротиками, застыл в немом ужасе.
Осмотревшись при свете затухающего костра и убедившись, что все спокойно, Дангу взвалил Григория на плечи и скрылся в ветвях баньяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81