Пенкин взял корытце с овощным салатом и начал есть. Кусочки капусты запутались в усах. Ломтик огурца сорвался с вилки и упал к нему на живот, оставив на серой футболке масляное пятно.
– Надо же, уронил, – удивился Пенкин, подобрал огурец и сунул в рот. – Ну расскажи, какие у нас новости?
– Да так. Я в передаче снялась, «Образ бабочки» называется, там мне помогали свой стиль найти.
– Нашла? – Он поднял глаза от корытца с салатом. – То-то я смотрю, у тебя вроде прическа изменилась.
– Да, меня немного подстригли и покрасили.
– Тебе идет, – кивнул он, доскребывая салат с донышка.
– Слушай, – вспомнила я, – я давно тебя спросить хотела, мама у тебя актриса?
– Сейчас да. Она тридцать лет в Воронеже в школе проработала, завучем. Русский и литературу преподавала. А когда отец умер, на пенсию вышла, квартиру продала и ко мне приехала. Уговорила нас с Зиной, добавила денег от воронежской квартиры, и мы купили трехкомнатную на троих. А потом Зина от меня ушла. Сказала... В общем, грубо очень сказала, я от нее таких слов не ожидал. Маме пришлось «скорую» вызывать, укол делать.
– В общем, выжила мамочка твою жену. А теперь велит на мне жениться.
Пенкин хмыкнул неопределенно и отложил пустое корытце, приглядываясь к отбивным.
– Слушай, Вить, давай поговорим.
– Давай, – согласился он, – начинай.
– Может быть, выйдем? Разговор серьезный, я хочу, чтобы ты меня слушал, а не жевал.
– Ну, давай выйдем. – Он довольно ловко скинул ноги с кровати и встал, хоть и осторожничая, но вполне уверенно.
– Я смотрю, ты выздоравливаешь, – заметила я. – Когда выписывают?
– Хирург сказал, через недельку.
Мы вышли в холл и сели возле фикуса. Я помолчала, собираясь с духом, и заговорила, глядя в пол:
– Вить, я хотела тебе сказать... Я не пойду за тебя замуж. Не смогу.
– Ты знаешь, да? Алена тебе сказала? – спросил он убитым голосом.
О чем это он? Я растерянно посмотрела на Пенкина. Тот сидел, уставившись в пол и зажав ладони между коленями.
– Ты не думай, я не импотент. Тогда в Тунисе, когда ты меня оттолкнула, мне так плохо было. Я подумал, что ни на что не гожусь, что после Зины ни одна женщина никогда на меня не посмотрит. Что если даже ты так от меня отбиваешься... А Аленка меня утешала. И если бы я решился, то у нас с ней все бы случилось. Но я... я не рискнул.
Я молчала, совершенно не представляя, как комментировать откровения Пенкина. Получается, из-за того, что я от него бегала и отпор ему дала, он не рискнул заняться сексом с Аленкой, хотя она была не прочь?
– Вить, скажи честно, Алена тебе нравится?
– Мне ты нравишься. А Алену я побаиваюсь. Она такая роскошная, яркая. – Он помолчал, подбирая сравнение, и лицо его приобрело влюблено-мечтательное выражение. – Она – как звезда!
– А я как кто? Как лампочка Ильича?
– Ну, к тебе я уже привык, – сразу поскучнел он.
– Вить, ты сам себя сейчас услышал? Ты ведь не любишь меня ни капельки. А я, ты ведь знаешь, совсем не люблю тебя. Может быть, мы не будем морочить друг другу голову? Не получится у нас с тобой семьи.
– Почему? – чуть ли не возмутился Пенкин.
– Потому что ты Алену любишь! – вдруг осенило меня. – Почему ты ей об этом не скажешь?
– Я боюсь. После того тунисского конфуза боюсь. Да и мама ее не любит.
– Витенька, извини за прямоту, но тебе не кажется, что мужик в возрасте без малого пятидесяти лет может уже и не оглядываться на маму?
– Понимаю. Но и ты пойми, мама такой человек... Она живет ради меня. Я же не могу ей сказать: «Не лезь», она обидится. У нее сердце больное, и давление, и вообще...
– А мне показалось, что твоя мама ради себя живет, если даже твоим растениям в квартире места не нашлось. И потом, ей и кроме тебя есть куда приложить свои силы: в театре вон играет. Ты поменьше на нее оглядывайся, подумай, чего сам хочешь. Хочешь совет от бывшей невесты? Женись на Аленке. Почему-то мне кажется, она тоже к тебе неравнодушна. Вон смотри, в больницу к тебе каждый день бегает, блины печет. И у нее подходящий характер, чтобы справиться с твоей мамой. Нет, правда. Я с Эммой Валерьевной не справлюсь. А Аленка запросто! Ты не бойся, скажи Аленке, что любишь ее. И у вас все получится, вот увидишь.
Пенкин молчал, задумавшись. Мимо нас прошаркал тапками на босу ногу бомжеватого вида больной, одетый в выцветший халат. Он открыл холодильник, куда складывали скоропортящиеся передачи, и начал в нем шарить. Нашел полкруга полукопченой колбасы и спросил меня, заметив, что я наблюдаю:
– Ваша?
Я отрицательно покачала головой, и он, взяв еще банку с винегретом, спрятал добычу под халатом и, придерживая двумя руками, пошаркал в палату. Но тут вышла толстая медсестра и загородила ему дорогу.
– Стой, Савченко! Что ты прячешь под халатом? Покажи!
– Ничего не прячу, живот прихватило, – попытался обойти ее Савченко.
– Живот, говоришь? От обжорства, наверное! – Она быстрым движением выудила колбасу из-под халата мужика и затрясла перед его лицом. – Так, опять в холодильнике шакалил! Это тебе принесли, что ты это берешь?
– Да Светочка, да что ты жлобничаешь! Все равно ведь стухнет! Там жратвы этой – вагон, – показал руками, сколько еды, мужик, и банка с винегретом выпала и покатилась по полу.
– Ты мне еще рассыпь тут все, что наворовал! – заорала медсестра. – А ну быстро все положь, откуда взял! Нажрутся чужого на дармовщину, потом дрищут, все туалеты загадили!
– Он похож на меня, – вдруг сказал Пенкин, когда бомж вернул продукты на место и исчез из поля зрения строгой медсестры.
– Нет, что ты! – удивилась я: между упитанным щекастым Пенкиным и этим тощим, с худым лицом, бомжом не было ни малейшего сходства.
– Я примерно вот так же по дому хожу, как будто ни на что права не имею, если только сворую украдкой... Ларис, ты и вправду думаешь, что Алена согласится?
– А ты спроси ее. Я почему-то уверена, что она будет рада.
– Хорошо. Спасибо тебе.
– Пожалуйста. Вить, у меня просьба к тебе. Сейчас ведь в журнале затишье, номер вышел, до следующего время есть. Можно, я дни возьму в счет отпуска, домой съезжу? Я очень сильно по своим соскучилась. Отпустишь? За мой счет?
– Да ладно, почему за твой? Заплачу я тебе отпускные, получишь во вторник, я распоряжусь.
– Вить, я потом получу, когда приеду, ладно? У меня зарплата есть, хватит пока. Я сегодня вечером хочу уехать. А вернусь в следующие выходные, хорошо?
– Хорошо, – кивнул Пенкин. – Тогда и у меня просьба есть: не говори пока маме, что мы не станем жениться, ладно? Я ей потом сам скажу, когда выпишусь, хорошо?
Мобильник я включила сразу, как вышла от Виктора – в больнице отключила, так как боялась, что если мне начнет названивать Петр, то не смогу с ним объясниться при свидетелях. Зря боялась – звонка от него прождала до вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60