Государство не имеет права обогащаться так, как это может позволить себе частное лицо.
— Итак, Вашему Величеству угодно, чтобы было начато следствие по делу так называемого графа Монте-Кристо? — спросил министр.
— Ну да, пожалуй, если он продолжает упорствовать! Видите, Монте-Кристо, мы не позволим водить себя за нос! Так что будьте благоразумны!
— Ваше Величество! — вскричал Монте-Кристо. — Я не ваш подданный, я не ваш враг, я не обвиняемый! Я требую, чтобы мне предоставили свободу! Пусть полиция следит за каждым моим шагом. Через три дня я уеду из Парижа, а не позже чем через неделю вообще покину пределы Франции. Но три дня я должен пробыть здесь!
Король повернулся к нему спиной и вышел из кабинета.
Спустя четверть часа граф, сопровождаемый полицейским чиновником довольно высокого ранга, уже находился в своей карете, на козлах которой рядом с кучером вновь восседал Али. Монте-Кристо успел обменяться с Али какими-то знаками и сказать ему несколько слов по-арабски. Затем карета тронулась.
Вдруг граф распахнул дверцу и, прежде чем полицейский чин успел его задержать, исчез. Чиновник велел кучеру остановиться, но тот продолжал погонять лошадей, не жалея кнута. Когда карета наконец остановилась и полицейский выбрался из нее, он обнаружил, что Али тоже исчез. Чемодан графа загадочным образом пропал еще раньше, когда карета стояла перед дворцом Тюильри, и полицейский чин даже не мог сорвать досаду на кучере, потому что перед тем, как соскочить с козел, Али знаками приказал ехать как можно быстрее.
На этот раз граф был свободен.
XIV. ТРИУМВИРАТ
В уже знакомой нам комнате дома на улице Меле, где мы недавно видели Валентину Моррель в кругу родных ее мужа, в тот день находился лишь Эмманюель Эрбо. Он был бледен, выглядел растерянным и от волнения не находил себе места, расхаживая по комнате.
Болезнь жены, которая последовала за родами и усугубилась случайно до нее дошедшим известием о смерти Морреля, невозможность из-за этого самому покинуть Париж, отсутствие вестей от Валентины и ее покровителя — эти обстоятельства способны были повергнуть в уныние и печаль любое сердце.
Вошедший слуга передал Эмманюелю письмо. Господин Эрбо распечатал его и, пораженный написанным, перечитал еще несколько раз.
«Наш друг уже в Париже, — говорилось в письме. — Это тот самый человек, которому Ваше семейство издавна считает себя многим обязанным. Неблагоприятные обстоятельства не позволяют ему прийти к Вам открыто, как во время первого приезда в Париж. Поэтому по истечении часа с той минуты, как получите это письмо, откройте в своем саду калитку и впустите того, кто произнесет слова „Томсон и Френч“».
— «Томсон и Френч»! Да, да, это он! — не помня себя от радости, вскричал Эмманюель. — Именно так назывался банкирский дом, вексель которого выкупил граф Монте-Кристо, спасая моего тестя! Это граф, и никто другой! Слава Богу! Теперь снова есть надежда!
Он поспешил было к дверям, но, подумав, остановился.
— Нет, нет, эта весть только взволнует Жюли, и ничего больше! Значит, через час!
Ближайшие четверть часа, которые он провел у постели больной жены, казались ему бесконечными. За десять минут до назначенного срока он уже был у калитки сада, выходившего на тихую улицу. Точно в указанное время в калитку постучали и кто-то произнес долгожданные слова «Томсон и френч». Эмманюель моментально распахнул калитку и немного опешил от неожиданности: перед ним стоял вовсе не граф Монте-Кристо. Это оказался сгорбленный, седой старик, одетый очень скромно, почти бедно.
— Добрый день, господин Эрбо, — сказал он, войдя в сад и сразу же закрывая за собой калитку. — Надеюсь, мы здесь одни и нас никто не слышит?
— Никто! — поспешно ответил Эмманюель, не сводивший глаз с незнакомца. — А вы, сударь… что привело вас ко мне?
— Как, вы не узнали меня в этом обличье? — смеясь, воскликнул неизвестный. — Неужели я так изменился?! Что ж, тем лучше! Так вот, я — Эдмон Дантес, собственной персоной!
— Да, да, теперь я и сам вижу! — обрадованно промолвил Эмманюель и, схватив руку графа, горячо пожал ее. — Слава Богу, что вы приехали! Ах, господин граф, вы появились в такое тяжелое время! Моррель мертв, Валентина далеко, моя жена больна!
— Именно поэтому я здесь! — сказал граф Монте-Кристо. — А теперь пойдемте в эту милую беседку, где нас никто не увидит и не услышит. Мне хотелось бы разузнать у вас обо всем, что произошло.
Они отправились в беседку, где завязался долгий разговор, из которого Монте-Кристо узнал только то, о чем ему было уже известно со слов аббата и герцога. Единственным источником сведений, которым располагал Эмманюель, было письмо Валентины. Обращение к властям не дало никакого определенного результата, хотя его еще раз заверили, что Моррель не был казнен, ему удалось бежать. Вероятно, болезнь жены помешала Эмманюелю Эрбо продолжить поиски истины. Иначе бы он, конечно, узнал, что капитана Морреля судили вместо настоящего преступника, а затем отправили в психиатрическую лечебницу.
— Утешьтесь, друг мой, — успокоил граф, невозмутимо выслушав невеселое повествование Эмманюеля. — Макс жив, правда, находится в тюрьме. Прошу вас только об одном: заботы о его освобождении предоставьте мне. Вторая моя задача — выяснить судьбу Валентины и соединить ее с мужем. Обо всем этом никому ни слова. Никто не должен знать, что я еще во Франции, больше того — в Париже. Оставайтесь с женой и приложите все усилия, чтобы она поправилась. А теперь прощайте, мне дорога каждая минута.
— О, господин граф, вы снова наш спаситель! Да вознаградит вас Бог! — вскричал Эмманюель со слезами благодарности. — Так вы не вернетесь вместе с Максом? Вы покидаете Париж и не оставляете мне надежды вновь увидеть вас?
— Все это еще неясно мне самому, мой друг! — ответил Монте-Кристо. — Передайте Жюли, что Макс жив. Это подействует на нее лучше любого лекарства!
С этими словами граф удалился, провожаемый радостно возбужденным Эмманюелем. Однако прежде, чем он достиг калитки, из дома поспешно вышел старик слуга, издали размахивая зажатым в руке письмом. Монте-Кристо немедленно спрятался за установленной в саду статуей, опасаясь, что слуга заметит его.
— Письмо! Письмо из Берлина! — кричал старик. Издав радостный вопль, Эмманюель бросился навстречу слуге, взял у него конверт и, мельком взглянув на адрес, заторопился к графу.
— Идите сюда! — позвал он. — Письмо из Берлина, возможно, от Валентины! Во всяком случае, оно нам скажет что-то новое. Идите сюда, прочтем его вместе!
Снова очутившись в уже знакомой нам беседке, Эмманюель распечатал конверт.
— Письмо адресовано мне и написано явно мужской рукой! — воскликнул он. — А подпись — дон Лотарио де Толедо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
— Итак, Вашему Величеству угодно, чтобы было начато следствие по делу так называемого графа Монте-Кристо? — спросил министр.
— Ну да, пожалуй, если он продолжает упорствовать! Видите, Монте-Кристо, мы не позволим водить себя за нос! Так что будьте благоразумны!
— Ваше Величество! — вскричал Монте-Кристо. — Я не ваш подданный, я не ваш враг, я не обвиняемый! Я требую, чтобы мне предоставили свободу! Пусть полиция следит за каждым моим шагом. Через три дня я уеду из Парижа, а не позже чем через неделю вообще покину пределы Франции. Но три дня я должен пробыть здесь!
Король повернулся к нему спиной и вышел из кабинета.
Спустя четверть часа граф, сопровождаемый полицейским чиновником довольно высокого ранга, уже находился в своей карете, на козлах которой рядом с кучером вновь восседал Али. Монте-Кристо успел обменяться с Али какими-то знаками и сказать ему несколько слов по-арабски. Затем карета тронулась.
Вдруг граф распахнул дверцу и, прежде чем полицейский чин успел его задержать, исчез. Чиновник велел кучеру остановиться, но тот продолжал погонять лошадей, не жалея кнута. Когда карета наконец остановилась и полицейский выбрался из нее, он обнаружил, что Али тоже исчез. Чемодан графа загадочным образом пропал еще раньше, когда карета стояла перед дворцом Тюильри, и полицейский чин даже не мог сорвать досаду на кучере, потому что перед тем, как соскочить с козел, Али знаками приказал ехать как можно быстрее.
На этот раз граф был свободен.
XIV. ТРИУМВИРАТ
В уже знакомой нам комнате дома на улице Меле, где мы недавно видели Валентину Моррель в кругу родных ее мужа, в тот день находился лишь Эмманюель Эрбо. Он был бледен, выглядел растерянным и от волнения не находил себе места, расхаживая по комнате.
Болезнь жены, которая последовала за родами и усугубилась случайно до нее дошедшим известием о смерти Морреля, невозможность из-за этого самому покинуть Париж, отсутствие вестей от Валентины и ее покровителя — эти обстоятельства способны были повергнуть в уныние и печаль любое сердце.
Вошедший слуга передал Эмманюелю письмо. Господин Эрбо распечатал его и, пораженный написанным, перечитал еще несколько раз.
«Наш друг уже в Париже, — говорилось в письме. — Это тот самый человек, которому Ваше семейство издавна считает себя многим обязанным. Неблагоприятные обстоятельства не позволяют ему прийти к Вам открыто, как во время первого приезда в Париж. Поэтому по истечении часа с той минуты, как получите это письмо, откройте в своем саду калитку и впустите того, кто произнесет слова „Томсон и Френч“».
— «Томсон и Френч»! Да, да, это он! — не помня себя от радости, вскричал Эмманюель. — Именно так назывался банкирский дом, вексель которого выкупил граф Монте-Кристо, спасая моего тестя! Это граф, и никто другой! Слава Богу! Теперь снова есть надежда!
Он поспешил было к дверям, но, подумав, остановился.
— Нет, нет, эта весть только взволнует Жюли, и ничего больше! Значит, через час!
Ближайшие четверть часа, которые он провел у постели больной жены, казались ему бесконечными. За десять минут до назначенного срока он уже был у калитки сада, выходившего на тихую улицу. Точно в указанное время в калитку постучали и кто-то произнес долгожданные слова «Томсон и френч». Эмманюель моментально распахнул калитку и немного опешил от неожиданности: перед ним стоял вовсе не граф Монте-Кристо. Это оказался сгорбленный, седой старик, одетый очень скромно, почти бедно.
— Добрый день, господин Эрбо, — сказал он, войдя в сад и сразу же закрывая за собой калитку. — Надеюсь, мы здесь одни и нас никто не слышит?
— Никто! — поспешно ответил Эмманюель, не сводивший глаз с незнакомца. — А вы, сударь… что привело вас ко мне?
— Как, вы не узнали меня в этом обличье? — смеясь, воскликнул неизвестный. — Неужели я так изменился?! Что ж, тем лучше! Так вот, я — Эдмон Дантес, собственной персоной!
— Да, да, теперь я и сам вижу! — обрадованно промолвил Эмманюель и, схватив руку графа, горячо пожал ее. — Слава Богу, что вы приехали! Ах, господин граф, вы появились в такое тяжелое время! Моррель мертв, Валентина далеко, моя жена больна!
— Именно поэтому я здесь! — сказал граф Монте-Кристо. — А теперь пойдемте в эту милую беседку, где нас никто не увидит и не услышит. Мне хотелось бы разузнать у вас обо всем, что произошло.
Они отправились в беседку, где завязался долгий разговор, из которого Монте-Кристо узнал только то, о чем ему было уже известно со слов аббата и герцога. Единственным источником сведений, которым располагал Эмманюель, было письмо Валентины. Обращение к властям не дало никакого определенного результата, хотя его еще раз заверили, что Моррель не был казнен, ему удалось бежать. Вероятно, болезнь жены помешала Эмманюелю Эрбо продолжить поиски истины. Иначе бы он, конечно, узнал, что капитана Морреля судили вместо настоящего преступника, а затем отправили в психиатрическую лечебницу.
— Утешьтесь, друг мой, — успокоил граф, невозмутимо выслушав невеселое повествование Эмманюеля. — Макс жив, правда, находится в тюрьме. Прошу вас только об одном: заботы о его освобождении предоставьте мне. Вторая моя задача — выяснить судьбу Валентины и соединить ее с мужем. Обо всем этом никому ни слова. Никто не должен знать, что я еще во Франции, больше того — в Париже. Оставайтесь с женой и приложите все усилия, чтобы она поправилась. А теперь прощайте, мне дорога каждая минута.
— О, господин граф, вы снова наш спаситель! Да вознаградит вас Бог! — вскричал Эмманюель со слезами благодарности. — Так вы не вернетесь вместе с Максом? Вы покидаете Париж и не оставляете мне надежды вновь увидеть вас?
— Все это еще неясно мне самому, мой друг! — ответил Монте-Кристо. — Передайте Жюли, что Макс жив. Это подействует на нее лучше любого лекарства!
С этими словами граф удалился, провожаемый радостно возбужденным Эмманюелем. Однако прежде, чем он достиг калитки, из дома поспешно вышел старик слуга, издали размахивая зажатым в руке письмом. Монте-Кристо немедленно спрятался за установленной в саду статуей, опасаясь, что слуга заметит его.
— Письмо! Письмо из Берлина! — кричал старик. Издав радостный вопль, Эмманюель бросился навстречу слуге, взял у него конверт и, мельком взглянув на адрес, заторопился к графу.
— Идите сюда! — позвал он. — Письмо из Берлина, возможно, от Валентины! Во всяком случае, оно нам скажет что-то новое. Идите сюда, прочтем его вместе!
Снова очутившись в уже знакомой нам беседке, Эмманюель распечатал конверт.
— Письмо адресовано мне и написано явно мужской рукой! — воскликнул он. — А подпись — дон Лотарио де Толедо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169