В полупустой столовой, где обедала продленная группа «второсменников», взрослых было четверо: полная брюнетка, сопровождавшая учеников, две поварихи в накрахмаленных марлевых колпаках и блондинистый парень, сидевший у окна с пирожком и стаканом компота.
– Станислав Андреевич? – подошла я к нему.
– Да. – Он чуть не подавился пирожком. – А в чем дело?
– Я мама Никиты Калитина. Вы просили меня зайти в школу.
Я села за стол напротив Стасика, на Станислава Андреевича он никак не тянул, молодой совсем, вчерашний студент.
– А... Никита говорил, что зайдет бабушка.
– Так получилось, что смогла прийти я. Да и к лучшему – наша бабушка не набегалась бы, разыскивая вас по этажам.
– Извините. – Стасик запил смущение компотом. – Я время не рассчитал. Дети в столовую набежали, пришлось стоять в очереди.
«И ты решил, что старушка пусть ждет тебя под дверью кабинета каких-нибудь, – я взглянула на круглые часы, висевшие на стене столовой, – пятнадцать минут». Впрочем, вслух я этого не сказала.
– Станислав Андреевич, если уж я вас здесь разыскала, скажите мне, что не так с моим сыном?
– Он дерзит. И не выказывает уважения, – собрался с мыслями Стасик.
– Это в то время, как вы его чмырите? – уточнила я.
– Не понял!
– Никита мне вчера несколько раз повторял, что вы его чмырите.
– Глупости! Никто его не чмырит! – запротестовал педагог, прекрасно ориентируясь в жаргоне. – Я его вызываю к доске и задаю вопросы по программе. И если он не может ясно ответить, выглядя при этом последним тупицей, позорится перед девочками, то это его проблемы!
– И часто вы его так позорите перед девочками?
– То есть?
– Часто к доске его вызываете? Я дневник вчера полистала – четыре двойки за четыре недели.
– Пусть учит историю!
– Пусть. Станислав Андреевич, вы что, объявили моему сыну войну?
– Что? – Он начал подниматься из-за стола, а потом сел обратно. – Нет.
– А мне кажется, что объявили. Перед классом его позорите, двойки ставите и ждете, что он от этого полюбит ваш предмет. Слушайте, вы же сами не так давно были школьником. Сколько вам лет, двадцать три?
– Двадцать четыре. При чем здесь мой возраст?
– Ну вы же еще не забыли, каково это – учиться в школе. Вот вы, разве вы никогда не спорили с учителями?
– Я учителей уважал, – блеснули глазки из-под белесых бровей. – И никогда не одобрял своих одноклассников, которые мешали учебному процессу. И вашему Никите я не позволю мне мешать.
– Ох, Станислав Андреевич, не по-взрослому это. Девочкам ведь пятерки просто так ставите, а мальчишек гоняете. Почему?
– Знаете, наш разговор вышел за рамки. Вы на что намекаете? Что вам наговорил про меня Никита? Он все врет!
Стасик все-таки вскочил из-за стола, повышая голос. На нас уже стали оглядываться дети, хихикая, и воспитательница шикнула на них, успокаивая.
– Станислав Андреевич, что это с вами? – спросил глубокий женский голос, и мой Стасик поник, сдуваясь.
– Вот с родителями... с мамой Калитина из восьмого «А» беседую.
Я оглянулась: возле меня стояла завуч Евгения Петровна. Точно, а я и забыла, что она здесь работает! Евгения Петровна, помимо работы в школе, была активным дилером в нашей с Угловым сети, и мы раньше частенько встречались с ней на инструктажах.
– Здравствуйте, Лариса Владимировна, – кивнула мне завуч. – Вы вернулись из Москвы?
– Здравствуйте. Я в отпуск приехала. Заодно в школу зашла, с новым классным руководителем познакомиться.
– Понятно. Когда закончите разговор со Станиславом Андреевичем...
– А мы уже закончили, – решила я.
– Тогда пройдемте в мой кабинет, – пригласила Евгения Петровна.
В кабинете завуча было тесно. Кроме письменного стола, тумбы у окна и шкафа с книгами, поместилось только два стула у стенки.
– Садитесь, – сказала завуч. – Чем вы так нашего Стасика огорошили?
– Да бог его знает! Спросила, почему он девочкам просто так пятерки ставит, а мальчишек позорит перед всем классом. А он взбеленился. Слушайте, а с ним все в порядке, с вашим новым историком?
– Присматриваемся пока, – неопределенно ответила Евгения Петровна. – Он первый год в школе. Характеристики из института хорошие.
– Мне показалось, что он боится учеников, особенно мальчишек. Никиту двойками просто засыпал, каждый урок спрашивает у доски. Разве так можно?
– Вообще-то каждый учитель сам определяет, как строить урок в рамках программы... Но я поговорю со Станиславом Андреевичем.
– И еще новый учитель, Ворона Татьяна Александровна...
– Воронкова.
– Да, Воронкова. Там у Никиты тоже нелады начались, мне бы с ней поговорить, узнать, в чем дело.
– Сегодня ее в школе не будет, она почасовик-совместитель. Корректором в областной газете работает. Хороший специалист, с университетским образованием.
– Понятно, – сказала я.
В общем, повезло моему сыну, прислали учителей. Один – вчерашний студент с комплексом неполноценности, затырканный в своем школьном прошлом и теперь самоутверждающийся за счет учеников. И корректор, не знающая, с какого боку подступиться к учебному процессу и оттого постоянно орущая на учеников.
– Ну, сами ведь знаете, какие у нас зарплаты. Хороший учитель в школе – большая редкость. Берем, кто идет, – будто прочла мои мысли завуч.
– Евгения Павловна, а можно сделать так, чтобы эти... Ну, кто пришел, не ломали моего ребенка. До конца года всего ничего осталось, пусть его не трогают, а? А потом я его заберу из школы.
– Что вы, Лариса Владимировна! – всполошилась завуч.
– Я его в Москву заберу, там будет доучиваться, – объяснила я.
– А! – поняла завуч. – Как вы там устроились, в Москве-то?
– Спасибо, нормально. Квартиру снимаю.
– А где? Дорого?
– На Рублевском шоссе. Плачу шесть тысяч в месяц.
– Ой, дорого, почти половина моей зарплаты! Рублевское шоссе, что-то я такое слышала... Это место, где живут московские олигархи! Правильно?
– Ну, вроде того. Только я не с олигархами, я отдельно живу.
– Ну, все равно рада за вас, вы хорошо устроились. Где работаете?
– В журнале одном новом, помощником главного редактора.
– Замуж не вышли?
– Нет пока.
– А Геннадий женился. На Лене Севастьяновой. Она на шестом месяце уже.
– Рада за них, – улыбнулась я.
Надо же, Углов женился! То-то он так о Леночке хлопотал, о ребенке своем будущем заботился. Правда, за мой счет и вел себя при этом как последняя сволочь. Ну да ладно, проехали!
– А вам Москва на пользу, – сказала Евгения Павловна, всматриваясь в мое лицо. Видимо, ловила реакцию на новость. – Вы стали не то чтобы увереннее, вы всегда мне казались достаточно сильной женщиной. Нет, вы стали как-то глубже и похорошели. Правда, это не комплимент.
– Спасибо, – искренне улыбнулась я, и тут раздался звонок, сообщая, что прошло уже сорок пять минут, и школа за дверями кабинета завуча стала наполняться детским топотом и голосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Станислав Андреевич? – подошла я к нему.
– Да. – Он чуть не подавился пирожком. – А в чем дело?
– Я мама Никиты Калитина. Вы просили меня зайти в школу.
Я села за стол напротив Стасика, на Станислава Андреевича он никак не тянул, молодой совсем, вчерашний студент.
– А... Никита говорил, что зайдет бабушка.
– Так получилось, что смогла прийти я. Да и к лучшему – наша бабушка не набегалась бы, разыскивая вас по этажам.
– Извините. – Стасик запил смущение компотом. – Я время не рассчитал. Дети в столовую набежали, пришлось стоять в очереди.
«И ты решил, что старушка пусть ждет тебя под дверью кабинета каких-нибудь, – я взглянула на круглые часы, висевшие на стене столовой, – пятнадцать минут». Впрочем, вслух я этого не сказала.
– Станислав Андреевич, если уж я вас здесь разыскала, скажите мне, что не так с моим сыном?
– Он дерзит. И не выказывает уважения, – собрался с мыслями Стасик.
– Это в то время, как вы его чмырите? – уточнила я.
– Не понял!
– Никита мне вчера несколько раз повторял, что вы его чмырите.
– Глупости! Никто его не чмырит! – запротестовал педагог, прекрасно ориентируясь в жаргоне. – Я его вызываю к доске и задаю вопросы по программе. И если он не может ясно ответить, выглядя при этом последним тупицей, позорится перед девочками, то это его проблемы!
– И часто вы его так позорите перед девочками?
– То есть?
– Часто к доске его вызываете? Я дневник вчера полистала – четыре двойки за четыре недели.
– Пусть учит историю!
– Пусть. Станислав Андреевич, вы что, объявили моему сыну войну?
– Что? – Он начал подниматься из-за стола, а потом сел обратно. – Нет.
– А мне кажется, что объявили. Перед классом его позорите, двойки ставите и ждете, что он от этого полюбит ваш предмет. Слушайте, вы же сами не так давно были школьником. Сколько вам лет, двадцать три?
– Двадцать четыре. При чем здесь мой возраст?
– Ну вы же еще не забыли, каково это – учиться в школе. Вот вы, разве вы никогда не спорили с учителями?
– Я учителей уважал, – блеснули глазки из-под белесых бровей. – И никогда не одобрял своих одноклассников, которые мешали учебному процессу. И вашему Никите я не позволю мне мешать.
– Ох, Станислав Андреевич, не по-взрослому это. Девочкам ведь пятерки просто так ставите, а мальчишек гоняете. Почему?
– Знаете, наш разговор вышел за рамки. Вы на что намекаете? Что вам наговорил про меня Никита? Он все врет!
Стасик все-таки вскочил из-за стола, повышая голос. На нас уже стали оглядываться дети, хихикая, и воспитательница шикнула на них, успокаивая.
– Станислав Андреевич, что это с вами? – спросил глубокий женский голос, и мой Стасик поник, сдуваясь.
– Вот с родителями... с мамой Калитина из восьмого «А» беседую.
Я оглянулась: возле меня стояла завуч Евгения Петровна. Точно, а я и забыла, что она здесь работает! Евгения Петровна, помимо работы в школе, была активным дилером в нашей с Угловым сети, и мы раньше частенько встречались с ней на инструктажах.
– Здравствуйте, Лариса Владимировна, – кивнула мне завуч. – Вы вернулись из Москвы?
– Здравствуйте. Я в отпуск приехала. Заодно в школу зашла, с новым классным руководителем познакомиться.
– Понятно. Когда закончите разговор со Станиславом Андреевичем...
– А мы уже закончили, – решила я.
– Тогда пройдемте в мой кабинет, – пригласила Евгения Петровна.
В кабинете завуча было тесно. Кроме письменного стола, тумбы у окна и шкафа с книгами, поместилось только два стула у стенки.
– Садитесь, – сказала завуч. – Чем вы так нашего Стасика огорошили?
– Да бог его знает! Спросила, почему он девочкам просто так пятерки ставит, а мальчишек позорит перед всем классом. А он взбеленился. Слушайте, а с ним все в порядке, с вашим новым историком?
– Присматриваемся пока, – неопределенно ответила Евгения Петровна. – Он первый год в школе. Характеристики из института хорошие.
– Мне показалось, что он боится учеников, особенно мальчишек. Никиту двойками просто засыпал, каждый урок спрашивает у доски. Разве так можно?
– Вообще-то каждый учитель сам определяет, как строить урок в рамках программы... Но я поговорю со Станиславом Андреевичем.
– И еще новый учитель, Ворона Татьяна Александровна...
– Воронкова.
– Да, Воронкова. Там у Никиты тоже нелады начались, мне бы с ней поговорить, узнать, в чем дело.
– Сегодня ее в школе не будет, она почасовик-совместитель. Корректором в областной газете работает. Хороший специалист, с университетским образованием.
– Понятно, – сказала я.
В общем, повезло моему сыну, прислали учителей. Один – вчерашний студент с комплексом неполноценности, затырканный в своем школьном прошлом и теперь самоутверждающийся за счет учеников. И корректор, не знающая, с какого боку подступиться к учебному процессу и оттого постоянно орущая на учеников.
– Ну, сами ведь знаете, какие у нас зарплаты. Хороший учитель в школе – большая редкость. Берем, кто идет, – будто прочла мои мысли завуч.
– Евгения Павловна, а можно сделать так, чтобы эти... Ну, кто пришел, не ломали моего ребенка. До конца года всего ничего осталось, пусть его не трогают, а? А потом я его заберу из школы.
– Что вы, Лариса Владимировна! – всполошилась завуч.
– Я его в Москву заберу, там будет доучиваться, – объяснила я.
– А! – поняла завуч. – Как вы там устроились, в Москве-то?
– Спасибо, нормально. Квартиру снимаю.
– А где? Дорого?
– На Рублевском шоссе. Плачу шесть тысяч в месяц.
– Ой, дорого, почти половина моей зарплаты! Рублевское шоссе, что-то я такое слышала... Это место, где живут московские олигархи! Правильно?
– Ну, вроде того. Только я не с олигархами, я отдельно живу.
– Ну, все равно рада за вас, вы хорошо устроились. Где работаете?
– В журнале одном новом, помощником главного редактора.
– Замуж не вышли?
– Нет пока.
– А Геннадий женился. На Лене Севастьяновой. Она на шестом месяце уже.
– Рада за них, – улыбнулась я.
Надо же, Углов женился! То-то он так о Леночке хлопотал, о ребенке своем будущем заботился. Правда, за мой счет и вел себя при этом как последняя сволочь. Ну да ладно, проехали!
– А вам Москва на пользу, – сказала Евгения Павловна, всматриваясь в мое лицо. Видимо, ловила реакцию на новость. – Вы стали не то чтобы увереннее, вы всегда мне казались достаточно сильной женщиной. Нет, вы стали как-то глубже и похорошели. Правда, это не комплимент.
– Спасибо, – искренне улыбнулась я, и тут раздался звонок, сообщая, что прошло уже сорок пять минут, и школа за дверями кабинета завуча стала наполняться детским топотом и голосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60