Ничего хорошего это нам не сулит — поверьте!
— Значит? — уныло произнес Анатолий.
— Значит, надо уносить отсюда ноги! — не скрывая раздражения, отрезал кэп. — И поскорее!
Он резко встал и начал сверяться с картой местности на дисплейчике своего ручного компа. Посмотрел на компас, на карту, снова на компас. Потер лоб, нахмурился.
Впервые за время перехода Анатолий видел на лице кэпа какое-то подобие растерянности. Но это длилось всего лишь мгновение. Лицо капитана вновь стало непроницаемым.
— За мной! — коротко скомандовал он. — Кирилл — замыкающим. И не терять друг друга из виду!
Забросил рюкзак за спину и легко зашагал вниз по еле заметному склону.
Анатолию ничего не оставалось, как поспешить за ним.
Чувствовал он себя последним дерьмом.
* * *
Когда с головы Микиса сняли мешок, он чуть было не ослеп от обилия света. Ночные переходы и дневной сон в темноте скальных пещер и гротов превратили его в нетопыря. Теперь ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и разобраться, где он находится и кто его окружает.
А находился он в помещении до боли знакомом — знакомом по той, до Инферны, оставленной жизни. Это был то ли тесный бункер, то ли просторный, оснащенный двумя рядами нар коридор. На нарах этих и пребывал Микис. Нары были в точности такими же, какими были, есть и будут, верно, вовеки все тюремные нары по всей Периферии, — отменно неуклюжей и прочной комбинацией сваренных друг с другом рельсов и прикрученных к ним намертво болтами досок из древесины — тяжелой и твердой. Помещение заливал мертвенный, лишающий надежды свет флюоресцентных панелей. С обоих торцов бункер был оборудован толстенными, унылого окраса бронированными дверьми. Двери эти впечатляли.
Пара типов в камуфляже — в обычном камуфляже Легиона, только без опознавательных знаков, свалила сорванные с голов пленных мешки в дальнем углу, где виднелось еще какое-то барахлишко, после чего убыла в те самые двери. Наблюдать за бункером остались четверо их коллег с армейскими бластерами, но одетых причудливее — в смесь униформы бог весть каких войск и партикулярной одежки. Эти сразу уселись резаться в карты. Пленные, надежно примкнутые к стойкам нар, их мало волновали.
«До сих пор жизнь Диаспоры мне расписывали как рай земной, — язвительно подумал Палладини. — В гробу видел я, однако, такой вот рай! Стоило же Микису Палладини мучиться, словно грешнику в аду, на богом проклятой Фронде, а потом кантоваться, словно дамскому бюстгальтеру в стиральной машине, в этом сатанинском кораблике, что блохой скакал через подпространство, и от этого страдать как Иона во чреве китовом, для того только, чтобы в конце концов очутиться в самой обыкновенной каталажке?! Даже если это — филиал здешнего рая для безбилетников, то я не подписывался на этот чертов круиз!»
Он был не единственным «безбилетником» в этом «филиале рая». Тонкая, но очень прочная цепь делала его всего лишь крайним в цепочке из полудюжины довольно мрачных личностей, закованных, как и он, в наручники. Все они явно не по своей воле оказались в этом тайном узилище.
В остальном, однако, его товарищи по несчастью довольно сильно отличались от Микиса. Была это публика разношерстная, но все как один лихого вида. А особо отличался его непосредственный сосед — тип, производивший на окружающих неизгладимое впечатление. Он был неопределенного возраста, размерами чуть ли не вдвое превосходил Микиса и имел буйную, густую и огненно-рыжую шевелюру. Рыжими, густыми и буйными были, естественно, и его борода и брови. Гребень цирюльника никуда не касался этой буйной поросли, в которой с трудом угадывались высокие веснушчатые скулы, конопатый нос и глубоко посаженные, неожиданного василькового окраса глаза. Одет тип был, видно, по принятой в здешних краях моде и даже не без претензии. На нем был набор предметов одежды из грубой кожи, собранных, видно, с миру по нитке, но в соответствии с какими-то признаками вкуса — туземного и вычурного, но вкуса. Запястья арестанта, кроме наручников, украшала дюжина разнообразных браслетов, в левом ухе висела впечатляющих размеров серьга, на шее и на поясе болтался целый набор страннейших амулетов, в одном из которых отчетливо угадывалось высушенное человеческое ухо...
Микис отметил про себя, что ни его самого, ни других пленников не обобрали. У него лично забрали только документы и оружие, проявив мало интереса к остальному содержимому рюкзака и карманов.
В отличие от других пленников, рыжий громила проявил к Микису интерес, перекинулся с ним парой фраз на местном наречии и потому стал как-то близок злосчастному владельцу «Риалти». Каково же было удивление Микиса, когда он узнал, что косматый тип, с которым судьба свела его здесь, на краю Обитаемого Космоса, под чужим небом, был близок с его, Микиса, неплохим знакомым. Выяснилось это почти сразу, как только тип соблаговолил представиться.
— Рога, — сообщил он, изучая Микиса довольно мрачным и каким-то сверлящим, до костей пронимающим взглядом. — Ударение на первом слоге.
Он явно ожидал, что его имя что-то говорит новому знакомому. И как само собой разумеющееся добавил:
— И если хоть раз назовешь меня Копытичем, шею сверну! Такое только троим позволено. Петрович я... Запомни: ударение — на первый слог! Петрович! Рога Петрович! А про Копытича — это все Шишела шуточки... Ну а тебя как звать, малахольный?
Славянский юмор Шишела, столь обидный для Роги, остался непонятен Микису, а вот сама кличка изобретателя странного прозвища всколыхнула в нем массу эмоций.
— Шишел? — удивленно воззрился он на Рогу — Шишел-Мышел — Шаленый?! Его что — сюда занесло?
— А что — тоже такого знаешь? — изумился Рога. — Или слышал о таком? Вот уж тесен мир! Хотя, если уж сошлись мы на Камнях, так и неудивительно: тут все мы по одной дорожке ходим... Ты не темни, однако, сам-то назовись все-таки...
— Шишел меня знал как э-э... Барсука... — ответил Микис — Дело было на Гринзее...
Рога окинул собеседника критическим взглядом и согласился:
— М-да... Есть что-то...
Микис потупился Он не был уверен, что ему стоит распространяться о своем прошлом — здесь и сейчас.
— Тогда у меня кличка такая была — Барсук, — уточнил он
— А сейчас, стало быть, другая... — проявил догадливость, хорошо сдобренную ядовитой иронией, Рога.
— Можешь звать меня Бобер... — неохотно промямлил Микис.
— И этот зверек подходит, — согласился рыжий разбойник, еще раз оценивающе поглядев на собеседника. — Не скунс все-таки...
Микис нервно дернулся — именно Скунсом он числился в те далекие и прекрасные времена, когда за ним — Микисом Палладини — еще не охотились по всей Галактике люди Большого Кира с намерением спустить шкуру за принесенный этому самому Киру и ряду фигур помельче основательный материальный ущерб, за сотрудничество с федералами из управления, пропажу партийной кассы и за иные прегрешения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
— Значит? — уныло произнес Анатолий.
— Значит, надо уносить отсюда ноги! — не скрывая раздражения, отрезал кэп. — И поскорее!
Он резко встал и начал сверяться с картой местности на дисплейчике своего ручного компа. Посмотрел на компас, на карту, снова на компас. Потер лоб, нахмурился.
Впервые за время перехода Анатолий видел на лице кэпа какое-то подобие растерянности. Но это длилось всего лишь мгновение. Лицо капитана вновь стало непроницаемым.
— За мной! — коротко скомандовал он. — Кирилл — замыкающим. И не терять друг друга из виду!
Забросил рюкзак за спину и легко зашагал вниз по еле заметному склону.
Анатолию ничего не оставалось, как поспешить за ним.
Чувствовал он себя последним дерьмом.
* * *
Когда с головы Микиса сняли мешок, он чуть было не ослеп от обилия света. Ночные переходы и дневной сон в темноте скальных пещер и гротов превратили его в нетопыря. Теперь ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и разобраться, где он находится и кто его окружает.
А находился он в помещении до боли знакомом — знакомом по той, до Инферны, оставленной жизни. Это был то ли тесный бункер, то ли просторный, оснащенный двумя рядами нар коридор. На нарах этих и пребывал Микис. Нары были в точности такими же, какими были, есть и будут, верно, вовеки все тюремные нары по всей Периферии, — отменно неуклюжей и прочной комбинацией сваренных друг с другом рельсов и прикрученных к ним намертво болтами досок из древесины — тяжелой и твердой. Помещение заливал мертвенный, лишающий надежды свет флюоресцентных панелей. С обоих торцов бункер был оборудован толстенными, унылого окраса бронированными дверьми. Двери эти впечатляли.
Пара типов в камуфляже — в обычном камуфляже Легиона, только без опознавательных знаков, свалила сорванные с голов пленных мешки в дальнем углу, где виднелось еще какое-то барахлишко, после чего убыла в те самые двери. Наблюдать за бункером остались четверо их коллег с армейскими бластерами, но одетых причудливее — в смесь униформы бог весть каких войск и партикулярной одежки. Эти сразу уселись резаться в карты. Пленные, надежно примкнутые к стойкам нар, их мало волновали.
«До сих пор жизнь Диаспоры мне расписывали как рай земной, — язвительно подумал Палладини. — В гробу видел я, однако, такой вот рай! Стоило же Микису Палладини мучиться, словно грешнику в аду, на богом проклятой Фронде, а потом кантоваться, словно дамскому бюстгальтеру в стиральной машине, в этом сатанинском кораблике, что блохой скакал через подпространство, и от этого страдать как Иона во чреве китовом, для того только, чтобы в конце концов очутиться в самой обыкновенной каталажке?! Даже если это — филиал здешнего рая для безбилетников, то я не подписывался на этот чертов круиз!»
Он был не единственным «безбилетником» в этом «филиале рая». Тонкая, но очень прочная цепь делала его всего лишь крайним в цепочке из полудюжины довольно мрачных личностей, закованных, как и он, в наручники. Все они явно не по своей воле оказались в этом тайном узилище.
В остальном, однако, его товарищи по несчастью довольно сильно отличались от Микиса. Была это публика разношерстная, но все как один лихого вида. А особо отличался его непосредственный сосед — тип, производивший на окружающих неизгладимое впечатление. Он был неопределенного возраста, размерами чуть ли не вдвое превосходил Микиса и имел буйную, густую и огненно-рыжую шевелюру. Рыжими, густыми и буйными были, естественно, и его борода и брови. Гребень цирюльника никуда не касался этой буйной поросли, в которой с трудом угадывались высокие веснушчатые скулы, конопатый нос и глубоко посаженные, неожиданного василькового окраса глаза. Одет тип был, видно, по принятой в здешних краях моде и даже не без претензии. На нем был набор предметов одежды из грубой кожи, собранных, видно, с миру по нитке, но в соответствии с какими-то признаками вкуса — туземного и вычурного, но вкуса. Запястья арестанта, кроме наручников, украшала дюжина разнообразных браслетов, в левом ухе висела впечатляющих размеров серьга, на шее и на поясе болтался целый набор страннейших амулетов, в одном из которых отчетливо угадывалось высушенное человеческое ухо...
Микис отметил про себя, что ни его самого, ни других пленников не обобрали. У него лично забрали только документы и оружие, проявив мало интереса к остальному содержимому рюкзака и карманов.
В отличие от других пленников, рыжий громила проявил к Микису интерес, перекинулся с ним парой фраз на местном наречии и потому стал как-то близок злосчастному владельцу «Риалти». Каково же было удивление Микиса, когда он узнал, что косматый тип, с которым судьба свела его здесь, на краю Обитаемого Космоса, под чужим небом, был близок с его, Микиса, неплохим знакомым. Выяснилось это почти сразу, как только тип соблаговолил представиться.
— Рога, — сообщил он, изучая Микиса довольно мрачным и каким-то сверлящим, до костей пронимающим взглядом. — Ударение на первом слоге.
Он явно ожидал, что его имя что-то говорит новому знакомому. И как само собой разумеющееся добавил:
— И если хоть раз назовешь меня Копытичем, шею сверну! Такое только троим позволено. Петрович я... Запомни: ударение — на первый слог! Петрович! Рога Петрович! А про Копытича — это все Шишела шуточки... Ну а тебя как звать, малахольный?
Славянский юмор Шишела, столь обидный для Роги, остался непонятен Микису, а вот сама кличка изобретателя странного прозвища всколыхнула в нем массу эмоций.
— Шишел? — удивленно воззрился он на Рогу — Шишел-Мышел — Шаленый?! Его что — сюда занесло?
— А что — тоже такого знаешь? — изумился Рога. — Или слышал о таком? Вот уж тесен мир! Хотя, если уж сошлись мы на Камнях, так и неудивительно: тут все мы по одной дорожке ходим... Ты не темни, однако, сам-то назовись все-таки...
— Шишел меня знал как э-э... Барсука... — ответил Микис — Дело было на Гринзее...
Рога окинул собеседника критическим взглядом и согласился:
— М-да... Есть что-то...
Микис потупился Он не был уверен, что ему стоит распространяться о своем прошлом — здесь и сейчас.
— Тогда у меня кличка такая была — Барсук, — уточнил он
— А сейчас, стало быть, другая... — проявил догадливость, хорошо сдобренную ядовитой иронией, Рога.
— Можешь звать меня Бобер... — неохотно промямлил Микис.
— И этот зверек подходит, — согласился рыжий разбойник, еще раз оценивающе поглядев на собеседника. — Не скунс все-таки...
Микис нервно дернулся — именно Скунсом он числился в те далекие и прекрасные времена, когда за ним — Микисом Палладини — еще не охотились по всей Галактике люди Большого Кира с намерением спустить шкуру за принесенный этому самому Киру и ряду фигур помельче основательный материальный ущерб, за сотрудничество с федералами из управления, пропажу партийной кассы и за иные прегрешения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152