О Нисиме Юне он забыл и думать. Стрейкер даже не мог вспомнить, как выглядит даймё.
«Наверное, нужно жить, как сказал Хосино: согнуться, словно стебель риса на ветру, и принять ту судьбу, которой наделили тебя боги. Нужно ведь где-то умереть. Ты жил в Американо, но и в Тибе тоже не так уж плохо. Значит, теперь Джон Уюку свободен и скитается где-то в космосе, иногда совершая набеги. Черт бы его побрал! Возможно, мне следует ответить ди Баррио», — виновато думал Дюваль.
Все его прежние мечты вновь ожили, у него появилась возможность выбора. Когда Ватару отправился спать, Дюваль вышел на улицу. Стояла тихая ночь, на небе блестели зеленоватые крупные звезды. Но в голове Стрейкера царил хаос — тревожные мысли перебивали одна другую. Послание разволновало его, и он никак не мог сосредоточиться.
Вдруг он увидел Мити.
— Вы любите жемчуг, Мити-сан?
— Конечно. Какая женщина не оценит красоту настоящей жемчужины.
— Значит, жемчужина обязательно должна быть настоящей?
— Да, как и чайная церемония. Существует множество вещей, в которых мы любим старое и настоящее. В Американо вы можете получить гигантскую жемчужину размером с бейсбольный мяч из генетически измененной устрицы. В Ямато же больше ценится совершенная жемчужина размером с горошину, но взятая из натуральной устрицы, которая жила в открытом море.
— Кажется, я начинаю понимать.
— Подобные истины нельзя объяснить. Вы должны их почувствовать. Если Ватару-сан говорит, что его монете восемьсот лет и что она принадлежала Такэде Сингэну, значит, он старый обманщик. Но если бы монета действительно была настоящей, ее ценность оказалась бы очень велика.
— Я вспомнил одно место, где мы торговали, — раздался глухой, срывающийся голос Дюваля. — Эта планета называлась Масэ.
— О, это имя моей матери.
Он рассматривал Мити: она выглядела восхитительно, когда удивлялась. Мити чуть приоткрыла влажные губы и мягко улыбнулась Дювалю. Такой он любил ее больше всего.
— Но знаете, это была очень злая планета. Она недостойна того, чтобы ее называли Масэ.
Мити уселась на качели — сиденье, подвешенное к толстой ветке сосны. Она оттолкнулась от земли и начала медленно раскачиваться. Стрекотавшие поблизости цикады смолкли.
— Масэ — плохая планета? — спросила Мити, плавно раскачиваясь на мягком сиденье.
— Да, и очень бедная к тому же. Ее захватили совсем недавно, и даймё, которого туда послали, оказался очень суровым человеком. Его интересовало только одно — ловля жемчуга. В его распоряжении было мало кораблей и отрядов.
Они не могли помешать нам торговать с местными жителями, которые поселились на другой стороне планеты. В основном это были китайцы и тайванцы, которые эмигрировали из своего собственного сектора, а затем попали в рабство и стали сангокуинами, как вы их называете. Мы продавали им разные продукты, хотя и знали, что это запрещено. Мы разговаривали с ними, и они рассказывали нам, что творится на их планете.
Мити перестала раскачиваться, притормозив ногой о землю.
— Там случилось что-нибудь страшное? — наивно спросила Мити.
— Император отдал даймё приказ сократить численность местного населения, чтобы она не превосходила количества поселенцев из Ямато. Для этого даймё выработал особый план. Легче всего ему удалось избавиться от ловцов жемчуга. Он платил им гроши, так что они не могли прокормить себя и свои семьи. Они не выходили из воды по нескольку дней, ныряя все глубже и глубже, пока их легкие не разрывались.
Мити отвернулась и дернула за канат, нарушив тишину.
— Масэ — это имя моей матери. Мне почему-то кажется, что от этого я испытываю еще больше стыда.
Дюваль посмотрел на нее и чуть улыбнулся.
— Вам нечего стыдиться. Вы ведь не можете нести ответственность за преступления даймё, совершенные за пятьдесят световых лет отсюда. Разве можно отвечать за поступки человека, которого вы никогда не встречали?
— Мы все несем ответственность друг перед другом. Разве не так, Дюваль-сан? — Она оттолкнулась ногами от земли и вновь начала раскачиваться.
— А вы скучаете по своей родной планете?
— Иногда, — ответил он с грустью. — Когда на Садо солнце стоит в зените, а земля раскаляется так, что до нее не дотронуться, я вспоминаю Либерти. Я думаю о прохладном легком дожде, падающем на зеленые луга. Уверен, такой зелени нет больше нигде в Освоенном Космосе. Наши поля не меняются в течение сотен лет. Их вспахивают, засеивают, затем собирают урожай — и так год за годом. Ваши рисовые террасы совсем не похожи на зеленые лоскутки наших полей, которые прячутся в перелесках. А леса! Если б вы знали, какие замечательные леса растут на Либерти. Мощные вязы и дубы поднимаются до самого неба! Там прохладно и тихо, только птицы поют. Сколько там грибов и ягод! Вы когда-нибудь собирали грибы, Мити?
— Нет…
— Это так здорово. Мы с отцом часто ходили в лес за грибами.
— Вы тоскуете об этом?
— Нет.
Он внезапно отвернулся, закрыв лицо. Мити осторожно положила руку ему на плечо и вдруг поняла, что он плачет. Слезы капали с лица Дюваля, словно прохладный легкий дождь на зеленые луга.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В среду возле почти завершенной установки Дюваль подробно объяснял, как он собирается изготовить сверхоружие.
— Вам следует знать, что мне понадобится. Во-первых, необходим ограничивающий казенник, в котором возникнут топологически подобные спиралевидные поля. В противном случае гравитационные силы разнесут пушку вдребезги.
— Мне известно, что идеальные поля Мёбиуса создают на установке в Комацу, около Канадзавы. — Яо Вэньюань кивнул в сторону столицы.
Это был высокий, худощавый китаец с длинными тонкими усами и неизменной щетиной на подбородке, прорезанном извилистым шрамом. На макушке у него виднелась лысина, и Яо прилагал неимоверные усилия, чтобы скрыть ее от женщин в поместье Хасэгавы. Говорили, что время от времени он пытался найти Дювалю помощников, но люди внимательно выслушивали, кивали и указывали на своих соседей, уклоняясь от предложения.
— Прежде всего нужно проверить чистоту ограничительных полей, — продолжал Стрейкер. — Жаль, что мы не в Ниигате. Там остались гравитационный генератор и стабилизатор с корпуса нашего корабля. Их можно было бы использовать для начала. С их помощью искривляется поле модели, которое должно быть сильным, с большим напряжением, чем собственное поле пушки, чтобы еще оставался запас для вибрации.
Дюваль взял фиолетовый фломастер и набросал схему двух каналов и блока затвора. Добавил проекции четырех рычагов, похожих на спицы.
— Это необходимо для того, чтобы казенник мог поворачиваться, — объяснил Дюваль. — Потоки сверхтяжелых ионов антивещества напряжением десять — двадцать мегавольт будут вырываться из ускорителя, сталкиваться в центре казенника и сплавляться, пока не достигнут критической массы, приблизительно сто граммов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
«Наверное, нужно жить, как сказал Хосино: согнуться, словно стебель риса на ветру, и принять ту судьбу, которой наделили тебя боги. Нужно ведь где-то умереть. Ты жил в Американо, но и в Тибе тоже не так уж плохо. Значит, теперь Джон Уюку свободен и скитается где-то в космосе, иногда совершая набеги. Черт бы его побрал! Возможно, мне следует ответить ди Баррио», — виновато думал Дюваль.
Все его прежние мечты вновь ожили, у него появилась возможность выбора. Когда Ватару отправился спать, Дюваль вышел на улицу. Стояла тихая ночь, на небе блестели зеленоватые крупные звезды. Но в голове Стрейкера царил хаос — тревожные мысли перебивали одна другую. Послание разволновало его, и он никак не мог сосредоточиться.
Вдруг он увидел Мити.
— Вы любите жемчуг, Мити-сан?
— Конечно. Какая женщина не оценит красоту настоящей жемчужины.
— Значит, жемчужина обязательно должна быть настоящей?
— Да, как и чайная церемония. Существует множество вещей, в которых мы любим старое и настоящее. В Американо вы можете получить гигантскую жемчужину размером с бейсбольный мяч из генетически измененной устрицы. В Ямато же больше ценится совершенная жемчужина размером с горошину, но взятая из натуральной устрицы, которая жила в открытом море.
— Кажется, я начинаю понимать.
— Подобные истины нельзя объяснить. Вы должны их почувствовать. Если Ватару-сан говорит, что его монете восемьсот лет и что она принадлежала Такэде Сингэну, значит, он старый обманщик. Но если бы монета действительно была настоящей, ее ценность оказалась бы очень велика.
— Я вспомнил одно место, где мы торговали, — раздался глухой, срывающийся голос Дюваля. — Эта планета называлась Масэ.
— О, это имя моей матери.
Он рассматривал Мити: она выглядела восхитительно, когда удивлялась. Мити чуть приоткрыла влажные губы и мягко улыбнулась Дювалю. Такой он любил ее больше всего.
— Но знаете, это была очень злая планета. Она недостойна того, чтобы ее называли Масэ.
Мити уселась на качели — сиденье, подвешенное к толстой ветке сосны. Она оттолкнулась от земли и начала медленно раскачиваться. Стрекотавшие поблизости цикады смолкли.
— Масэ — плохая планета? — спросила Мити, плавно раскачиваясь на мягком сиденье.
— Да, и очень бедная к тому же. Ее захватили совсем недавно, и даймё, которого туда послали, оказался очень суровым человеком. Его интересовало только одно — ловля жемчуга. В его распоряжении было мало кораблей и отрядов.
Они не могли помешать нам торговать с местными жителями, которые поселились на другой стороне планеты. В основном это были китайцы и тайванцы, которые эмигрировали из своего собственного сектора, а затем попали в рабство и стали сангокуинами, как вы их называете. Мы продавали им разные продукты, хотя и знали, что это запрещено. Мы разговаривали с ними, и они рассказывали нам, что творится на их планете.
Мити перестала раскачиваться, притормозив ногой о землю.
— Там случилось что-нибудь страшное? — наивно спросила Мити.
— Император отдал даймё приказ сократить численность местного населения, чтобы она не превосходила количества поселенцев из Ямато. Для этого даймё выработал особый план. Легче всего ему удалось избавиться от ловцов жемчуга. Он платил им гроши, так что они не могли прокормить себя и свои семьи. Они не выходили из воды по нескольку дней, ныряя все глубже и глубже, пока их легкие не разрывались.
Мити отвернулась и дернула за канат, нарушив тишину.
— Масэ — это имя моей матери. Мне почему-то кажется, что от этого я испытываю еще больше стыда.
Дюваль посмотрел на нее и чуть улыбнулся.
— Вам нечего стыдиться. Вы ведь не можете нести ответственность за преступления даймё, совершенные за пятьдесят световых лет отсюда. Разве можно отвечать за поступки человека, которого вы никогда не встречали?
— Мы все несем ответственность друг перед другом. Разве не так, Дюваль-сан? — Она оттолкнулась ногами от земли и вновь начала раскачиваться.
— А вы скучаете по своей родной планете?
— Иногда, — ответил он с грустью. — Когда на Садо солнце стоит в зените, а земля раскаляется так, что до нее не дотронуться, я вспоминаю Либерти. Я думаю о прохладном легком дожде, падающем на зеленые луга. Уверен, такой зелени нет больше нигде в Освоенном Космосе. Наши поля не меняются в течение сотен лет. Их вспахивают, засеивают, затем собирают урожай — и так год за годом. Ваши рисовые террасы совсем не похожи на зеленые лоскутки наших полей, которые прячутся в перелесках. А леса! Если б вы знали, какие замечательные леса растут на Либерти. Мощные вязы и дубы поднимаются до самого неба! Там прохладно и тихо, только птицы поют. Сколько там грибов и ягод! Вы когда-нибудь собирали грибы, Мити?
— Нет…
— Это так здорово. Мы с отцом часто ходили в лес за грибами.
— Вы тоскуете об этом?
— Нет.
Он внезапно отвернулся, закрыв лицо. Мити осторожно положила руку ему на плечо и вдруг поняла, что он плачет. Слезы капали с лица Дюваля, словно прохладный легкий дождь на зеленые луга.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В среду возле почти завершенной установки Дюваль подробно объяснял, как он собирается изготовить сверхоружие.
— Вам следует знать, что мне понадобится. Во-первых, необходим ограничивающий казенник, в котором возникнут топологически подобные спиралевидные поля. В противном случае гравитационные силы разнесут пушку вдребезги.
— Мне известно, что идеальные поля Мёбиуса создают на установке в Комацу, около Канадзавы. — Яо Вэньюань кивнул в сторону столицы.
Это был высокий, худощавый китаец с длинными тонкими усами и неизменной щетиной на подбородке, прорезанном извилистым шрамом. На макушке у него виднелась лысина, и Яо прилагал неимоверные усилия, чтобы скрыть ее от женщин в поместье Хасэгавы. Говорили, что время от времени он пытался найти Дювалю помощников, но люди внимательно выслушивали, кивали и указывали на своих соседей, уклоняясь от предложения.
— Прежде всего нужно проверить чистоту ограничительных полей, — продолжал Стрейкер. — Жаль, что мы не в Ниигате. Там остались гравитационный генератор и стабилизатор с корпуса нашего корабля. Их можно было бы использовать для начала. С их помощью искривляется поле модели, которое должно быть сильным, с большим напряжением, чем собственное поле пушки, чтобы еще оставался запас для вибрации.
Дюваль взял фиолетовый фломастер и набросал схему двух каналов и блока затвора. Добавил проекции четырех рычагов, похожих на спицы.
— Это необходимо для того, чтобы казенник мог поворачиваться, — объяснил Дюваль. — Потоки сверхтяжелых ионов антивещества напряжением десять — двадцать мегавольт будут вырываться из ускорителя, сталкиваться в центре казенника и сплавляться, пока не достигнут критической массы, приблизительно сто граммов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106