И никогда не пойму. Как могли вы все позволить, чтобы похитили ребенка? Отняли у законных родителей. Как вы могли довести женщину до безумия? Обречь её на смертную муку! — Александр уже стоял у панорамного окна, повернувшись к нему спиной.
Доктор покачал головой.
— Для всех нас это было крайне тяжелое испытание, — сказал он. — Однако со временем ведь, сам знаешь, ко всему привыкаешь. Тем более, что пути к отступлению были у нас отрезаны. — Голос Караманлиса преисполнился сожаления. — Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но каждый из нас все это время жил с тяжелым камнем на сердце.
— Да, — хмыкнул Александр. — В это мне и впрямь верится с трудом. — Он повернулся спиной к доктору, разглядывая величавую гладь Эгейского моря.
— Мелина безумно боялась, что ты утратил память навсегда. Еще её очень страшили твои ночные кошмары, которые, казалось, никогда не прекращались. Несть числа, сколько раз она говорила мне, что хочет во всем перед тобой признаться и сказать правду, но Константин стоял насмерть. Он был непререкаем, и в этом был их единственный источник разногласий за всю их совместную жизнь. — Караманлис ненадолго приумолк. — Даже, лежа на смертном одре, Мелина умоляла его наконец снять грех с души и открыть тебе эту тайну, но… остальное ты знаешь сам.
Александр призадумался, затем сказал:
— Перед самой смертью отец пытался что-то сказать мне. Может быть, и в самом деле хотел снять грех с души? — И он вопросительно посмотрел на Караманлиса.
Доктор кивнул.
— Он признался мне, что до сих пор не выполнил данного Мелине обещания и ничего тебе не рассказал, но добавил, что хочет сделать это, пока не поздно. Однако в последние дни он уже испытывал сильнейшие боли и мне приходилось держать его на наркотиках, так что сознание его было затуманено. Впрочем, — вздохнул он, — это ты и сам знаешь.
— Да, помню. — Александр опять задумался. — Однако даже после его смерти никто так и не удосужился открыть мне глаза на тайну моего рождения.
Караманлис сокрушенно потупился.
— Все мы привыкли жить во лжи, Александр. За много лет. Поэтому даже после смерти Константина… Не забудь — ты получил огромную власть, а человек ты вспыльчивый и почти всемогущий. Нам приходилось всерьез считаться с тем, как ты можешь воспринять эту новость. Сгоряча ты мог натворить многое. Как бы то ни было, поломав голову, я пришел к выводу, что делать этого не стоит.
— Ну, разумеется, — презрительно фыркнул Александр. — Скажите, доктор, сколько людей из числа тех, что знают правду, ещё находятся в живых?
Караманлис ответил не сразу.
— Всего несколько, — сказал он наконец. — А из людей, что были тогда в Иоаннине — вообще только двое. Георгий Дамос, управляющий. И ещё один бурильщик — кажется, его фамилия Паперсенос. Ну и, конечно, я. Юрист, который оформлял бумаги об усыновлении, погиб в 1957 году в авиакатастрофе. Остальные совсем старые и немощные — большинство уже на том свете.
— А этот Георгий Дамос — где он сейчас? — осведомился
Александр.
— Насколько мне известно, он живет в Триккале. Твои люди без труда его отыщут.
Александр молча кивнул и, открыв атташе-кейс, положил в него бумаги.
— Скажи, Александр, могу я задать тебе вопрос личного характера? — спросил Караманлис.
Александр приподнял голову и посмотрел на старого доктора.
— Можете, — сухо ответил он. — Однако я не обещаю, что отвечу на него.
Караманлис понимающе кивнул.
— Это твое право, — сказал он. — Хотя вопрос не такой уж и сложный. Скажи, Александр, ты был счастлив все эти годы?
Александр метнул на него подозрительный взгляд.
— В каком смысле?
— Ты был счастлив со своими родителями? С Мелиной и Константином? Они хорошо к тебе относились? Вы любили друг друга?
— Они относились ко мне прекрасно, и я тоже безмерно любил их, — ответил Александр. — И — да, я был счастлив с ними, — признал он.
— Тогда, прошу тебя, Александр, ты не должен их ненавидеть. Они уже и так расплатились за содеянное. Ты был для них всем. Любой из них с радостью отдал бы за тебя свою жизнь. Поверь мне — это правда.
В течение полуминуты Александр молча смотрел на старика, потом произнес:
— Откровенно говоря, доктор Караманлис, я больше не представляю, кому можно верить.
— Теперь, Александр, ты знаешь правду, — сказала Мередит, когда они с мужем шли к своему личному самолету через поле афинского аэропорта Хелленикон. Порывистый ветер разметал длинные волосы Мередит, её щеки порозовели от холодного декабрьского воздуха. Она подняла воротник норкового манто. — Может быть, не стоит больше ворошить прошлое? Давай вернемся домой и попытаемся все забыть.
Александр упрямо покачал головой.
— Прежде чем я смогу снова начать думать о нашем будущем, я должен сделать ещё одно дело. И слетать ещё в одно место.
— Куда? — спросила Мередит.
Александр повернул голову и посмотрел ей в глаза.
— В Лозанну.
Управляющий Лозаннской клиники был настолько удивлен внезапным интересом, который проявил Александр Киракис к Элизабет Райан, что даже не пытался скрыть своего изумления. Хотя он и знал, что именно Константин Киракис нес все расходы за содержание Элизабет в клинике с 1953 года, и что за эти годы греческий миллиардер неоднократно делал для нужд учреждения щедрые пожертвования, в то время как Киракис-младший не только не попытался хотя бы раз увидеть миссис Райан, но даже никогда и не спрашивал про нее. Поэтому заметно было, что управляющий весьма заинтригован столь внезапной переменой.
Глядя в горящие от любопытства глаза управляющего, Александр Киракис пояснил, что до недавнего времени даже не подозревал о существовании этой пациентки. Тем не менее чувствовалось, что история её очень его растрогала. Александр заверил, что Фонд Киракиса будет по-прежнему брать на себя все затраты по содержанию Элизабет Райан. О ней должны заботиться по высшему разряду, не считаясь с расходами.
— Я уже поговорил с её лечащим врачом, — закончил Александр. — Он сказал, что мне можно встретиться с мадам Райан.
— Ну конечно! — расцвел управляющий. — Вы, наверное, говорили с доктором Гудроном? Он, по-моему, ждет вас. — Он нажал кнопку селектора внутренней связи. — Соланж, пришлите ко мне доктора Гудрона.
— Oui, monsieur.
— Merci.
— Он взглянул на Александра. — Сейчас доктор Гудрон придет сюда, мсье Киракис. Может быть, угостить вас кофе?
Доктор Анри Гудрон оказался приземистым пухленьким человечком лет шестидесяти с жиденькими волосами и проплешиной на затылке. Приветливый и улыбчивый, он скорее сошел бы за банковского служащего или торговца алмазами, нежели за весьма уважаемого психиатра, каковым в действительности являлся. В отличие от управляющего, которому в присутствии Александра было явно не по себе, доктор Гудрон так и лучился от счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Доктор покачал головой.
— Для всех нас это было крайне тяжелое испытание, — сказал он. — Однако со временем ведь, сам знаешь, ко всему привыкаешь. Тем более, что пути к отступлению были у нас отрезаны. — Голос Караманлиса преисполнился сожаления. — Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но каждый из нас все это время жил с тяжелым камнем на сердце.
— Да, — хмыкнул Александр. — В это мне и впрямь верится с трудом. — Он повернулся спиной к доктору, разглядывая величавую гладь Эгейского моря.
— Мелина безумно боялась, что ты утратил память навсегда. Еще её очень страшили твои ночные кошмары, которые, казалось, никогда не прекращались. Несть числа, сколько раз она говорила мне, что хочет во всем перед тобой признаться и сказать правду, но Константин стоял насмерть. Он был непререкаем, и в этом был их единственный источник разногласий за всю их совместную жизнь. — Караманлис ненадолго приумолк. — Даже, лежа на смертном одре, Мелина умоляла его наконец снять грех с души и открыть тебе эту тайну, но… остальное ты знаешь сам.
Александр призадумался, затем сказал:
— Перед самой смертью отец пытался что-то сказать мне. Может быть, и в самом деле хотел снять грех с души? — И он вопросительно посмотрел на Караманлиса.
Доктор кивнул.
— Он признался мне, что до сих пор не выполнил данного Мелине обещания и ничего тебе не рассказал, но добавил, что хочет сделать это, пока не поздно. Однако в последние дни он уже испытывал сильнейшие боли и мне приходилось держать его на наркотиках, так что сознание его было затуманено. Впрочем, — вздохнул он, — это ты и сам знаешь.
— Да, помню. — Александр опять задумался. — Однако даже после его смерти никто так и не удосужился открыть мне глаза на тайну моего рождения.
Караманлис сокрушенно потупился.
— Все мы привыкли жить во лжи, Александр. За много лет. Поэтому даже после смерти Константина… Не забудь — ты получил огромную власть, а человек ты вспыльчивый и почти всемогущий. Нам приходилось всерьез считаться с тем, как ты можешь воспринять эту новость. Сгоряча ты мог натворить многое. Как бы то ни было, поломав голову, я пришел к выводу, что делать этого не стоит.
— Ну, разумеется, — презрительно фыркнул Александр. — Скажите, доктор, сколько людей из числа тех, что знают правду, ещё находятся в живых?
Караманлис ответил не сразу.
— Всего несколько, — сказал он наконец. — А из людей, что были тогда в Иоаннине — вообще только двое. Георгий Дамос, управляющий. И ещё один бурильщик — кажется, его фамилия Паперсенос. Ну и, конечно, я. Юрист, который оформлял бумаги об усыновлении, погиб в 1957 году в авиакатастрофе. Остальные совсем старые и немощные — большинство уже на том свете.
— А этот Георгий Дамос — где он сейчас? — осведомился
Александр.
— Насколько мне известно, он живет в Триккале. Твои люди без труда его отыщут.
Александр молча кивнул и, открыв атташе-кейс, положил в него бумаги.
— Скажи, Александр, могу я задать тебе вопрос личного характера? — спросил Караманлис.
Александр приподнял голову и посмотрел на старого доктора.
— Можете, — сухо ответил он. — Однако я не обещаю, что отвечу на него.
Караманлис понимающе кивнул.
— Это твое право, — сказал он. — Хотя вопрос не такой уж и сложный. Скажи, Александр, ты был счастлив все эти годы?
Александр метнул на него подозрительный взгляд.
— В каком смысле?
— Ты был счастлив со своими родителями? С Мелиной и Константином? Они хорошо к тебе относились? Вы любили друг друга?
— Они относились ко мне прекрасно, и я тоже безмерно любил их, — ответил Александр. — И — да, я был счастлив с ними, — признал он.
— Тогда, прошу тебя, Александр, ты не должен их ненавидеть. Они уже и так расплатились за содеянное. Ты был для них всем. Любой из них с радостью отдал бы за тебя свою жизнь. Поверь мне — это правда.
В течение полуминуты Александр молча смотрел на старика, потом произнес:
— Откровенно говоря, доктор Караманлис, я больше не представляю, кому можно верить.
— Теперь, Александр, ты знаешь правду, — сказала Мередит, когда они с мужем шли к своему личному самолету через поле афинского аэропорта Хелленикон. Порывистый ветер разметал длинные волосы Мередит, её щеки порозовели от холодного декабрьского воздуха. Она подняла воротник норкового манто. — Может быть, не стоит больше ворошить прошлое? Давай вернемся домой и попытаемся все забыть.
Александр упрямо покачал головой.
— Прежде чем я смогу снова начать думать о нашем будущем, я должен сделать ещё одно дело. И слетать ещё в одно место.
— Куда? — спросила Мередит.
Александр повернул голову и посмотрел ей в глаза.
— В Лозанну.
Управляющий Лозаннской клиники был настолько удивлен внезапным интересом, который проявил Александр Киракис к Элизабет Райан, что даже не пытался скрыть своего изумления. Хотя он и знал, что именно Константин Киракис нес все расходы за содержание Элизабет в клинике с 1953 года, и что за эти годы греческий миллиардер неоднократно делал для нужд учреждения щедрые пожертвования, в то время как Киракис-младший не только не попытался хотя бы раз увидеть миссис Райан, но даже никогда и не спрашивал про нее. Поэтому заметно было, что управляющий весьма заинтригован столь внезапной переменой.
Глядя в горящие от любопытства глаза управляющего, Александр Киракис пояснил, что до недавнего времени даже не подозревал о существовании этой пациентки. Тем не менее чувствовалось, что история её очень его растрогала. Александр заверил, что Фонд Киракиса будет по-прежнему брать на себя все затраты по содержанию Элизабет Райан. О ней должны заботиться по высшему разряду, не считаясь с расходами.
— Я уже поговорил с её лечащим врачом, — закончил Александр. — Он сказал, что мне можно встретиться с мадам Райан.
— Ну конечно! — расцвел управляющий. — Вы, наверное, говорили с доктором Гудроном? Он, по-моему, ждет вас. — Он нажал кнопку селектора внутренней связи. — Соланж, пришлите ко мне доктора Гудрона.
— Oui, monsieur.
— Merci.
— Он взглянул на Александра. — Сейчас доктор Гудрон придет сюда, мсье Киракис. Может быть, угостить вас кофе?
Доктор Анри Гудрон оказался приземистым пухленьким человечком лет шестидесяти с жиденькими волосами и проплешиной на затылке. Приветливый и улыбчивый, он скорее сошел бы за банковского служащего или торговца алмазами, нежели за весьма уважаемого психиатра, каковым в действительности являлся. В отличие от управляющего, которому в присутствии Александра было явно не по себе, доктор Гудрон так и лучился от счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147