Но тот, кому Вы отомстили, был моим отцом. Долгое время я был убежден, что не смогу простить его врага. Впрочем, Вы оказались правы, время берет свое. Душа успокаивается, и разум принимает многое из того, что прежде отвергало сердце. Тем не менее я откладывал свое последнее и окончательное слово до прибытия своей матушки.
Я просил ее добраться только до Триполи, куда отрядил самых преданных своих слуг. Сам я не мог оставить Массенья, поскольку границам моей страны угрожал неприятель. Одновременно я написал в Париж и просил французское правительство, равно как и некоторых своих друзей, направить ко мне сюда толковых, дельных людей. Пятеро французов изъявили готовность принять мое приглашение. Отплыть они должны были из Марселя, и там, в Марселе, к ним присоединилась моя матушка. Таким образом, ей не пришлось по крайней мере находиться одной среди африканцев, которых я послал встретить ее. Французский консул в Триполи помог моим соотечественникам и моей матушке встретиться с африканцами, и вот уже полтора месяца, как она со мной.
Перебирая в памяти прошлое, мы провели с ней немало времени вдвоем. Как-то я спросил у нее совета, и она сказала, чтобы я забыл неприязнь к Вам и прислушался к Вашим дружеским, отеческим словам. Итак, она одобрила мое собственное решение, и теперь перед Вами мое письмо, которое, надеюсь, положит начало длительной и содержательной переписке.
Я принимаю Ваши предложения, хотя и не полностью. Если Вы согласны оказать мне помощь, пришлите некоторую сумму денег и побольше ружей, пистолетов, сабель, пороха и пуль, сельскохозяйственных орудий, астрономических инструментов и несложной домашней утвари. А также книг, которые позволят мне восполнить пробелы в образовании, ибо только сейчас я осознал, сколь много упустил в юности. Направьте ко мне и толковых людей: ремесленников, солдат, знатоков техники и сельского хозяйства.
Нужны мне и миссионеры — один, два или столько, сколько согласятся нести местным жителям слово Божье. Наверное, Вы правы, говоря, что именно христианская религия благодаря присущей ей терпимости более всего способна цивилизовать этих людей.
Первые недели моего правления оказались весьма неспокойными, и, не будь Мулея, я бы пропал. Однако в конце концов самые большие сложности удалось преодолеть. Оставалось уладить один серьезный вопрос, касающийся раздела Багирми на два государства. Предполагалось, что одно из них станет мусульманским, а второе — на востоке Багирми — останется под моей властью. Во главе первого должен был стать султан, который поддерживал Мулея в борьбе против прежнего тирана Багирми. Таким способом мы намеревались отблагодарить его за помощь. Мне же было важно сохранить за собой государство, состоящее из негров, ибо я не смог бы долго противостоять мусульманской общине в Багирми и Массенья.
Наконец раздел состоялся, и я с большинством негров, захватив с собой часть сокровищ бывшего султана, его стад и прочей собственности, перебрался на восток Багирми, где и устроил свою постоянную резиденцию.
Разумеется, наша деятельность здесь только разворачивается, и мне остается лишь поражаться успехам, которые уже достигнуты. Я начал с того, что на месте бедной деревни, которой предстояло сделаться моей резиденцией, велел возвести добротные дома. Ежедневно на этих работах было занято четыре тысячи негров. Я распорядился проложить дороги в те места, откуда мы получаем все необходимое. Не забыл и о военном обучении населения. Каждый день половина всех работников занимается военным делом, и люди по очереди учатся обращаться с огнестрельным оружием, которого нам очень не хватает. Если бы у нас было его побольше!
Теперь немного о Юдифи и моей матушке. Не могу описать Вам, граф, как я счастлив, имея такую жену! Я уже не мыслю без нее своей жизни! Мне кажется, она справляется со своими общественными обязанностями лучше, чем я — со своими делами. Особенно с тех пор, как ей стала помогать моя матушка. Юдифь можно встретить всюду — в семьях, у постели больных, в окружении работниц. Наблюдать, как ее все обожают, — истинное наслаждение! То же можно сказать о моей матушке. Они не расстаются друг с другом. И как часто матушка в шутку говорит мне, что я не заслуживаю такой жены! Я и сам так думаю, но это нисколько не омрачает моего незаслуженного счастья!
Первое время мы с Юдифью жили отдельно. Большее проявление близости не отвечало бы нашим взглядам на то положение, в каком мы оказались. И перед тем как соединить наши судьбы, Юдифь следовало принять христианство. По счастью, почти в то самое время, как я перебрался в свою теперешнюю резиденцию, к нам прибыл из Абиссинии христианский миссионер. Он познакомил Юдифь и Мулея с христианским учением. После приезда моей матушки Юдифь и Мулей в один день приняли крещение, а наутро состоялось наше бракосочетание. К сожалению, местный климат оказался для миссионера неподходящим, и вскоре ему пришлось опять покинуть нас. Но он обещал мне вернуться.
Итак, теперь я счастливый супруг и не менее счастливый сын. Я правлю добрым, славным народом. Не знаю, чего еще может желать человек на этом свете? Мне по крайней мере желать нечего! Хотелось бы знать, жив ли отец Юдифи? Я поручил навести на этот счет справки в Алжире и Оране. Думаю, однако, что он задохнулся в пещере Дахры.
На этом позвольте проститься с Вами, дорогой граф! И, пожалуйста, не забудьте о просьбах, которые упомянуты в начале моего письма. И еще одно! Не могли бы Вы сообщить мне что-нибудь о Франце д'Эпине? Он всегда был мне самым близким другом. Я почти уверен, что жизнь здесь, у меня, пришлась бы ему по вкусу. Я сам напишу ему. Может быть, он приедет. Правда, ему придется привезти с собой жену.
Я позволю себе передать Вам самые сердечные приветы от матушки и от Юдифи. Нет ли у Вас желания навестить меня? Ваш приезд доставил бы мне большую радость, какая только возможна после прибытия матушки и моей женитьбы на Юдифи.
Этими словами я и хочу закончить свое послание.
Альбер де Морсер».
XI. СПРАВЕДЛИВОЕ ВОЗМЕЗДИЕ
Еще раз пригласим читателя в ту небольшую, освещенную газовыми светильниками комнату в Пале-Рояле, где мы впервые встретили приехавшего в Париж дона Лотарио. Все здесь оставалось по-прежнему: та же комната и то же общество. Да и время года было тем же самым — стояли первые дни осени.
Вернемся к уже знакомым нам завсегдатаям Пале-Рояля. Люсьен Дебрэ, секретарь министерства, в последнее время заметно постарел и, как утверждают, столкнулся с трудностями по службе. Журналист Бошан остался таким же весельчаком и насмешником. Граф Шато-Рено недавно возвратился из путешествия, чтобы не пропустить начало сезона в Париже. Что касается также присутствовавшего здесь Франца д'Эпине, он сделался еще серьезнее, еще сдержаннее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Я просил ее добраться только до Триполи, куда отрядил самых преданных своих слуг. Сам я не мог оставить Массенья, поскольку границам моей страны угрожал неприятель. Одновременно я написал в Париж и просил французское правительство, равно как и некоторых своих друзей, направить ко мне сюда толковых, дельных людей. Пятеро французов изъявили готовность принять мое приглашение. Отплыть они должны были из Марселя, и там, в Марселе, к ним присоединилась моя матушка. Таким образом, ей не пришлось по крайней мере находиться одной среди африканцев, которых я послал встретить ее. Французский консул в Триполи помог моим соотечественникам и моей матушке встретиться с африканцами, и вот уже полтора месяца, как она со мной.
Перебирая в памяти прошлое, мы провели с ней немало времени вдвоем. Как-то я спросил у нее совета, и она сказала, чтобы я забыл неприязнь к Вам и прислушался к Вашим дружеским, отеческим словам. Итак, она одобрила мое собственное решение, и теперь перед Вами мое письмо, которое, надеюсь, положит начало длительной и содержательной переписке.
Я принимаю Ваши предложения, хотя и не полностью. Если Вы согласны оказать мне помощь, пришлите некоторую сумму денег и побольше ружей, пистолетов, сабель, пороха и пуль, сельскохозяйственных орудий, астрономических инструментов и несложной домашней утвари. А также книг, которые позволят мне восполнить пробелы в образовании, ибо только сейчас я осознал, сколь много упустил в юности. Направьте ко мне и толковых людей: ремесленников, солдат, знатоков техники и сельского хозяйства.
Нужны мне и миссионеры — один, два или столько, сколько согласятся нести местным жителям слово Божье. Наверное, Вы правы, говоря, что именно христианская религия благодаря присущей ей терпимости более всего способна цивилизовать этих людей.
Первые недели моего правления оказались весьма неспокойными, и, не будь Мулея, я бы пропал. Однако в конце концов самые большие сложности удалось преодолеть. Оставалось уладить один серьезный вопрос, касающийся раздела Багирми на два государства. Предполагалось, что одно из них станет мусульманским, а второе — на востоке Багирми — останется под моей властью. Во главе первого должен был стать султан, который поддерживал Мулея в борьбе против прежнего тирана Багирми. Таким способом мы намеревались отблагодарить его за помощь. Мне же было важно сохранить за собой государство, состоящее из негров, ибо я не смог бы долго противостоять мусульманской общине в Багирми и Массенья.
Наконец раздел состоялся, и я с большинством негров, захватив с собой часть сокровищ бывшего султана, его стад и прочей собственности, перебрался на восток Багирми, где и устроил свою постоянную резиденцию.
Разумеется, наша деятельность здесь только разворачивается, и мне остается лишь поражаться успехам, которые уже достигнуты. Я начал с того, что на месте бедной деревни, которой предстояло сделаться моей резиденцией, велел возвести добротные дома. Ежедневно на этих работах было занято четыре тысячи негров. Я распорядился проложить дороги в те места, откуда мы получаем все необходимое. Не забыл и о военном обучении населения. Каждый день половина всех работников занимается военным делом, и люди по очереди учатся обращаться с огнестрельным оружием, которого нам очень не хватает. Если бы у нас было его побольше!
Теперь немного о Юдифи и моей матушке. Не могу описать Вам, граф, как я счастлив, имея такую жену! Я уже не мыслю без нее своей жизни! Мне кажется, она справляется со своими общественными обязанностями лучше, чем я — со своими делами. Особенно с тех пор, как ей стала помогать моя матушка. Юдифь можно встретить всюду — в семьях, у постели больных, в окружении работниц. Наблюдать, как ее все обожают, — истинное наслаждение! То же можно сказать о моей матушке. Они не расстаются друг с другом. И как часто матушка в шутку говорит мне, что я не заслуживаю такой жены! Я и сам так думаю, но это нисколько не омрачает моего незаслуженного счастья!
Первое время мы с Юдифью жили отдельно. Большее проявление близости не отвечало бы нашим взглядам на то положение, в каком мы оказались. И перед тем как соединить наши судьбы, Юдифь следовало принять христианство. По счастью, почти в то самое время, как я перебрался в свою теперешнюю резиденцию, к нам прибыл из Абиссинии христианский миссионер. Он познакомил Юдифь и Мулея с христианским учением. После приезда моей матушки Юдифь и Мулей в один день приняли крещение, а наутро состоялось наше бракосочетание. К сожалению, местный климат оказался для миссионера неподходящим, и вскоре ему пришлось опять покинуть нас. Но он обещал мне вернуться.
Итак, теперь я счастливый супруг и не менее счастливый сын. Я правлю добрым, славным народом. Не знаю, чего еще может желать человек на этом свете? Мне по крайней мере желать нечего! Хотелось бы знать, жив ли отец Юдифи? Я поручил навести на этот счет справки в Алжире и Оране. Думаю, однако, что он задохнулся в пещере Дахры.
На этом позвольте проститься с Вами, дорогой граф! И, пожалуйста, не забудьте о просьбах, которые упомянуты в начале моего письма. И еще одно! Не могли бы Вы сообщить мне что-нибудь о Франце д'Эпине? Он всегда был мне самым близким другом. Я почти уверен, что жизнь здесь, у меня, пришлась бы ему по вкусу. Я сам напишу ему. Может быть, он приедет. Правда, ему придется привезти с собой жену.
Я позволю себе передать Вам самые сердечные приветы от матушки и от Юдифи. Нет ли у Вас желания навестить меня? Ваш приезд доставил бы мне большую радость, какая только возможна после прибытия матушки и моей женитьбы на Юдифи.
Этими словами я и хочу закончить свое послание.
Альбер де Морсер».
XI. СПРАВЕДЛИВОЕ ВОЗМЕЗДИЕ
Еще раз пригласим читателя в ту небольшую, освещенную газовыми светильниками комнату в Пале-Рояле, где мы впервые встретили приехавшего в Париж дона Лотарио. Все здесь оставалось по-прежнему: та же комната и то же общество. Да и время года было тем же самым — стояли первые дни осени.
Вернемся к уже знакомым нам завсегдатаям Пале-Рояля. Люсьен Дебрэ, секретарь министерства, в последнее время заметно постарел и, как утверждают, столкнулся с трудностями по службе. Журналист Бошан остался таким же весельчаком и насмешником. Граф Шато-Рено недавно возвратился из путешествия, чтобы не пропустить начало сезона в Париже. Что касается также присутствовавшего здесь Франца д'Эпине, он сделался еще серьезнее, еще сдержаннее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169