Но допрашивать их не было надобности. Найденные при них документы ясно говорили о том, что они служат наемниками в могольских войсках. Мансабдар решил, что англичане каким-то образом оказались в плену у сикхов.
— Это наши. Завтра, когда они придут в себя, мы представим их почтенному субедару Лахора Кадыр-хану. Правда, в Дели уже нет несравненного падишаха Фарруха Сийяра, — добавил мансабдар, поморщившись. — Но это не имеет значения, будет кто-то другой, а мы государевы слуги и обязаны исправно делать свое дело. Уведите их, — приказал он сипаям. — Да будет Аллах нами доволен.
ДОБРЫЙ ЗНАК
Наши герои почти спустились с Гор на Равнины Пенджаба, в одну из самых богатых суб — провинций империи Великих Моголов. Это были священные земли Пятиречья — ворота в Индию. Многие завоеватели в течение веков проходили здесь с мечом и огнем, стремясь к одной цели — Дели, чтобы потом захватить и другие города богатой Гангской долины.
Бескрайние просторы слегка всхолмленных желтых, золотистых, зеленых полей, залитых жарким солнцем, островки леса, каналы, широкие и узкие, полные сверкающей воды, синяя кромка гор по горизонту, глиняные деревни среди полей, дороги и крепости, крепости большие и маленькие в городах, возле городов и у дорог — таков Пенджаб.
Бросив взгляд на карту Индии, мы увидим, что перевал Пир-Панджал, Дели и Лахор как бы образуют вершины неправильного треугольника, покрывающего северную часть территории Пенджаба. Перевал Пир-Панджал находится на севере, Лахор на западе, а Дели — на востоке. Длинные стороны этого воображаемого треугольника имеют протяженность примерно по триста пятьдесят километров, короткая — сто пятьдесят. Вдоль короткой стороны между Пир-Панджалом и Лахором располагается само Пятиречье, верховья Инда с его четырьмя притоками — Рави, Беасом, Сатледжем и Джеламом; вдоль одной длинной стороны между Пир-Панджалом и Дели располагается Доаб — Двуречье, Ганг и его приток Джамна, а вдоль другой — между Лахором и Дели — простираются полупустынные пространства холмов Аравали, переходящие в пустыню Тар. Именно здесь прервался путь французского врача Поля Жамбрэ, направлявшегося ко двору несравненного падишаха Великого Могола Фарруха Сийяра.
« Господи Боже, истинный и живой путь наш! Ты путешествовал со слугою своим Иосифом, будь же с нами, рабами твоими, и в нашем пути. Избави от опасностей, дай мир и благополучие в дороге… Царство твое и сила и слава твоя да пребудут ныне и присно и во веки веков. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!» — прозвучала молитва на добрую дорогу. Григорий и Дангу перекрестились несколько раз, встали с колен и начали последние приготовления к спуску на Равнины. Григорий проверил свою заветную котомку, потом покачал на руке.
— Тяжелая, черт! Надоело таскать. Подвесить на луку седла? Мешать будет, — бормотал он. На глаза попалась вьючная лошадь с яхтанами, в которых был его товар. — Суну-ка туда. Эдак по-надежнее будет. А лошадь сам поведу. Вот так, Никитушка!
Он улыбнулся в бороду и подмигнул юноше. Потом, крякнув, немного повозился с лошадьми, сел на свою, пришпорил ее и дернул за длинную вьючную уздечку:» Но-о-о! Милая! Господи прости!»
Надо было пристраиваться к каравану, который уже вытягивался по тропе.
Дангу ощупал под серапой колчан с дротиками и джемдер на поясе и, как всегда, пошел рядом со своей лошадью, положив одну руку на седло, а в другой держа уздечку.
— Григо! Я пойду за тобой.
— Добро, сынок, добро!
Около полудня подошли к реке Мунавварвали. Она вспухла от дождей. Грязно-коричневые потоки грозно бурлили среди камней. Переправу еще не восстановили, и караван-баши, посовещавшись со старыми погонщиками, решил переправляться вброд. Нашли место, где река разбивалась длинным островком на два рукава, и караван-баши первым въехал в воду. Один, более мелкий рукав преодолели благополучно. Все — люди и лошади — сгрудились на островке. Надо было переправиться через второй рукав шириной около трехсот хатхов. Караван-баши, теперь уже не один, а в паре с Данешмендом, одним из самых сильных молодых погонщиков, направили своих лошадей в несущийся поток, отпустив поводья и предоставив умным животным самим выбирать дорогу. Лошади осторожно продвигались через реку. Вода доходила им до брюха. Наконец все опасные места были пройдены, и лошади вынесли своих седоков на противоположный берег.
— Ачча! Ачча! — нестройным хором закричали погонщики и сипаи, радостно размахивая руками. Путь был проложен, и лошади одна за другой начали входить в воду.
До противоположного берега оставалось уже немного, когда вьючная лошадь Григория внезапно, видимо оступившись, ушла по горло в реку. Григорий от неожиданности выпустил из рук уздечку. Лошадь замотала головой, заваливаясь набок, громко заржала, пытаясь достать дно ногами. Но тщетно! Поток уже подхватил ее, вынося на стремнину к грозным бурунам. Быстрое течение было теперь ее главным врагом.
— О-о-о! — разнесся громкий вопль Григория, перекрывая неумолчный однообразный шум реки. — Котомка! Котомка! — в отчаянии повторял он, схватившись за голову. — Господи! Господи!
Лошадь бешено била ногами по воде, но ее сносило все дальше и дальше. Вот-вот она навсегда исчезнет в бурлящих водоворотах… Караван-баши что-то кричал и метался по берегу.
— Ах-хаг! Ах-хаг! — раздался громовой клич Дангу. Еще секунда, и его стальное тело уже рассекало стремительный поток. Он подплыл к несчастной лошади, схватил ее за подпругу и могучим рывком, пересиливая напор воды, завел за торчащий из воды камень. Теперь течение стало их союзником, прижимая к валуну обоих. Небольшая передышка, и еще один рывок к другому камню. Стремнина осталась уже позади, и теперь лошадь, достав дно ногами, мощно рванулась к берегу. Несколько десятков хатхов и человек с лошадью, взбаламучивая прибрежное мелководье, выбрались на берег навстречу сбегающимся людям.
Дангу остановился, тяжело дыша от чудовищного напряжения, подтолкнул вперед лошадь, поднял руки над головой, и над рекой снова разнесся гордый клич:» Ах-хаг! Ах-хаг!»
— Пахлаван! Пахлаван! — наперебой восклицали окружившие его погонщики. Каждый кланялся ему и старался прикоснуться к нему рукой.
— Дангу победил чху, воду! — проговорил юноша. Ноздри его трепетали, глаза горели блеском стремительной борьбы со стихией.
— Никитушка, сынок! — пробился к нему через толпу погонщиков Григорий. — Могуч ты, как Алеша Попович! Ух ты! А я-то, дурень старый! И почему котомку сунул в яхтан? Тьфу ты, черт плешивый попутал, Господи прости! — Он перекрестился, радостно глядя на юношу. — Спас ведь котомку, а в ней знаешь что схоронено? — продолжал он, понижая голос. — Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне… Аминь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Это наши. Завтра, когда они придут в себя, мы представим их почтенному субедару Лахора Кадыр-хану. Правда, в Дели уже нет несравненного падишаха Фарруха Сийяра, — добавил мансабдар, поморщившись. — Но это не имеет значения, будет кто-то другой, а мы государевы слуги и обязаны исправно делать свое дело. Уведите их, — приказал он сипаям. — Да будет Аллах нами доволен.
ДОБРЫЙ ЗНАК
Наши герои почти спустились с Гор на Равнины Пенджаба, в одну из самых богатых суб — провинций империи Великих Моголов. Это были священные земли Пятиречья — ворота в Индию. Многие завоеватели в течение веков проходили здесь с мечом и огнем, стремясь к одной цели — Дели, чтобы потом захватить и другие города богатой Гангской долины.
Бескрайние просторы слегка всхолмленных желтых, золотистых, зеленых полей, залитых жарким солнцем, островки леса, каналы, широкие и узкие, полные сверкающей воды, синяя кромка гор по горизонту, глиняные деревни среди полей, дороги и крепости, крепости большие и маленькие в городах, возле городов и у дорог — таков Пенджаб.
Бросив взгляд на карту Индии, мы увидим, что перевал Пир-Панджал, Дели и Лахор как бы образуют вершины неправильного треугольника, покрывающего северную часть территории Пенджаба. Перевал Пир-Панджал находится на севере, Лахор на западе, а Дели — на востоке. Длинные стороны этого воображаемого треугольника имеют протяженность примерно по триста пятьдесят километров, короткая — сто пятьдесят. Вдоль короткой стороны между Пир-Панджалом и Лахором располагается само Пятиречье, верховья Инда с его четырьмя притоками — Рави, Беасом, Сатледжем и Джеламом; вдоль одной длинной стороны между Пир-Панджалом и Дели располагается Доаб — Двуречье, Ганг и его приток Джамна, а вдоль другой — между Лахором и Дели — простираются полупустынные пространства холмов Аравали, переходящие в пустыню Тар. Именно здесь прервался путь французского врача Поля Жамбрэ, направлявшегося ко двору несравненного падишаха Великого Могола Фарруха Сийяра.
« Господи Боже, истинный и живой путь наш! Ты путешествовал со слугою своим Иосифом, будь же с нами, рабами твоими, и в нашем пути. Избави от опасностей, дай мир и благополучие в дороге… Царство твое и сила и слава твоя да пребудут ныне и присно и во веки веков. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!» — прозвучала молитва на добрую дорогу. Григорий и Дангу перекрестились несколько раз, встали с колен и начали последние приготовления к спуску на Равнины. Григорий проверил свою заветную котомку, потом покачал на руке.
— Тяжелая, черт! Надоело таскать. Подвесить на луку седла? Мешать будет, — бормотал он. На глаза попалась вьючная лошадь с яхтанами, в которых был его товар. — Суну-ка туда. Эдак по-надежнее будет. А лошадь сам поведу. Вот так, Никитушка!
Он улыбнулся в бороду и подмигнул юноше. Потом, крякнув, немного повозился с лошадьми, сел на свою, пришпорил ее и дернул за длинную вьючную уздечку:» Но-о-о! Милая! Господи прости!»
Надо было пристраиваться к каравану, который уже вытягивался по тропе.
Дангу ощупал под серапой колчан с дротиками и джемдер на поясе и, как всегда, пошел рядом со своей лошадью, положив одну руку на седло, а в другой держа уздечку.
— Григо! Я пойду за тобой.
— Добро, сынок, добро!
Около полудня подошли к реке Мунавварвали. Она вспухла от дождей. Грязно-коричневые потоки грозно бурлили среди камней. Переправу еще не восстановили, и караван-баши, посовещавшись со старыми погонщиками, решил переправляться вброд. Нашли место, где река разбивалась длинным островком на два рукава, и караван-баши первым въехал в воду. Один, более мелкий рукав преодолели благополучно. Все — люди и лошади — сгрудились на островке. Надо было переправиться через второй рукав шириной около трехсот хатхов. Караван-баши, теперь уже не один, а в паре с Данешмендом, одним из самых сильных молодых погонщиков, направили своих лошадей в несущийся поток, отпустив поводья и предоставив умным животным самим выбирать дорогу. Лошади осторожно продвигались через реку. Вода доходила им до брюха. Наконец все опасные места были пройдены, и лошади вынесли своих седоков на противоположный берег.
— Ачча! Ачча! — нестройным хором закричали погонщики и сипаи, радостно размахивая руками. Путь был проложен, и лошади одна за другой начали входить в воду.
До противоположного берега оставалось уже немного, когда вьючная лошадь Григория внезапно, видимо оступившись, ушла по горло в реку. Григорий от неожиданности выпустил из рук уздечку. Лошадь замотала головой, заваливаясь набок, громко заржала, пытаясь достать дно ногами. Но тщетно! Поток уже подхватил ее, вынося на стремнину к грозным бурунам. Быстрое течение было теперь ее главным врагом.
— О-о-о! — разнесся громкий вопль Григория, перекрывая неумолчный однообразный шум реки. — Котомка! Котомка! — в отчаянии повторял он, схватившись за голову. — Господи! Господи!
Лошадь бешено била ногами по воде, но ее сносило все дальше и дальше. Вот-вот она навсегда исчезнет в бурлящих водоворотах… Караван-баши что-то кричал и метался по берегу.
— Ах-хаг! Ах-хаг! — раздался громовой клич Дангу. Еще секунда, и его стальное тело уже рассекало стремительный поток. Он подплыл к несчастной лошади, схватил ее за подпругу и могучим рывком, пересиливая напор воды, завел за торчащий из воды камень. Теперь течение стало их союзником, прижимая к валуну обоих. Небольшая передышка, и еще один рывок к другому камню. Стремнина осталась уже позади, и теперь лошадь, достав дно ногами, мощно рванулась к берегу. Несколько десятков хатхов и человек с лошадью, взбаламучивая прибрежное мелководье, выбрались на берег навстречу сбегающимся людям.
Дангу остановился, тяжело дыша от чудовищного напряжения, подтолкнул вперед лошадь, поднял руки над головой, и над рекой снова разнесся гордый клич:» Ах-хаг! Ах-хаг!»
— Пахлаван! Пахлаван! — наперебой восклицали окружившие его погонщики. Каждый кланялся ему и старался прикоснуться к нему рукой.
— Дангу победил чху, воду! — проговорил юноша. Ноздри его трепетали, глаза горели блеском стремительной борьбы со стихией.
— Никитушка, сынок! — пробился к нему через толпу погонщиков Григорий. — Могуч ты, как Алеша Попович! Ух ты! А я-то, дурень старый! И почему котомку сунул в яхтан? Тьфу ты, черт плешивый попутал, Господи прости! — Он перекрестился, радостно глядя на юношу. — Спас ведь котомку, а в ней знаешь что схоронено? — продолжал он, понижая голос. — Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне… Аминь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81