Потом — однокомнатные. Но, главное, осталось по две двери, которые их соединяют. Харви очень гордился, что обнаружил это не так давно. Он оставил мне свой э-э ключ...
— Это вообще-то называется отмычка, — вздохнул Петро, покрутив предмет у себя перед носом.
— Так или иначе, эта штука открывает сей замок, — пожал плечами Кульбах, — и это меня вполне устраивает. Харви просил меня в случае, если кто-то начнет беспокоить меня в этом номере, перебраться в соседний... В его или, наоборот, в тот, что справа по коридору, — он пустует. И его этот ключ тоже открывает... Гм... похоже, что действительно, лучше называть его отмычкой...
— Так вы все это время находились здесь? — спросил Криница, проходя из ванной в строго симметричный восемьсот четвертому соседний номер — почти столь же стереотипный и необжитый. — И за двое с лишним суток даже не нашли времени распаковать багаж? Кстати, почему вы свой чемодан оставили там — в номере господина Смита?
— Знаете... — Кульбах развел руками. — Мы вселялись в «Альтаир» по-отдельности, чтобы не привлекать к себе внимания... Харви оказался столь любезен, что взял на себя хлопоты о моем багаже. Тем более что своего у него фактически не было. А я прогулялся по Центру... В страшном, надо сказать, запустении столица пребывает, что же тогда у них творится по окраинам?
Профессор пожал плечами и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, продолжил:
— Так вот, я прошелся по городу, купил себе этот кейс, — он кивнул на стоящий в углу старомодный чемоданчик, — немного еды — так, к чаю. Я, знаете ли, не прожорлив, и кое-что для чтения на ночь...
Его слова подтверждали весомые вещественные доказательства — на прикроватной тумбочке стояли два опустошенных разовых термоса и горка пластиковых стаканчиков, а у изголовья кровати валялись рассроченные упаковки из-под сандвичей и напечатанные на дешевом заменителе — не чета мелованной бумаге фолиантов, заполнявших нутро чемодана из соседнего номера, — «одноразовые» томики какого-то местного издательства.
«Хитрость Хромого» — прочитал Петро на обложке одного из них. Взял вторую и выяснил, что видит перед собой еще одно творение плодовитого литератора Анатолия Смольского — «Отставка Хромого».
— Вы читаете подобную муру, профессор? — искренне удивился он.
Для себя он считал возможным потратить пару часиков на сон грядущий, когда обстоятельства это ему позволяли, на чтение сочинений Смольского или Дженнифер Флокс — эта литераторствующая дама (или созданный «ПРЕ-ЧМО» ее виртуальный образ) тоже активно эксплуатировала фрондийский антураж для своих политических детективов. Они, детективы эти, всегда были приятны ему тем, что не имели ни малейшего отношения к реальной Фронде, о тротуары которой приходилось сбивать свои подметки специальному агенту Кринице. Такое времяпрепровождение для себя он считал простительной слабостью, так как корифеем мысли себя никогда не числил. Но то, что на подобное чтение тратит свое драгоценное время одна из самых крупных научных шишек в секторе, было для него потрясением.
— Знаете... — Кульбах несколько смутился. — Смит предупредил, что нам, возможно, придется провести некоторое, может быть, довольно длительное, время в ожидании нашего м-м... партнера. Так что я прихватил с собой несколько э-э... работ, с которыми давно хотел ознакомиться на досуге... Вы их видели, когда, гм... досматривали мой багаж. Но... понимаете, когда я вселился в свой номер и, как условлено было, прошел к Харви — через ту дверь, через которую... Ну — вы поняли... Так вот. Харви был необыкновенно нервозен и торопился куда-то... Для меня у него оказались свободными лишь пять-шесть минут... Он сказал нечто в том духе, что возникли непредвиденные обстоятельства... Что опасность резко возросла и я не должен показывать носа из номера... Это так повлияло на меня, что я... Видите ли, я человек, привыкший к, так сказать, кабинетной работе... К труду в спокойной обстановке... Так что ни на что, кроме чтения сочинений господина Смольского, я просто не был способен. К тому же мною овладела бессонница...
Петро взглянул на обложки четвертого и пятого томиков. То были «Смерть Хромого» и, соответственно, его же, Хромого, «Воскрешение».
«Контрафаксные, между прочим, издания, — подумал он. — „ДУСТ“ вправе Фронде иск впаять. А впрочем, я сюда не издательские права защищать прилетел. Да и не довезти эту макулатуру даже до геостационара. Рассыплются в прах — и хана вещдокам...»
В этом он был прав: в состав той дряни, на которой местные «пираты» распечатывали нетленные творения Анатолия и других доходных «генераторов текстов», был, разумеется, введен фотосенсибилизатор, превращающий в сероватый прах каждую из страниц «книжки-мотылька» через пару суток после того, как на нее падал свет.
Петро потряс гудящей головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей, и снова взял быка за рога.
— Когда это было? Я имею в виду ваш последний разговор со Смитом. Как давно вы здесь кукуете?
— Н-ну... Кончаются уже вторые сутки... Я уже начал затрудняться в определении своего нынешнего состояния, когда вы...
— Смит покинул свой номер, пройдя через ваш?
— И дальше, через соседний...
— Господи, наконец-то я понял... — возблагодарил бога Криница.
— Вы ничего не поняли. Мы принимали еще и дополнительные меры безопасности...
Кульбах полез во внутренний карман куртки, висевшей на спинке стула, и извлек оттуда небольшой футляр.
— Вот — смотрите...
Он начал доставать из футляра и прилаживать себе на щеки, лоб, подбородок почти незаметные, под цвет кожи лица нашлепки — каждая размером с квадратный сантиметр, не больше.
— Ого! Так вы и этот макияж использовали?.. — воскликнул Петро не без уважения к основательности, с которой его бывший коллега подготовил эту операцию.
— Отвернитесь на минутку, — попросил его Кульбах. — Будет сюрприз. Заодно мне надо еще и гм... переодеться...
— С удовольствием, — согласился Криница. — При условии, что сюрприз ваш не будет состоять в ударе тяжелым предметом по темени. У меня там четыре шва, знаете ли... относительно свежих...
Получив заверения профессора Эберхардта Кульбаха, что никакое причинение вреда своему собеседнику им не замышлено, Криница некоторое время, стоя спиной к доктору, изучал висевшие перед ним на стене картины. Через пять-шесть минут такого созерцания деловитое шуршание, производимое почтенным профессором за его спиной, сменилось возгласом, приглашавшим его лицезреть результат перевоплощения доктора Кульбаха в нечто совсем иное.
— Как я вам нравлюсь в таком виде, Кириниса-сан? — осведомился у него завернутый в кимоно японец, вежливо улыбавшийся и сгибавшийся в поклоне.
Мини-электроды, подававшие согласно программе своих микрочипов импульсы на мышцы лица уважаемого доктора экзобиологии, превратили его в типичного жителя, Страны восходящего солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
— Это вообще-то называется отмычка, — вздохнул Петро, покрутив предмет у себя перед носом.
— Так или иначе, эта штука открывает сей замок, — пожал плечами Кульбах, — и это меня вполне устраивает. Харви просил меня в случае, если кто-то начнет беспокоить меня в этом номере, перебраться в соседний... В его или, наоборот, в тот, что справа по коридору, — он пустует. И его этот ключ тоже открывает... Гм... похоже, что действительно, лучше называть его отмычкой...
— Так вы все это время находились здесь? — спросил Криница, проходя из ванной в строго симметричный восемьсот четвертому соседний номер — почти столь же стереотипный и необжитый. — И за двое с лишним суток даже не нашли времени распаковать багаж? Кстати, почему вы свой чемодан оставили там — в номере господина Смита?
— Знаете... — Кульбах развел руками. — Мы вселялись в «Альтаир» по-отдельности, чтобы не привлекать к себе внимания... Харви оказался столь любезен, что взял на себя хлопоты о моем багаже. Тем более что своего у него фактически не было. А я прогулялся по Центру... В страшном, надо сказать, запустении столица пребывает, что же тогда у них творится по окраинам?
Профессор пожал плечами и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, продолжил:
— Так вот, я прошелся по городу, купил себе этот кейс, — он кивнул на стоящий в углу старомодный чемоданчик, — немного еды — так, к чаю. Я, знаете ли, не прожорлив, и кое-что для чтения на ночь...
Его слова подтверждали весомые вещественные доказательства — на прикроватной тумбочке стояли два опустошенных разовых термоса и горка пластиковых стаканчиков, а у изголовья кровати валялись рассроченные упаковки из-под сандвичей и напечатанные на дешевом заменителе — не чета мелованной бумаге фолиантов, заполнявших нутро чемодана из соседнего номера, — «одноразовые» томики какого-то местного издательства.
«Хитрость Хромого» — прочитал Петро на обложке одного из них. Взял вторую и выяснил, что видит перед собой еще одно творение плодовитого литератора Анатолия Смольского — «Отставка Хромого».
— Вы читаете подобную муру, профессор? — искренне удивился он.
Для себя он считал возможным потратить пару часиков на сон грядущий, когда обстоятельства это ему позволяли, на чтение сочинений Смольского или Дженнифер Флокс — эта литераторствующая дама (или созданный «ПРЕ-ЧМО» ее виртуальный образ) тоже активно эксплуатировала фрондийский антураж для своих политических детективов. Они, детективы эти, всегда были приятны ему тем, что не имели ни малейшего отношения к реальной Фронде, о тротуары которой приходилось сбивать свои подметки специальному агенту Кринице. Такое времяпрепровождение для себя он считал простительной слабостью, так как корифеем мысли себя никогда не числил. Но то, что на подобное чтение тратит свое драгоценное время одна из самых крупных научных шишек в секторе, было для него потрясением.
— Знаете... — Кульбах несколько смутился. — Смит предупредил, что нам, возможно, придется провести некоторое, может быть, довольно длительное, время в ожидании нашего м-м... партнера. Так что я прихватил с собой несколько э-э... работ, с которыми давно хотел ознакомиться на досуге... Вы их видели, когда, гм... досматривали мой багаж. Но... понимаете, когда я вселился в свой номер и, как условлено было, прошел к Харви — через ту дверь, через которую... Ну — вы поняли... Так вот. Харви был необыкновенно нервозен и торопился куда-то... Для меня у него оказались свободными лишь пять-шесть минут... Он сказал нечто в том духе, что возникли непредвиденные обстоятельства... Что опасность резко возросла и я не должен показывать носа из номера... Это так повлияло на меня, что я... Видите ли, я человек, привыкший к, так сказать, кабинетной работе... К труду в спокойной обстановке... Так что ни на что, кроме чтения сочинений господина Смольского, я просто не был способен. К тому же мною овладела бессонница...
Петро взглянул на обложки четвертого и пятого томиков. То были «Смерть Хромого» и, соответственно, его же, Хромого, «Воскрешение».
«Контрафаксные, между прочим, издания, — подумал он. — „ДУСТ“ вправе Фронде иск впаять. А впрочем, я сюда не издательские права защищать прилетел. Да и не довезти эту макулатуру даже до геостационара. Рассыплются в прах — и хана вещдокам...»
В этом он был прав: в состав той дряни, на которой местные «пираты» распечатывали нетленные творения Анатолия и других доходных «генераторов текстов», был, разумеется, введен фотосенсибилизатор, превращающий в сероватый прах каждую из страниц «книжки-мотылька» через пару суток после того, как на нее падал свет.
Петро потряс гудящей головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей, и снова взял быка за рога.
— Когда это было? Я имею в виду ваш последний разговор со Смитом. Как давно вы здесь кукуете?
— Н-ну... Кончаются уже вторые сутки... Я уже начал затрудняться в определении своего нынешнего состояния, когда вы...
— Смит покинул свой номер, пройдя через ваш?
— И дальше, через соседний...
— Господи, наконец-то я понял... — возблагодарил бога Криница.
— Вы ничего не поняли. Мы принимали еще и дополнительные меры безопасности...
Кульбах полез во внутренний карман куртки, висевшей на спинке стула, и извлек оттуда небольшой футляр.
— Вот — смотрите...
Он начал доставать из футляра и прилаживать себе на щеки, лоб, подбородок почти незаметные, под цвет кожи лица нашлепки — каждая размером с квадратный сантиметр, не больше.
— Ого! Так вы и этот макияж использовали?.. — воскликнул Петро не без уважения к основательности, с которой его бывший коллега подготовил эту операцию.
— Отвернитесь на минутку, — попросил его Кульбах. — Будет сюрприз. Заодно мне надо еще и гм... переодеться...
— С удовольствием, — согласился Криница. — При условии, что сюрприз ваш не будет состоять в ударе тяжелым предметом по темени. У меня там четыре шва, знаете ли... относительно свежих...
Получив заверения профессора Эберхардта Кульбаха, что никакое причинение вреда своему собеседнику им не замышлено, Криница некоторое время, стоя спиной к доктору, изучал висевшие перед ним на стене картины. Через пять-шесть минут такого созерцания деловитое шуршание, производимое почтенным профессором за его спиной, сменилось возгласом, приглашавшим его лицезреть результат перевоплощения доктора Кульбаха в нечто совсем иное.
— Как я вам нравлюсь в таком виде, Кириниса-сан? — осведомился у него завернутый в кимоно японец, вежливо улыбавшийся и сгибавшийся в поклоне.
Мини-электроды, подававшие согласно программе своих микрочипов импульсы на мышцы лица уважаемого доктора экзобиологии, превратили его в типичного жителя, Страны восходящего солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152