Он обязательно освободит меня и отплатит тебе за все твое зло и низость. Лучше отпусти меня, а сам пади к ногам Рамы и смиренно проси его прощения за свою дерзость.
Раван вспыхнул от гнева и велел поместить Ситу в отдельный дворец с садом, приказав нескольким прислужницам ракшаси донимать ее и угрожать ей до тех пор, пока она не признает Равана своим господином. Но ракшаси скоро полюбили Ситу за ее добродетель и преданность Раме. Они даже утешали Ситу и, только когда приходил Раван, для виду начинали ее бранить… «
Парвез остановился передохнуть и сделать несколько затяжек из хукки, а погонщики и сипаи, сидевшие у костра возле него, одобрительно загудели:
— Вах ва! Вах ва! — Хорошо рассказываешь, продолжай!
Ювелир обвел глазами напряженные лица слушателей и, удовлетворенный производимым впечатлением, продолжил:
«…И вот, в поисках Ситы Рама и Лакшман шли все дальше и дальше, тщательно обыскивая горы и леса…»
Внезапно со стороны большого навеса послышался громкий, душераздирающий крик. Все вскочили. Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием в костре горящих сучьев. Вдруг крик снова повторился, но уже на нисходящей жалобной ноте. Люди бросились к навесу, обогнули его и застыли, объятые ужасом. При свете полной луны, сверкавшей в разрывах облаков, было видно, как громадный леопард тащил по земле одного из сипаев. Но еще через мгновение в воздухе, словно тень, мелькнуло чье-то тело, и леопард, бросив жертву, издал громкий короткий рык негодования, почувствовав на своей спине незнакомую тяжесть. Это был Дангу. Одной рукой он обхватил стальной хваткой шею зверя и встал на ноги; леопард оказался в вертикальном положении и беспомощно молотил воздух передними лапами. Другой рукой Дангу с быстротой молнии вонзил кинжал несколько раз по самую рукоять в незащищенную глотку хищника. Тут равных Дангу не было. Это был его мир, в котором он вырос. Делать так, а не иначе учил его когда-то отец Вангди.
Из ран леопарда, булькая, хлынули фонтаны крови. Дангу разжал руку и мягко отпрыгнул. Зверь осел и рухнул на землю, заваливаясь на бок, царапая землю и мотая хвостом, дергаясь в предсмертной агонии. Через минуту все было кончено. И Дангу, подняв кверху окровавленную руку с джемдером и поставив ногу на бездыханное тело леопарда, лежавшее в луже крови, издал несколько раз раскатистое победное» ах-хаг!».
Этот громкий крик словно разбудил людей, изумленно взиравших на происходящее. Караван-баши, Парвез, погонщики бросились к несчастному сипаю, неподвижно лежавшему около леопарда.
Дангу еще не пришел в себя от схватки. Он часто дышал, грудь его вздымалась, лицо было искажено, глаза испускали какой-то необыкновенный свет. Наконец он опустил руку.
— Какая ж силушка в тебе, Никитка, сынок! — только и смог произнести потрясенный Григорий, подходя к нему и поглаживая его по руке. — Богатырь ты расейский, индианина спас! Такую зверюгу одолеть! Господь наш Всеспаситель! Ай-яй-яй! — Он покачал головой.
Однако радость победы над страшным зверем была омрачена. Несчастный сипай лежал на земле, истекая кровью. Его осторожно перенесли к костру. Раненый оставался в сознании, хотя состояние его было ужасным. Острые клыки леопарда разорвали бедняге горло, и он издавал при дыхании страшные свистящие звуки. На левой руке от плеча до локтя зияла глубокая кровоточащая рана, на правой стороне головы скальп был содран и свисал, закрывая половину лица. Все довольно беспомощно суетились около раненого, стараясь помочь чем можно. Григорий, используя свой богатый военный опыт, решительно взял на себя роль доктора. Раны были слишком тяжелыми, чтобы надеяться на успех. Но Григорий ничего об этом не сказал. Под его руководством остановили кровотечение, наложили повязки из листьев и укрыли сипая одеялом.
— Махарадж! — почтительно обратился караван-баши к Дангу, приложив к груди руки. — Ты избавил эту местность от злого духа бхута, который вселился в тело леопарда. Да ниспошлет тебе Аллах благополучие и счастье! Мы называли его дхаркотским леопардом, потому что его первой жертвой оказалась женщина из деревни Дхаркот. Это случилось пять лет тому назад. После этого он стал людоедом. Это он, я узнал его по черным ушам, о которых говорили местные охотники. Я давно, очень давно вожу караваны по падишахской дороге, и все это время дхаркотский людоед нападал по ночам на караваны и деревни, убивая и калеча людей. Там, — он махнул рукой на Горы, — деревни Каллар и Дхаркот, а там, — он повернулся к Равнинам, — деревни Барсото, Сиал-Суи и Пунар. Он убивал в них мужчин, женщин и детей. Много, очень много! Может быть, их было тридцать или сорок, никто не считал. Он убивал и калечил только по ночам. Днем его никто не видел. Он проникал в плохо закрытые жилища и убивал там. Страх перед этим ужасным людоедом превратил наше мужество в воду. Махарадж! Я сам из этих мест и все хорошо знаю. Охотники из разных деревень ставили на него ловушки и засады с приманкой. Все было бесполезно! Фаудждар присылал сипаев с мушкетами и фитильными ружьями. Но и это не помогло: невозможно сидеть ночами в засаде и держать все время фитили зажженными.
— Конечно, конечно! Ведь кремневое ружье надо! — вставил веско Григорий.
— Хитрый бхут, вселившийся в леопарда, смеялся над нами и продолжал убивать несчастных людей, — продолжал караван-баши. — Пока светило солнце, все занимались своими делами: мужчины без боязни шли в отдаленные деревни на базары или навестить родственников; женщины ходили срезать тростник и дерн для сушки и покрытия крыш или на корм скоту; дети отправлялись в джунгли пасти коз и собирать сухие ветки. Летом паломники большими группами, которые часто сопровождал и я, или в одиночку тянулись по дороге в святые места.
Но как только солнце приближалось на западе к горизонту и тени начинали удлиняться, все менялось. Мужчины торопились по домам; женщины, спотыкаясь, спешили спуститься с крутых горных склонов; детей, замешкавшихся по пути, созывали обеспокоенные матери.
Усталым паломникам мы часто напоминали о необходимости торопиться в убежище. Когда наступала ночь, зловещая тишина нависала по всей округе — нигде ни звука, ни шороха, ни движения, ни огонька.
Все безмолвствовали, боясь привлечь внимание ужасного людоеда. Какие уж тут мушкеты и ружья! И вот ты, махарадж, да благословит тебя Аллах, избавил нас от этого шайтана! Утром я пошлю гонцов в деревни, чтобы сообщить, что герой фаренги по имени Дангу убил одним джемдером дхаркотского людоеда. Теперь все вздохнут с облегчением. Хвала Аллаху, ему одному!
— Вах ва! Вах ва! — зашумели, улыбаясь, погонщики и сипаи.
Все окружили юношу, каждый старался прикоснуться к нему, выражая таким образом признательность и восхищение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Раван вспыхнул от гнева и велел поместить Ситу в отдельный дворец с садом, приказав нескольким прислужницам ракшаси донимать ее и угрожать ей до тех пор, пока она не признает Равана своим господином. Но ракшаси скоро полюбили Ситу за ее добродетель и преданность Раме. Они даже утешали Ситу и, только когда приходил Раван, для виду начинали ее бранить… «
Парвез остановился передохнуть и сделать несколько затяжек из хукки, а погонщики и сипаи, сидевшие у костра возле него, одобрительно загудели:
— Вах ва! Вах ва! — Хорошо рассказываешь, продолжай!
Ювелир обвел глазами напряженные лица слушателей и, удовлетворенный производимым впечатлением, продолжил:
«…И вот, в поисках Ситы Рама и Лакшман шли все дальше и дальше, тщательно обыскивая горы и леса…»
Внезапно со стороны большого навеса послышался громкий, душераздирающий крик. Все вскочили. Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием в костре горящих сучьев. Вдруг крик снова повторился, но уже на нисходящей жалобной ноте. Люди бросились к навесу, обогнули его и застыли, объятые ужасом. При свете полной луны, сверкавшей в разрывах облаков, было видно, как громадный леопард тащил по земле одного из сипаев. Но еще через мгновение в воздухе, словно тень, мелькнуло чье-то тело, и леопард, бросив жертву, издал громкий короткий рык негодования, почувствовав на своей спине незнакомую тяжесть. Это был Дангу. Одной рукой он обхватил стальной хваткой шею зверя и встал на ноги; леопард оказался в вертикальном положении и беспомощно молотил воздух передними лапами. Другой рукой Дангу с быстротой молнии вонзил кинжал несколько раз по самую рукоять в незащищенную глотку хищника. Тут равных Дангу не было. Это был его мир, в котором он вырос. Делать так, а не иначе учил его когда-то отец Вангди.
Из ран леопарда, булькая, хлынули фонтаны крови. Дангу разжал руку и мягко отпрыгнул. Зверь осел и рухнул на землю, заваливаясь на бок, царапая землю и мотая хвостом, дергаясь в предсмертной агонии. Через минуту все было кончено. И Дангу, подняв кверху окровавленную руку с джемдером и поставив ногу на бездыханное тело леопарда, лежавшее в луже крови, издал несколько раз раскатистое победное» ах-хаг!».
Этот громкий крик словно разбудил людей, изумленно взиравших на происходящее. Караван-баши, Парвез, погонщики бросились к несчастному сипаю, неподвижно лежавшему около леопарда.
Дангу еще не пришел в себя от схватки. Он часто дышал, грудь его вздымалась, лицо было искажено, глаза испускали какой-то необыкновенный свет. Наконец он опустил руку.
— Какая ж силушка в тебе, Никитка, сынок! — только и смог произнести потрясенный Григорий, подходя к нему и поглаживая его по руке. — Богатырь ты расейский, индианина спас! Такую зверюгу одолеть! Господь наш Всеспаситель! Ай-яй-яй! — Он покачал головой.
Однако радость победы над страшным зверем была омрачена. Несчастный сипай лежал на земле, истекая кровью. Его осторожно перенесли к костру. Раненый оставался в сознании, хотя состояние его было ужасным. Острые клыки леопарда разорвали бедняге горло, и он издавал при дыхании страшные свистящие звуки. На левой руке от плеча до локтя зияла глубокая кровоточащая рана, на правой стороне головы скальп был содран и свисал, закрывая половину лица. Все довольно беспомощно суетились около раненого, стараясь помочь чем можно. Григорий, используя свой богатый военный опыт, решительно взял на себя роль доктора. Раны были слишком тяжелыми, чтобы надеяться на успех. Но Григорий ничего об этом не сказал. Под его руководством остановили кровотечение, наложили повязки из листьев и укрыли сипая одеялом.
— Махарадж! — почтительно обратился караван-баши к Дангу, приложив к груди руки. — Ты избавил эту местность от злого духа бхута, который вселился в тело леопарда. Да ниспошлет тебе Аллах благополучие и счастье! Мы называли его дхаркотским леопардом, потому что его первой жертвой оказалась женщина из деревни Дхаркот. Это случилось пять лет тому назад. После этого он стал людоедом. Это он, я узнал его по черным ушам, о которых говорили местные охотники. Я давно, очень давно вожу караваны по падишахской дороге, и все это время дхаркотский людоед нападал по ночам на караваны и деревни, убивая и калеча людей. Там, — он махнул рукой на Горы, — деревни Каллар и Дхаркот, а там, — он повернулся к Равнинам, — деревни Барсото, Сиал-Суи и Пунар. Он убивал в них мужчин, женщин и детей. Много, очень много! Может быть, их было тридцать или сорок, никто не считал. Он убивал и калечил только по ночам. Днем его никто не видел. Он проникал в плохо закрытые жилища и убивал там. Страх перед этим ужасным людоедом превратил наше мужество в воду. Махарадж! Я сам из этих мест и все хорошо знаю. Охотники из разных деревень ставили на него ловушки и засады с приманкой. Все было бесполезно! Фаудждар присылал сипаев с мушкетами и фитильными ружьями. Но и это не помогло: невозможно сидеть ночами в засаде и держать все время фитили зажженными.
— Конечно, конечно! Ведь кремневое ружье надо! — вставил веско Григорий.
— Хитрый бхут, вселившийся в леопарда, смеялся над нами и продолжал убивать несчастных людей, — продолжал караван-баши. — Пока светило солнце, все занимались своими делами: мужчины без боязни шли в отдаленные деревни на базары или навестить родственников; женщины ходили срезать тростник и дерн для сушки и покрытия крыш или на корм скоту; дети отправлялись в джунгли пасти коз и собирать сухие ветки. Летом паломники большими группами, которые часто сопровождал и я, или в одиночку тянулись по дороге в святые места.
Но как только солнце приближалось на западе к горизонту и тени начинали удлиняться, все менялось. Мужчины торопились по домам; женщины, спотыкаясь, спешили спуститься с крутых горных склонов; детей, замешкавшихся по пути, созывали обеспокоенные матери.
Усталым паломникам мы часто напоминали о необходимости торопиться в убежище. Когда наступала ночь, зловещая тишина нависала по всей округе — нигде ни звука, ни шороха, ни движения, ни огонька.
Все безмолвствовали, боясь привлечь внимание ужасного людоеда. Какие уж тут мушкеты и ружья! И вот ты, махарадж, да благословит тебя Аллах, избавил нас от этого шайтана! Утром я пошлю гонцов в деревни, чтобы сообщить, что герой фаренги по имени Дангу убил одним джемдером дхаркотского людоеда. Теперь все вздохнут с облегчением. Хвала Аллаху, ему одному!
— Вах ва! Вах ва! — зашумели, улыбаясь, погонщики и сипаи.
Все окружили юношу, каждый старался прикоснуться к нему, выражая таким образом признательность и восхищение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81