Они повели Хавкена на расследование. Когда Эллис попытался последовать за ним, стража сомкнула оружие у него перед носом и молча преградила путь. Глядя на каменные лица охранников, он понял, что выведен из игры. Как неприкаянный слонялся он за дверью кабинета почти целый час, шагая по толстым коврам в коридоре.
Он не знал, в каком положении находится Хавкен, и вызовут ли его самого в качестве свидетеля событий на Садо. А если вызовут, то что он станет говорить. В тревоге Стрейкер воображал себе советников в темных костюмах — с серьезными лицами, напыщенных, осуждающих Хавкена за пиратство, невозмутимых внешне, а внутренне раздраженных тем, что экспедиция не принесла обещанной прибыли. Этого Хавкен боялся больше всего. Он знал, что прежнего доверия окажется недостаточно. В таких случаях бывшие политические союзники целуют в щеку, а потом поворачиваются спиной и зовут солдат.
В коридоре появился взвод морских пехотинцев, одетых в бело-голубую форму. Каждый охранник был вооружен складным карабином. Они вытянулись по стойке «смирно» в десяти ярдах от Эллиса, застыли, словно оловянные солдатики, и уставились перед собой в одну точку. Появление морских пехотинцев расстроило Эллиса, который не понимал причины их прибытия. Он еще больше разволновался, когда к нему подошел какой-то мужчина, похожий на юриста, одетый в желто-коричневый плащ, и с черной бархатной шапочкой на голове. Его лицо свидетельствовало об интеллекте; у него был звучный голос и влажные карие глаза.
— Капитан Стрейкер?
Эллис выдержал взгляд.
— Да.
— Не будете ли вы так любезны последовать за мной?
Мужчина повернулся и сделал несколько шагов, но Эллис не двинулся с места.
— Я жду командора Хавкена. Он в кабинете…
— Да, я знаю. Пожалуйста, следуйте за мной.
Эллис по-прежнему не двигался.
— Ну что же вы? — настойчиво спросил незнакомец.
— Я не знаю, кто вы и откуда вам обо мне известно, — осторожно произнес Эллис. — Но, кажется, я арестован.
Мужчина мельком взглянул на морских пехотинцев и отрицательно покачал головой.
— Эти парни не имеют к вам никаких претензий, капитан. Меня зовут Фарис Кассабиан.
Он протянул руку, но Эллис не заметил ее.
— Чего вы от меня хотите? — спросил он Кассабиана.
Тот недовольно посмотрел на него, сверкнув глазами.
— Вы стали очень популярны за последнее время. Я хочу поговорить с вами, вот и все.
Эллис почувствовал отвращение к настойчивости этого человека, к его самонадеянным манерам. Но что-то в лице Кассабиана удержало Стрейкера, и, когда его попросили в третий раз, он последовал за советником.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Февральским холодным вечером, около восьми часов, когда уже прозвонили колокола на соседней башне, посол Сацума-но Окубо в одиночестве сидел в своей комнате, скрестив ноги на татами из рисовой соломы. Он сильно вспотел, составляя дипломатическое послание, работу над которым откладывал в течение нескольких дней. «Священное Императорское Величество! — написал он, покорно следуя формуле. — Мой долг — служить Вашему Императорскому Величеству. Беззаветная верность и любовь к Вашему Императорскому Величеству побуждают меня с глубочайшим смирением высказать свои предположения…»
Окубо был неуклюжим коренастым человеком лет пятидесяти. На нем было кимоно военного покроя, такое же черное, как и его глаза. Он задумчиво почесывал затылок, старательно подбирая слова, но никак не мог сосредоточиться. Его брови недовольно поднялись, когда он услышал звук подъехавшей внизу машины. Возможно, это был тот торговый капитан, которому Окубо недавно сделал осторожное предложение.
Второе письмо лежало рядом на татами за подставкой для чернильницы. С беспокойством посол снова обратился к первому, гораздо более важному письму. «Звезда Ямато взошла, — размышлял он. — Мы должны воспользоваться моментом, другого такого не будет. Промедление губительно. Никогда еще нам не предоставлялось такой удачной возможности уничтожить Американо».
Окубо не питал иллюзий насчет своего положения. Он сменил своего предшественника в тот момент, когда император изгнал американского посла доктора Али Акбара Смита. Окубо вспоминал Смита с негодованием. Его саркастический нрав и отвратительные манеры оскорбляли всю столицу — Киото. А американский посол громко чавкал, ковырял в зубах вилкой и регулярно напивался, как свинья. Однажды в присутствии гостей императорской фамилии он отозвался о Муцухито как о «маленьком лжеце». В конце концов двор подал жалобу императору, который в это время находился на озере Бива в медитации дзэн.
Смит отказался принести извинения Муцухито, и тогда он был изгнан. Конечно, назначение Смита могло быть преднамеренным оскорблением, нанесенным Алисой Кэн. Барон Харуми, очень опытный в американском вопросе, доложил об этом императору. Сам тот факт, что Алиса Кэн командировала человека низкого происхождения, невоспитанного и грубого, способного только на самые пошлые выходки, мог свидетельствовать об умышленном пренебрежении, особенно если учесть, что императорский посол был столь утонченным и изысканным.
«Я тоже так думал четыре месяца назад. Но сейчас я вижу, что утонченность совершенно чужда американцам, — с сожалением размышлял Окубо. — Они считают себя цивилизованными людьми, но на самом деле они такие же варвары, как и китайцы. Однако незнание не оправдывает нарушения законов дипломатии. Пришло время показать Алисе Кэн, что она не может больше безнаказанно оскорблять императора Ямато. Пришло время напомнить всему Освоенному Космосу о нашей силе, которая в любой момент может сделать с Американо то, что уже сделала с Кореей и в настоящий момент делает с Китаем».
«Дружественные отношения между Американо и Ямато должны сохраниться, — напутствовали его советники перед тем, как он забрался в скоростной межпланетный корабль. — Но только при условии, что они будут основаны на почтении американцев к нам. В противном случае посольство должно быть враждебным». Стыд все еще жег Окубо — он был глубоко оскорблен, когда на борту межпланетного корабля, направлявшегося на Либерти, ему рассказали, как сводный брат императора, принц Сэкигахава, предлагал послать в Белый дом свинью, одетую в американский костюм. Император отверг эту идею и послал Окубо Сигэнори учить американцев хорошим манерам.
Он провел уже четыре месяца на этой ужасной планете, где солнце встает в девять утра, а заходит в три часа дня. Окубо был убежден, что попал сюда в самое трудное для дипломата время.
«Да, — говорил он себе в горестных раздумьях, — позор моего назначения будет изжит очень нескоро. Для меня это обуза, но в то же время я с честью должен служить императору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Он не знал, в каком положении находится Хавкен, и вызовут ли его самого в качестве свидетеля событий на Садо. А если вызовут, то что он станет говорить. В тревоге Стрейкер воображал себе советников в темных костюмах — с серьезными лицами, напыщенных, осуждающих Хавкена за пиратство, невозмутимых внешне, а внутренне раздраженных тем, что экспедиция не принесла обещанной прибыли. Этого Хавкен боялся больше всего. Он знал, что прежнего доверия окажется недостаточно. В таких случаях бывшие политические союзники целуют в щеку, а потом поворачиваются спиной и зовут солдат.
В коридоре появился взвод морских пехотинцев, одетых в бело-голубую форму. Каждый охранник был вооружен складным карабином. Они вытянулись по стойке «смирно» в десяти ярдах от Эллиса, застыли, словно оловянные солдатики, и уставились перед собой в одну точку. Появление морских пехотинцев расстроило Эллиса, который не понимал причины их прибытия. Он еще больше разволновался, когда к нему подошел какой-то мужчина, похожий на юриста, одетый в желто-коричневый плащ, и с черной бархатной шапочкой на голове. Его лицо свидетельствовало об интеллекте; у него был звучный голос и влажные карие глаза.
— Капитан Стрейкер?
Эллис выдержал взгляд.
— Да.
— Не будете ли вы так любезны последовать за мной?
Мужчина повернулся и сделал несколько шагов, но Эллис не двинулся с места.
— Я жду командора Хавкена. Он в кабинете…
— Да, я знаю. Пожалуйста, следуйте за мной.
Эллис по-прежнему не двигался.
— Ну что же вы? — настойчиво спросил незнакомец.
— Я не знаю, кто вы и откуда вам обо мне известно, — осторожно произнес Эллис. — Но, кажется, я арестован.
Мужчина мельком взглянул на морских пехотинцев и отрицательно покачал головой.
— Эти парни не имеют к вам никаких претензий, капитан. Меня зовут Фарис Кассабиан.
Он протянул руку, но Эллис не заметил ее.
— Чего вы от меня хотите? — спросил он Кассабиана.
Тот недовольно посмотрел на него, сверкнув глазами.
— Вы стали очень популярны за последнее время. Я хочу поговорить с вами, вот и все.
Эллис почувствовал отвращение к настойчивости этого человека, к его самонадеянным манерам. Но что-то в лице Кассабиана удержало Стрейкера, и, когда его попросили в третий раз, он последовал за советником.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Февральским холодным вечером, около восьми часов, когда уже прозвонили колокола на соседней башне, посол Сацума-но Окубо в одиночестве сидел в своей комнате, скрестив ноги на татами из рисовой соломы. Он сильно вспотел, составляя дипломатическое послание, работу над которым откладывал в течение нескольких дней. «Священное Императорское Величество! — написал он, покорно следуя формуле. — Мой долг — служить Вашему Императорскому Величеству. Беззаветная верность и любовь к Вашему Императорскому Величеству побуждают меня с глубочайшим смирением высказать свои предположения…»
Окубо был неуклюжим коренастым человеком лет пятидесяти. На нем было кимоно военного покроя, такое же черное, как и его глаза. Он задумчиво почесывал затылок, старательно подбирая слова, но никак не мог сосредоточиться. Его брови недовольно поднялись, когда он услышал звук подъехавшей внизу машины. Возможно, это был тот торговый капитан, которому Окубо недавно сделал осторожное предложение.
Второе письмо лежало рядом на татами за подставкой для чернильницы. С беспокойством посол снова обратился к первому, гораздо более важному письму. «Звезда Ямато взошла, — размышлял он. — Мы должны воспользоваться моментом, другого такого не будет. Промедление губительно. Никогда еще нам не предоставлялось такой удачной возможности уничтожить Американо».
Окубо не питал иллюзий насчет своего положения. Он сменил своего предшественника в тот момент, когда император изгнал американского посла доктора Али Акбара Смита. Окубо вспоминал Смита с негодованием. Его саркастический нрав и отвратительные манеры оскорбляли всю столицу — Киото. А американский посол громко чавкал, ковырял в зубах вилкой и регулярно напивался, как свинья. Однажды в присутствии гостей императорской фамилии он отозвался о Муцухито как о «маленьком лжеце». В конце концов двор подал жалобу императору, который в это время находился на озере Бива в медитации дзэн.
Смит отказался принести извинения Муцухито, и тогда он был изгнан. Конечно, назначение Смита могло быть преднамеренным оскорблением, нанесенным Алисой Кэн. Барон Харуми, очень опытный в американском вопросе, доложил об этом императору. Сам тот факт, что Алиса Кэн командировала человека низкого происхождения, невоспитанного и грубого, способного только на самые пошлые выходки, мог свидетельствовать об умышленном пренебрежении, особенно если учесть, что императорский посол был столь утонченным и изысканным.
«Я тоже так думал четыре месяца назад. Но сейчас я вижу, что утонченность совершенно чужда американцам, — с сожалением размышлял Окубо. — Они считают себя цивилизованными людьми, но на самом деле они такие же варвары, как и китайцы. Однако незнание не оправдывает нарушения законов дипломатии. Пришло время показать Алисе Кэн, что она не может больше безнаказанно оскорблять императора Ямато. Пришло время напомнить всему Освоенному Космосу о нашей силе, которая в любой момент может сделать с Американо то, что уже сделала с Кореей и в настоящий момент делает с Китаем».
«Дружественные отношения между Американо и Ямато должны сохраниться, — напутствовали его советники перед тем, как он забрался в скоростной межпланетный корабль. — Но только при условии, что они будут основаны на почтении американцев к нам. В противном случае посольство должно быть враждебным». Стыд все еще жег Окубо — он был глубоко оскорблен, когда на борту межпланетного корабля, направлявшегося на Либерти, ему рассказали, как сводный брат императора, принц Сэкигахава, предлагал послать в Белый дом свинью, одетую в американский костюм. Император отверг эту идею и послал Окубо Сигэнори учить американцев хорошим манерам.
Он провел уже четыре месяца на этой ужасной планете, где солнце встает в девять утра, а заходит в три часа дня. Окубо был убежден, что попал сюда в самое трудное для дипломата время.
«Да, — говорил он себе в горестных раздумьях, — позор моего назначения будет изжит очень нескоро. Для меня это обуза, но в то же время я с честью должен служить императору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106