Но потом сообразил, что, пожалуй, смогу найти себе подходящее дело и в Испании, в войсках дона Карлоса. И я отправился в Испанию. Там я некоторое время участвовал в сражениях. Однако жизнь оказалась не такой безоблачной, как я ожидал, — она состояла из бесконечной череды лишений и трудностей. К тому же я догадался, что звезда дона Карлоса клонится к закату, и, когда из-за некоторых эксцессов в женском монастыре меня собирались подвергнуть наказанию, я вместе с товарищами, моими соучастниками, бежал на родину, в Прованс, чтобы вести там независимую, романтическую жизнь.
Так что не принимайте меня за обычного вора и разбойника, дон Лотарио. Верно, с точки зрения закона я преступник. Меня, безусловно, приговорили бы к смерти. Но я не знаю за собой заурядных преступлений, и, будь Франция подобна Италии, мое имя, возможно, передавалось бы из уст в уста, как имена Фра Дьяволо или Ринальдо. Поэтому я не считаю себя отверженным, которому следует опасаться общения с миром. Разумеется, мне пришлось приукрасить свое прошлое. Но отказываться от будущего я не собираюсь. Вот почему, угодив в конце концов в руки правосудия, я воспользовался удобным случаем, который подвернулся мне во время того памятного пожара, и бежал, а затем свел знакомство с вами.
— Предположим, я готов даже поверить в эту романтическую историю, — заметил дон Лотарио, — но какое отношение она имеет к тем обстоятельствам, которые связывают вас с госпожой Моррель и связывали, по вашим собственным словам, с ее мужем?
— Дело было именно так, как я сказал, — ответил Ратур. — С той лишь разницей, что меня осудили не за участие в планах принца Наполеона, а за мое прошлое. У меня была возможность переговариваться с Моррелем, которого держали в соседней камере. Как он погиб, я не видел. Но перед смертью он дал мне последние поручения, поскольку принимал меня за бонапартиста. Я полагаю, что здесь нет ничего дурного.
— Вроде бы нет, — согласился дон Лотарио. — Но зачем вы сблизились с графом?
— Совершенно случайно, однако этот случай повлек за собой более серьезные последствия, нежели я мог предположить, — ответил Ратур. — Тогда, в Париже, я вел скрытную жизнь, поджидая благоприятного момента, чтобы ускользнуть за границу. То, что однажды вы увидели меня в кафе Тортони, ничуть не противоречит моему рассказу, ибо самую скрытную жизнь ведут в Париже как раз те, кто жаждет быть у всех на глазах. Я принял имя де Ратура и свел знакомство с неким господином, который знал графа Аренберга и ввел меня в его дом. Услышав, что граф собирается в Берлин, я подумал, что он сможет обеспечить мне здесь неплохую практику, и еще больше сблизился с ним. Впрочем, я у вас не для того, чтобы рассказывать об этом. Это вряд ли заставило бы вас молчать о моем прошлом и о нашей прежней встрече. Причины гораздо глубже. Вы питаете уважение к графу Аренбергу и его воспитаннице, не так ли?
— Вне всякого сомнения, — откровенно признался дон Лотарио. — Я считаю их превосходными людьми!
— В таком случае вы разделяете мое мнение, — продолжал Ратур. — Так вот. Когда я ближе узнал графа и Терезу, у меня зародилась мысль, что именно эти люди не только способны обеспечить мне достойное будущее, но могут примирить меня с жизнью простого обывателя, с царящими в обществе законами. С графом, питающим слабость к медицине и ее служителям, я вскоре был на дружеской ноге, и он поведал мне, отчего мадемуазель Тереза так болезненна, так возбудима. Всему виной несчастная любовь. Сейчас, по словам графа, ей лучше, и он надеется, что скоро она будет совсем здорова. Но ведь всем известно, что от несчастной любви нет иного средства, кроме новой сердечной привязанности. Ежедневно бывая в ее обществе, я что-то не замечал, чтобы она уделяла внимание какому-нибудь другому мужчине. Меня же, как мне казалось, она принимала охотно. В конце концов я утвердился во мнении, что новое чувство пробудил в ней именно я и, сам того не ведая, больше всех остальных способствовал ее исцелению.
Я пытался проверить свои предположения и, хотя и не получил от Терезы неопровержимых доказательств на этот счет, уже не сомневаюсь, что она меня любит. Вы же знаете, как граф привязан к Терезе! Он любит ее больше, чем любил бы родную дочь, любит с каким-то религиозным фанатизмом как посланного Богом ангела, призванного озарять его жизненный путь. Судите сами, каково будет графу узнать о моем прошлом! О Терезе говорить не хочу, возможно, она не перестанет любить меня, ибо я все еще достоин ее любви. Но для благочестивого графа мое прошлое явилось бы камнем преткновения и, заставив разлучить меня с Терезой, сделало бы его безмерно несчастным. Нужны ли еще какие-то слова?! Неужели вы решитесь выдать меня графу?
— Мне нужно подумать, — едва слышно ответил дон Лотарио, не в силах преодолеть охватившее его оцепенение. — Но ведь вы можете и ошибаться. Возможно, Тереза вовсе и не любит вас?
— Да нет же, нет, она любит меня — тысячи мелочей говорят об этом! — воскликнул Ратур. — Не далее как сегодня вечером она обронила несколько слов, которые еще больше укрепили меня в моих предположениях. Не стану отрицать, в любом другом случае вы исполнили бы свой долг, рассказав все, что знаете обо мне, своим знакомым. Но в этом случае вы нанесли бы Терезе и графу смертельный удар, а такое вряд ли входит в ваши планы. Я сказал вам, что на моей совести нет преступлений, которые могли бы унизить меня в собственных глазах. Неужели вы решитесь помешать мне стать честным человеком? Неужели хотите сделать Терезу несчастной?
— Ваши доводы не лишены убедительности, — с ледяным спокойствием ответил дон Лотарио. — Однако мне нужно трезво все обдумать. Я не знаю, можно ли безоговорочно доверять вам. Раньше вы утверждали, что познакомились с графом в надежде начать при его поддержке честную жизнь. Но как-то мне пришлось быть невольным свидетелем вашего разговора с неким господином, когда вы вышли от графа. Вы тогда без обиняков сказали своему спутнику, что намерены воспользоваться благочестием графа, чтобы обмануть его.
— Не стану оспаривать! — сказал Ратур, быстро оправившись от замешательства. — Тогда я надул своего спутника, человека весьма легкомысленного. Возможно, в начале нашего знакомства мои намерения в отношении графа не были столь серьезны, как теперь. Над моими мыслями еще властвовало мое недавнее прошлое. Но кто, узнав графа, не станет лучше? Кто, полюбив Терезу, не откажется от всяких глупостей?
— Завтра я письменно уведомлю вас о решении, какое приму этой ночью, — ответил дон Лотарио.
— Что ж, благодарю вас! — сказал, подымаясь, Ратур. — А поскольку я заранее знаю, каков будет ваш ответ — ведь вы человек чести, — позвольте дать вам добрый совет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169