Но отдельные моменты нуждаются в уточнениях. Потом капитан устремил светлый взор в прошлое:
— Молодость, она всегда прекрасна. Я и не заметил, как она прошла. Вася, ты помнишь матч — мы против сборной Теоры? Ты был тогда в форме. Мы все тогда на высоте были. А наши выступления на ломерейском кулинарном празднике?..
— А Лев Матюшин, — встреваю я, — сдал в типографию свою монографию «Статистические методы в условиях изобилия и дефицита» и сейчас руководит хором мальчиков в Кривом Роге.
Капитан усмехнулся моей наивной попытке управлять ходом беседы:
— На Сирене Лев пел, другие пуджикам живот чесали. А космофизик (вообще, это был астрофизик, но за сверхъестественную бороду его звали космофизиком), помнишь, самый дисциплинированный и фотогеничный из нас, тот дворец строил. Ты в своих записках пропустил, а мне он, помню, заявил по рации: «Пока дворец не кончу, никуда не уйду. Мой пуджик должен жить — и будет жить во дворце».
Вася, привыкший в научных дискуссиях резать правду-матку в глаза и потому чуждый всяческой дипломатии, вдруг почувствовал обиду за меня.
— Дворец еще так-сяк. Некоторые перед пуджиками вприсядку плясали.
Капитан окаменел лицом, и целую нескончаемую минуту тянулась пауза. Наконец он овладел собой.
— Я буду последним, кто забудет об этом. О том, что ты, Вася, для меня сделал. Да, я, можно сказать, плясал под чужую дудку, и ты остановил меня. Спасибо! — Капитан и Вася обнялись, чего раньше в принципе быть не могло: рукопожатие перед уходом в опасный поиск — вот все, что позволял в экипаже капитан. Это не от суровости, просто он таким был.
Мы долго сидели втроем, уже охрип от мурлыканья и смежил очи двухголосый теорианский котенок, уже ушли спать маячившие неподалеку прапраправнуки капитана, которые еще днем прикатили для нас арбуз и принесли цветы, а мы все беседовали в беседке и вспоминали.
Капитан был демократичен от природы и не относился к тем руководителям, которые любят говорить последними. Он начал первым.
— Помню, сначала все было как заведено. Я поддерживал непрерывную связь с вами все время рейса на Сирену и первые три часа после выхода на планету. Все было в порядке, система охраны действовала нормально, и мы занялись ремонтными делами. Потом я иногда выходил на связь с кем-нибудь из десантников, и причин для беспокойства не было. Знаете, как это бывает: дел много, то одно, то другое, пока прозванивали с навигатором цепи системы ориентации, и то по земному времени не менее суток прошло. Впервые заметил странность, когда проходил мимо рубки связи и услышал Васин голос. Он вслух читал перед микрофоном «Справочник гиппопотамовода-любителя», раздел «Заготовка кормов». На мой вопрос Вася ответил, что выполняет личную просьбу Льва Матюшина. Естественно, я тут же вызвал Льва. И столкнулся со второй странностью — Лев нес какую-то околесицу, говорил, что планетолога похлопали по плечу и тот перестроил программу киберов-андроидов на косовицу, а инструмента нет, но это не проблема, поскольку инструмент описан в справочнике, соответствующий раздел которого ему сейчас любезно прочитал Вася Рамодин, и что лично он. Лев, пока только созерцает…
Вот тут-то я встревожился и начал поименный опрос, в результате которого установил, что физически все здоровы, но о выполнении программы никто не думает, поскольку у каждого десантника появился некий бзик, этакий пунктик. Вообще, бзик — это неплохо, если он не мешает дело делать. Но ведь мешает. Занимаются какой-то непонятной ерундой. Я потребовал, чтобы все вернулись на катер и пока установили двойную защиту. А завтра разберемся.
Утром я вызвал катер, но мне никто не ответил. Я похолодел и, не поверите, растерялся. Второй раз в жизни.
— Вася, — говорю. — Они все погибли!
Он стал желтым, но нашел в себе силы утешить меня.
— Ну уж, — сказал он. — Наши парни не из тех, кто гибнет ни с того ни с сего. Да и откуда это известно?
— Как откуда, — отвечаю я ему. — Я ведь вчера приказал всем прибыть на катер. А там никого нет. Значит, они все… того. Надо нам о коллективном памятнике думать!
— О каком памятнике! — Вася уперся растопыренными пальцами в зеленые огоньки пульта защиты. — О каком памятнике, если все живы!
Действительно, каждый зеленый глазок свидетельствовал, что данный член экипажа жив, а я просто не обратил внимания на пульт, ошеломленный отсутствием разведчиков на катере.
— Но ведь приказ не выполнен, а этого в моем экипаже еще не бывало. Значит…
— С этим согласен, капитан, — перебивает меня Вася. — Значит, они психически больны. Не может умственно здоровый десантник не выполнить приказ. Видимо, заболели все сразу. Рехнулись всем коллективом. Это бывает, — главное, чтобы кто-нибудь начал. Надо лечить. А как? Ведь второго катера у нас нет.
Я невольно залюбовался Васей, его мощью, его статью. И прислушался к его здравым суждениям.
— Ремонтник Рамодин! — говорю ему с любовью. — Готовы ли вы лететь со мной на планету в индивидуальной аварийной капсуле?
На такие вопросы надо отвечать по уставу, и Вася ответил как положено:
— Обижаете, капитан!
Навигатор помог нам надеть скафандры и усадил каждого в капсуле, маленьком таком кораблике, у которого дюзы сзади, дюзы спереди и дюзы по бокам. Управлять им проще простого, если умеешь. Я сейчас в связи с возрастом уже ни на что не способен и потому ушел на преподавательскую работу, так вот, своим первооткрывателям я часто говорю, что если ты умеешь что-то делать, то это дело всегда кажется простым… После выброса в пространство мы с Васей сориентировались по пеленгу на катер и словно два метеорита рванулись к Сирене.
Катер, если помните, стоял на уютном пригорке, и мы, оставив капсулы неподалеку, пошли к нему и шли, пока не уперлись в упругое силовое поле защиты. Тут Вася, откинув шлем за спину, снял перчатки, расставил руки и вдавился всем телом в защитный слой. Слой сам не виден, но зато видно было, как Васина фигура стоит под углом в сорок пять градусов, ни на что не опираясь. Нет, Вася знал, что инородное тело не может пройти через силовое поле, но нам надо было попасть на катер, и это можно было сделать, подключив к силовому полю собственное психополе. При этом появлялись местные возмущения и в защитном слое образовывался канал, достаточный для прохода человека. Мы пользовались этим способом крайне редко и только в аварийных ситуациях. Как правило, для образования прохода нужно было суммарное психическое воздействие как минимум четырех десантников… Вася не обратился ко мне за помощью, Вася сосредоточился и справился один и даже не взопрел. Он стал легендарным уже при жизни, наш Вася. Он силой своей несгибаемой воли гнул подковы, которые мы доставали для него, когда удавалось…
На катере я тотчас кинулся к пульту защиты, увидел все шесть, включая уже и свой собственный, зеленых огоньков и вздохнул с облегчением:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Молодость, она всегда прекрасна. Я и не заметил, как она прошла. Вася, ты помнишь матч — мы против сборной Теоры? Ты был тогда в форме. Мы все тогда на высоте были. А наши выступления на ломерейском кулинарном празднике?..
— А Лев Матюшин, — встреваю я, — сдал в типографию свою монографию «Статистические методы в условиях изобилия и дефицита» и сейчас руководит хором мальчиков в Кривом Роге.
Капитан усмехнулся моей наивной попытке управлять ходом беседы:
— На Сирене Лев пел, другие пуджикам живот чесали. А космофизик (вообще, это был астрофизик, но за сверхъестественную бороду его звали космофизиком), помнишь, самый дисциплинированный и фотогеничный из нас, тот дворец строил. Ты в своих записках пропустил, а мне он, помню, заявил по рации: «Пока дворец не кончу, никуда не уйду. Мой пуджик должен жить — и будет жить во дворце».
Вася, привыкший в научных дискуссиях резать правду-матку в глаза и потому чуждый всяческой дипломатии, вдруг почувствовал обиду за меня.
— Дворец еще так-сяк. Некоторые перед пуджиками вприсядку плясали.
Капитан окаменел лицом, и целую нескончаемую минуту тянулась пауза. Наконец он овладел собой.
— Я буду последним, кто забудет об этом. О том, что ты, Вася, для меня сделал. Да, я, можно сказать, плясал под чужую дудку, и ты остановил меня. Спасибо! — Капитан и Вася обнялись, чего раньше в принципе быть не могло: рукопожатие перед уходом в опасный поиск — вот все, что позволял в экипаже капитан. Это не от суровости, просто он таким был.
Мы долго сидели втроем, уже охрип от мурлыканья и смежил очи двухголосый теорианский котенок, уже ушли спать маячившие неподалеку прапраправнуки капитана, которые еще днем прикатили для нас арбуз и принесли цветы, а мы все беседовали в беседке и вспоминали.
Капитан был демократичен от природы и не относился к тем руководителям, которые любят говорить последними. Он начал первым.
— Помню, сначала все было как заведено. Я поддерживал непрерывную связь с вами все время рейса на Сирену и первые три часа после выхода на планету. Все было в порядке, система охраны действовала нормально, и мы занялись ремонтными делами. Потом я иногда выходил на связь с кем-нибудь из десантников, и причин для беспокойства не было. Знаете, как это бывает: дел много, то одно, то другое, пока прозванивали с навигатором цепи системы ориентации, и то по земному времени не менее суток прошло. Впервые заметил странность, когда проходил мимо рубки связи и услышал Васин голос. Он вслух читал перед микрофоном «Справочник гиппопотамовода-любителя», раздел «Заготовка кормов». На мой вопрос Вася ответил, что выполняет личную просьбу Льва Матюшина. Естественно, я тут же вызвал Льва. И столкнулся со второй странностью — Лев нес какую-то околесицу, говорил, что планетолога похлопали по плечу и тот перестроил программу киберов-андроидов на косовицу, а инструмента нет, но это не проблема, поскольку инструмент описан в справочнике, соответствующий раздел которого ему сейчас любезно прочитал Вася Рамодин, и что лично он. Лев, пока только созерцает…
Вот тут-то я встревожился и начал поименный опрос, в результате которого установил, что физически все здоровы, но о выполнении программы никто не думает, поскольку у каждого десантника появился некий бзик, этакий пунктик. Вообще, бзик — это неплохо, если он не мешает дело делать. Но ведь мешает. Занимаются какой-то непонятной ерундой. Я потребовал, чтобы все вернулись на катер и пока установили двойную защиту. А завтра разберемся.
Утром я вызвал катер, но мне никто не ответил. Я похолодел и, не поверите, растерялся. Второй раз в жизни.
— Вася, — говорю. — Они все погибли!
Он стал желтым, но нашел в себе силы утешить меня.
— Ну уж, — сказал он. — Наши парни не из тех, кто гибнет ни с того ни с сего. Да и откуда это известно?
— Как откуда, — отвечаю я ему. — Я ведь вчера приказал всем прибыть на катер. А там никого нет. Значит, они все… того. Надо нам о коллективном памятнике думать!
— О каком памятнике! — Вася уперся растопыренными пальцами в зеленые огоньки пульта защиты. — О каком памятнике, если все живы!
Действительно, каждый зеленый глазок свидетельствовал, что данный член экипажа жив, а я просто не обратил внимания на пульт, ошеломленный отсутствием разведчиков на катере.
— Но ведь приказ не выполнен, а этого в моем экипаже еще не бывало. Значит…
— С этим согласен, капитан, — перебивает меня Вася. — Значит, они психически больны. Не может умственно здоровый десантник не выполнить приказ. Видимо, заболели все сразу. Рехнулись всем коллективом. Это бывает, — главное, чтобы кто-нибудь начал. Надо лечить. А как? Ведь второго катера у нас нет.
Я невольно залюбовался Васей, его мощью, его статью. И прислушался к его здравым суждениям.
— Ремонтник Рамодин! — говорю ему с любовью. — Готовы ли вы лететь со мной на планету в индивидуальной аварийной капсуле?
На такие вопросы надо отвечать по уставу, и Вася ответил как положено:
— Обижаете, капитан!
Навигатор помог нам надеть скафандры и усадил каждого в капсуле, маленьком таком кораблике, у которого дюзы сзади, дюзы спереди и дюзы по бокам. Управлять им проще простого, если умеешь. Я сейчас в связи с возрастом уже ни на что не способен и потому ушел на преподавательскую работу, так вот, своим первооткрывателям я часто говорю, что если ты умеешь что-то делать, то это дело всегда кажется простым… После выброса в пространство мы с Васей сориентировались по пеленгу на катер и словно два метеорита рванулись к Сирене.
Катер, если помните, стоял на уютном пригорке, и мы, оставив капсулы неподалеку, пошли к нему и шли, пока не уперлись в упругое силовое поле защиты. Тут Вася, откинув шлем за спину, снял перчатки, расставил руки и вдавился всем телом в защитный слой. Слой сам не виден, но зато видно было, как Васина фигура стоит под углом в сорок пять градусов, ни на что не опираясь. Нет, Вася знал, что инородное тело не может пройти через силовое поле, но нам надо было попасть на катер, и это можно было сделать, подключив к силовому полю собственное психополе. При этом появлялись местные возмущения и в защитном слое образовывался канал, достаточный для прохода человека. Мы пользовались этим способом крайне редко и только в аварийных ситуациях. Как правило, для образования прохода нужно было суммарное психическое воздействие как минимум четырех десантников… Вася не обратился ко мне за помощью, Вася сосредоточился и справился один и даже не взопрел. Он стал легендарным уже при жизни, наш Вася. Он силой своей несгибаемой воли гнул подковы, которые мы доставали для него, когда удавалось…
На катере я тотчас кинулся к пульту защиты, увидел все шесть, включая уже и свой собственный, зеленых огоньков и вздохнул с облегчением:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127