Разрешается взаимно пинаться, бросать через бедро, давать подножку, делать подсечку, выворачивать конечности…
— Щекотать.
— Вот именно. Щекотать тоже можно. Равно как умаривать смехом, пропускать через мясорубку, распинать на кресте, разрывать пасть и что еще, я не знаю.
— Толочь в ступе, — донеслось от шахты. — Четвертовать и третировать; испепелять взглядом, поносить противника и давить на психику.
— Благодарю за подсказку. Все неупомянутые приемы также относятся к категории разрешенных. Пусть толкут, поносят и давят. Итак, что мы имеем? С одной стороны известный каждому Мионий Большое Горло. Масса (Беленчук ухватил огромными ладонями Миония за голову, приподнял), гм, двадцать восемь килограммов. С другой стороны Анипа Барс Пустыни (та же процедура взвешивания с Анипой) на полкило больше, а может быть, и меньше. Уцелевшего ждет приз. — Беленчук достал откуда-то коробочку, открыл. Черти склонились над ней. — Видали? Здесь на полгода хватит. Побежденного тоже не обидим. Начали!
Черти сцепились, звякнув круглыми головами, посаженными на цилиндрические туловища. Они ходили по кругу, раскачиваясь и приседая.
Нури стоял в тени и слушал монотонный шум воздушной струи, вытекающей из шахты. Возня на площадке продолжалась уже минут двадцать, и никто из колонистов за это время не произнес ни слова. Черти, обнявшись, неуклюже топтали собственные тени.
— Глупо это, — тоскливо сказал Беленчук. — У нас такой набор превосходных развлечений…
Нури вглядывался в лица и находил знакомые. Они мало изменились, его ребята, вундеркинды и акселераты. Как они радовались утром его приезду. Каждый коснулся его плеча и своей груди против сердца: для них он всегда останется Воспитателем Нури.
Они знали о цели его приезда. Горькое недоумение — вот все, что услышал Нури.
— Альдо! Он был самый лучший.
Нури не скрыл раздражения:
— Укажи мне худшего.
— Не понимаю. — Собеседник растерянно улыбался. — Как это — худшего?
— Ну, если Альдо был самым лучшим, то должны быть те, кто хуже него?
— Не понимаю.
— Прости, — сказал тогда Нури. — Я задал глупый вопрос.
Старый черт, он отличался цветом чешуи, дал подножку молодому, навалился на него и ловко сколупнул с живота противника чешуйку. Беленчук облизал губы:
— Видели? Ну да, меня это тоже захватывает. Как и всех.
Он вошел в круг, разнял чертей и поднял над головой коробочку. Черти уставились на нее.
— Победил Анипа Барс Пустыни. А может быть, и Миопии Большое Горло, кто их, к черту, разберет. Но зато теперь можно сказать: он самый сильный среди здесь.
— Не среди здесь, — послышалась реплика, — а между тут.
— Верно. Победителю слава и приз. — Он вручил черту коробочку. — Побежденному утешение. — Он достал из кармана несколько чешуек и опустил их в протянутую горсть.
У шахты зашевелились. Люди тихо выходили из круга и скрывались в темноте. Черти застыли под рефлектором.
— Молчат! — всхлипнул Беленчук.
— Просто устают за день.
— Если бы. Это не усталость, Воспитатель. Вы заметили, они почти не реагируют на шутку. Я не знаю, что это такое.
— …Твой текст — это что, экспромт?
— Что вы, я два дня готовился. Альдо, тот мог экспромтом.
Снова Альдо. Здесь любой разговор заканчивается этим именем. Нури прильнул щекой к теплой коре сосны, совсем земной. Подумалось, что ребята, такие оживленные днем на работе, совсем изменились к вечеру, и только Беленчук не потерял активности.
— Скажи, а тот, кто ведет эти ваши чертовы состязания?
Беленчук поднял измученные глаза:
— Каждый из нас по очереди… Ведущий занят и остается самим собой. Он готовит программу, комментирует ход борьбы, ну, как я сегодня. А, вот вы к чему. В тот вечер должен был вести программу Альдо. Днем, так уж совпало, он был дежурным по безопасности и не мог сходить за чертями. А в поселке мы масками не пользуемся, но она была у него на поясе, как это предусмотрено правилами. Альдо никогда не нарушал правила. Не то чтоб был такой уж дисциплинированный, но не хотел, так я думаю, отвлекать на себя внимание. Кто-то должен был, возвращаясь в поселок, привести чертей, но каждый из нас понадеялся на другого. Я тоже… Ну вот, Альдо, значит, и кинулся за ними… Мы потом нашли маску. Зацепилась кольцом на вентиле баллончика за выступ на стене. А он не заметил, спешил, значит. Для себя он бы не стал спешить. Вот я, что бы ни делал, всегда о себе думаю, в подсознании о себе помню. Знаю, что плохо это, а помню. Альдо чужую боль ощущал во сто крат больней своей.
— При чем здесь это?
— Не знаю. — Беленчук как-то нелепо развел руками, и этот жест странно усилил впечатление растерянности, которое владело им. — Если погиб, значит, что-то было недодумано в системе безопасности. Сейчас положение исправили, и больше нечего расследовать. Уже никто не выйдет из поселка без маски. Безопасность — вот мой главный принцип отныне и навеки. У вас ведь тоже есть принципы, которыми вы руководствуетесь как воспитатель?
— Есть, — вздохнул Нури. — Главное — это не воспитывать.
— Странно вы сказали, вас трудно понять.
— Просто смотреть на себя их глазами. И если наедине с собой ты не краснеешь за сказанное и сделанное, то сегодня, и только сегодня, ты был хорошим воспитателем. Вот и все.
Еще утром Нури обошел поселок, приглядываясь к переменам.
Детство оживало в нем незнакомым ощущением потери, и новизна не всегда казалась оправданной. Поселок, возникший на месте Третьей Марсианской, лежал в котловине между пологих вершин. Двухэтажные пластиковые коттеджи лепились вокруг шахты, из которой с неисчезающим постоянством вытекал поток горячего воздуха — будущей атмосферы Марса. Раньше шахты не было, по те, кто были первыми, предвидели и шахту, и глубинные заводы-автоматы. В операторской Нури долго наблюдал на экранах, как в синем дыму под лучами лазеров стекали стены пещер и неслышные взрывы сотрясали скалы, когда луч попадал на ледяные включения.
Днем освещенный солнцем воздушный поток создавал удивительный световой эффект: пологий прозрачный холм колебался, покрывая поселок, и расплывчатые радужные вихри бесследно таяли в розовом небе. У границ поселка, там, где его опоясывала метровой высоты силикатная стена — основание снятой уже защитной сферы, — играли призрачные блики. Это воздух переливался через ограду и растекался по поверхности планеты. Защитная сфера стала ненужной, когда заработали атмосферные заводы. В окрестностях шахты создавался устойчивый микроклимат, пригодный для жизни людей и растений. Но пройдут еще долгие годы, пока кислородная оболочка над планетой достигнет хотя бы высоты десятка метров, и еще столетие люди за пределами поселков будут работать в меховых обогреваемых комбинезонах и масках и носить на себе трехсуточный запас кислорода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Щекотать.
— Вот именно. Щекотать тоже можно. Равно как умаривать смехом, пропускать через мясорубку, распинать на кресте, разрывать пасть и что еще, я не знаю.
— Толочь в ступе, — донеслось от шахты. — Четвертовать и третировать; испепелять взглядом, поносить противника и давить на психику.
— Благодарю за подсказку. Все неупомянутые приемы также относятся к категории разрешенных. Пусть толкут, поносят и давят. Итак, что мы имеем? С одной стороны известный каждому Мионий Большое Горло. Масса (Беленчук ухватил огромными ладонями Миония за голову, приподнял), гм, двадцать восемь килограммов. С другой стороны Анипа Барс Пустыни (та же процедура взвешивания с Анипой) на полкило больше, а может быть, и меньше. Уцелевшего ждет приз. — Беленчук достал откуда-то коробочку, открыл. Черти склонились над ней. — Видали? Здесь на полгода хватит. Побежденного тоже не обидим. Начали!
Черти сцепились, звякнув круглыми головами, посаженными на цилиндрические туловища. Они ходили по кругу, раскачиваясь и приседая.
Нури стоял в тени и слушал монотонный шум воздушной струи, вытекающей из шахты. Возня на площадке продолжалась уже минут двадцать, и никто из колонистов за это время не произнес ни слова. Черти, обнявшись, неуклюже топтали собственные тени.
— Глупо это, — тоскливо сказал Беленчук. — У нас такой набор превосходных развлечений…
Нури вглядывался в лица и находил знакомые. Они мало изменились, его ребята, вундеркинды и акселераты. Как они радовались утром его приезду. Каждый коснулся его плеча и своей груди против сердца: для них он всегда останется Воспитателем Нури.
Они знали о цели его приезда. Горькое недоумение — вот все, что услышал Нури.
— Альдо! Он был самый лучший.
Нури не скрыл раздражения:
— Укажи мне худшего.
— Не понимаю. — Собеседник растерянно улыбался. — Как это — худшего?
— Ну, если Альдо был самым лучшим, то должны быть те, кто хуже него?
— Не понимаю.
— Прости, — сказал тогда Нури. — Я задал глупый вопрос.
Старый черт, он отличался цветом чешуи, дал подножку молодому, навалился на него и ловко сколупнул с живота противника чешуйку. Беленчук облизал губы:
— Видели? Ну да, меня это тоже захватывает. Как и всех.
Он вошел в круг, разнял чертей и поднял над головой коробочку. Черти уставились на нее.
— Победил Анипа Барс Пустыни. А может быть, и Миопии Большое Горло, кто их, к черту, разберет. Но зато теперь можно сказать: он самый сильный среди здесь.
— Не среди здесь, — послышалась реплика, — а между тут.
— Верно. Победителю слава и приз. — Он вручил черту коробочку. — Побежденному утешение. — Он достал из кармана несколько чешуек и опустил их в протянутую горсть.
У шахты зашевелились. Люди тихо выходили из круга и скрывались в темноте. Черти застыли под рефлектором.
— Молчат! — всхлипнул Беленчук.
— Просто устают за день.
— Если бы. Это не усталость, Воспитатель. Вы заметили, они почти не реагируют на шутку. Я не знаю, что это такое.
— …Твой текст — это что, экспромт?
— Что вы, я два дня готовился. Альдо, тот мог экспромтом.
Снова Альдо. Здесь любой разговор заканчивается этим именем. Нури прильнул щекой к теплой коре сосны, совсем земной. Подумалось, что ребята, такие оживленные днем на работе, совсем изменились к вечеру, и только Беленчук не потерял активности.
— Скажи, а тот, кто ведет эти ваши чертовы состязания?
Беленчук поднял измученные глаза:
— Каждый из нас по очереди… Ведущий занят и остается самим собой. Он готовит программу, комментирует ход борьбы, ну, как я сегодня. А, вот вы к чему. В тот вечер должен был вести программу Альдо. Днем, так уж совпало, он был дежурным по безопасности и не мог сходить за чертями. А в поселке мы масками не пользуемся, но она была у него на поясе, как это предусмотрено правилами. Альдо никогда не нарушал правила. Не то чтоб был такой уж дисциплинированный, но не хотел, так я думаю, отвлекать на себя внимание. Кто-то должен был, возвращаясь в поселок, привести чертей, но каждый из нас понадеялся на другого. Я тоже… Ну вот, Альдо, значит, и кинулся за ними… Мы потом нашли маску. Зацепилась кольцом на вентиле баллончика за выступ на стене. А он не заметил, спешил, значит. Для себя он бы не стал спешить. Вот я, что бы ни делал, всегда о себе думаю, в подсознании о себе помню. Знаю, что плохо это, а помню. Альдо чужую боль ощущал во сто крат больней своей.
— При чем здесь это?
— Не знаю. — Беленчук как-то нелепо развел руками, и этот жест странно усилил впечатление растерянности, которое владело им. — Если погиб, значит, что-то было недодумано в системе безопасности. Сейчас положение исправили, и больше нечего расследовать. Уже никто не выйдет из поселка без маски. Безопасность — вот мой главный принцип отныне и навеки. У вас ведь тоже есть принципы, которыми вы руководствуетесь как воспитатель?
— Есть, — вздохнул Нури. — Главное — это не воспитывать.
— Странно вы сказали, вас трудно понять.
— Просто смотреть на себя их глазами. И если наедине с собой ты не краснеешь за сказанное и сделанное, то сегодня, и только сегодня, ты был хорошим воспитателем. Вот и все.
Еще утром Нури обошел поселок, приглядываясь к переменам.
Детство оживало в нем незнакомым ощущением потери, и новизна не всегда казалась оправданной. Поселок, возникший на месте Третьей Марсианской, лежал в котловине между пологих вершин. Двухэтажные пластиковые коттеджи лепились вокруг шахты, из которой с неисчезающим постоянством вытекал поток горячего воздуха — будущей атмосферы Марса. Раньше шахты не было, по те, кто были первыми, предвидели и шахту, и глубинные заводы-автоматы. В операторской Нури долго наблюдал на экранах, как в синем дыму под лучами лазеров стекали стены пещер и неслышные взрывы сотрясали скалы, когда луч попадал на ледяные включения.
Днем освещенный солнцем воздушный поток создавал удивительный световой эффект: пологий прозрачный холм колебался, покрывая поселок, и расплывчатые радужные вихри бесследно таяли в розовом небе. У границ поселка, там, где его опоясывала метровой высоты силикатная стена — основание снятой уже защитной сферы, — играли призрачные блики. Это воздух переливался через ограду и растекался по поверхности планеты. Защитная сфера стала ненужной, когда заработали атмосферные заводы. В окрестностях шахты создавался устойчивый микроклимат, пригодный для жизни людей и растений. Но пройдут еще долгие годы, пока кислородная оболочка над планетой достигнет хотя бы высоты десятка метров, и еще столетие люди за пределами поселков будут работать в меховых обогреваемых комбинезонах и масках и носить на себе трехсуточный запас кислорода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127