За ужином он был необычайно тихий, а в последнюю минуту вдруг передумал идти в казино. Выглядел он измученным и нездоровым.
— Я рада, что ты решил сегодня лечь спать пораньше, — сказала она ему. — Меня тоже не тянуло идти туда.
Александр повернулся и смерил её вопросительным взглядом.
— Тебе уже пора возвращаться в Нью-Йорк? — спросил он.
Мередит покачала головой.
— Нет, при желании я могу задержаться до конца недели, — ответила она. — А что, ты опять что-то задумал?
— Я просто думал, не слетать ли ещё на денек-другой в Лозанну, прежде чем мы вернемся домой, — сказал он, бросая расческу на туалетный столик.
Мередит кивнула.
— Что ж, можно… раз тебе так хочется, — промолвила она, опираясь подбородком на колени.
— Похоже, тебя не слишком туда тянет, — заметил Александр с горькой усмешкой.
Мередит наклонилась и взяла его за руку.
— Дело не в этом, Александр, — ответила она. — Просто я не хочу, чтобы ты страдал ещё больше, чем сейчас. — Перехватив его взгляд, она пояснила: — Если вдруг её состояние не улучшится…
— Я должен верить, что она пойдет на поправку, — упрямо процедил Александр, усаживаясь на краешек постели. — Рано или поздно я должен пробиться сквозь броню, которой она себя окружила. В один прекрасный день она должна понять, кто я такой, и вот тогда она возвратится к реальности.
— Но, дорогой, она не видела тебя с четырехлетнего возраста, — возразила Мередит, нежно обнимая его за плечи. Его загорелая кожа все ещё блестела после душа. — Даже если она и услышит, что ты ей говоришь…
— Она меня узнает, — отрезал Александр. — Я её только увидел, как меня словно что-то кольнуло. И я уверен — она тоже почувствует это. Со временем.
— Но ведь ты, уже направляясь к ней, знал — кто она, — возразила Мередит. — Да, она за эти годы мало изменилась, и ты здорово на неё похож, но все же она тебя не видела более тридцати лет. В её памяти ты до сих пор — четырехлетнее дитя!
Черные глаза Александра решительно заблестели.
— И все же я попытаюсь, matia mou, — твердо заявил он. — Пока есть ещё хоть проблеск надежды, я не оставлю попыток. И я убежден, что ты меня понимаешь.
Мередит изучающе посмотрела на него. Чувствовалось, что ей хочется что-то высказать, однако она все-таки не стала говорить, а лишь молча кивнула.
Александр обнял её.
— Я знал, что ты меня поймешь, — сказал он, целуя Мередит. В следующее мгновение их губы слились в поцелуе, сперва нежном, а затем все более и более и жадном. Александр сорвал и отбросил в сторону прикрывавшее его бедра полотенце, а затем за ним последовала и ночная рубашка Мередит. Его жаркие губы начали ласкать соски её грудей, постепенно спускаясь ниже и ниже. Мередит стонала, чувствуя, как нарастает желание. Наконец, не в силах больше терпеть, она нащупала торчащий жезл его страсти, и их тела слились воедино.
И вновь, как и прежде, Мередит захлестнула бурная волна наслаждения.
Лозанна.
Элизабет сидела у окна в просторном, обшитом бархатом кресле, облаченная в бледно-желтый шелковый халат. Ее пышные темные волосы свободно ниспадали на плечи. В теплом свете яркого полуденного солнца её бледная матовая кожа казалась свежей и безукоризненной, как у молоденькой девушки.
Александр сидел рядом, держа её за руку, и говорил с ней так спокойно и естественно, как будто она могла его слышать. Точно также он разговаривал с ней всякий раз за последние восемь месяцев, как только вырывался в Лозанну. Александр верил: Элизабет не только слышит его, но и уже понимает, кто он такой. И ещё он верил, что рано или поздно сумеет расшевелить её, всколыхнуть зарубцевавшуюся память. Он пожалел, что не догадался захватить с собой хоть какие-нибудь старые фотографии из тех, которые собрала Мередит. Может быть, увидев свои фотографии, узнав себя рядом с мужем и сыном, Элизабет сумеет быстрее выйти из оцепенения?
— Мама, должен же быть какой-то способ, как избавить тебя от этого плена, — говорил он. — Я должен освободить тебя, а заодно и себя, из этого плена. Мы с тобой оба жертвы тягостного прошлого.
Александр задумался. Чем в самом деле можно было бы пробудить её память? Фотографиями. Знакомыми местами. Если ему удастся возвратить память матери, то и собственные воспоминания вернутся к нему, в этом он был уверен. И тут он вспомнил рассказы Мередит про владения Тома Райана в Калифорнии, про фотографии и вещи Элизабет, которые так бережно хранил в своем доме Том. Его дом! Да, ведь именно там рос Дэвид-Александр, там он провел первые четыре года жизни. Где сохранился настоящий кладезь воспоминаний, так это в этом старом особняке.
Он снова заглянул в тусклые безжизненные глаза Элизабет и натянуто улыбнулся.
— Знаешь, мама, возможно, я все-таки сумею тебе помочь, — сказал он. — А точнее — нам с тобой.
— Ну и как она тебе показалась? — спросила Мередит в лимузине уже по пути в аэропорт.
Александр нахмурился.
— Так же, как обычно, — понуро ответил он. — Что бы я ей ни говорил, она продолжает сидеть в одной позе, глядя перед собой. Словно прекрасная и элегантная статуя.
Мередит взяла его за руку и сочувственно пожала.
— Я все понимаю, дорогой, — заговорила она вполголоса, — но в конце концов доктор Гудрон может оказаться прав. Все-таки после стольких лет…
— Я уже и сам начал смиряться с мыслью, что такой исход вполне вероятен, — со вздохом признался Александр. — С другой стороны, мне пришло в голову, что если я могу восстановить собственную память с помощью Элизабет, то, возможно, и она смогла бы обрести память благодаря мне.
Мередит недоуменно уставилась на мужа.
— Если я смогу восстановить свою память, побывав в местах, где я вырос, посмотрев на свои старые игрушки и прочие вещи, то, быть может, потом сумею лучше помочь ей. — пояснил он.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Мередит.
— Я хочу посетить старый дом Райанов.
— Я приняла решение заморозить проект о программе, посвященной Райанам, — сообщила Мередит своему продюсеру, Гарву Петерсену. — Без малого три года я колотилась головой о бетонную стенку и, откровенно говоря, мне это надоело. Не вижу смысла продолжать эту бесполезную затею. Я потратила на это массу времени, а точнее даже — убила массу времени, тогда как могла бы выполнить кучу других, не менее интересных для зрителей проектов. Все мои достижения можно свести к десятку ложных следов и непрекращающейся головной боли. — Мередит глубоко вздохнула. Впервые ей приходилось так откровенно врать. Но выхода у неё не было — она заставила себя кривить душой, чтобы не сказать Петерсену правду. Такую правду она не могла раскрыть никому. Ради Александра ей необходимо было раз и навсегда похоронить эту историю и, по возможности, замести все следы. Хватит, Александр уже достаточно настрадался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
— Я рада, что ты решил сегодня лечь спать пораньше, — сказала она ему. — Меня тоже не тянуло идти туда.
Александр повернулся и смерил её вопросительным взглядом.
— Тебе уже пора возвращаться в Нью-Йорк? — спросил он.
Мередит покачала головой.
— Нет, при желании я могу задержаться до конца недели, — ответила она. — А что, ты опять что-то задумал?
— Я просто думал, не слетать ли ещё на денек-другой в Лозанну, прежде чем мы вернемся домой, — сказал он, бросая расческу на туалетный столик.
Мередит кивнула.
— Что ж, можно… раз тебе так хочется, — промолвила она, опираясь подбородком на колени.
— Похоже, тебя не слишком туда тянет, — заметил Александр с горькой усмешкой.
Мередит наклонилась и взяла его за руку.
— Дело не в этом, Александр, — ответила она. — Просто я не хочу, чтобы ты страдал ещё больше, чем сейчас. — Перехватив его взгляд, она пояснила: — Если вдруг её состояние не улучшится…
— Я должен верить, что она пойдет на поправку, — упрямо процедил Александр, усаживаясь на краешек постели. — Рано или поздно я должен пробиться сквозь броню, которой она себя окружила. В один прекрасный день она должна понять, кто я такой, и вот тогда она возвратится к реальности.
— Но, дорогой, она не видела тебя с четырехлетнего возраста, — возразила Мередит, нежно обнимая его за плечи. Его загорелая кожа все ещё блестела после душа. — Даже если она и услышит, что ты ей говоришь…
— Она меня узнает, — отрезал Александр. — Я её только увидел, как меня словно что-то кольнуло. И я уверен — она тоже почувствует это. Со временем.
— Но ведь ты, уже направляясь к ней, знал — кто она, — возразила Мередит. — Да, она за эти годы мало изменилась, и ты здорово на неё похож, но все же она тебя не видела более тридцати лет. В её памяти ты до сих пор — четырехлетнее дитя!
Черные глаза Александра решительно заблестели.
— И все же я попытаюсь, matia mou, — твердо заявил он. — Пока есть ещё хоть проблеск надежды, я не оставлю попыток. И я убежден, что ты меня понимаешь.
Мередит изучающе посмотрела на него. Чувствовалось, что ей хочется что-то высказать, однако она все-таки не стала говорить, а лишь молча кивнула.
Александр обнял её.
— Я знал, что ты меня поймешь, — сказал он, целуя Мередит. В следующее мгновение их губы слились в поцелуе, сперва нежном, а затем все более и более и жадном. Александр сорвал и отбросил в сторону прикрывавшее его бедра полотенце, а затем за ним последовала и ночная рубашка Мередит. Его жаркие губы начали ласкать соски её грудей, постепенно спускаясь ниже и ниже. Мередит стонала, чувствуя, как нарастает желание. Наконец, не в силах больше терпеть, она нащупала торчащий жезл его страсти, и их тела слились воедино.
И вновь, как и прежде, Мередит захлестнула бурная волна наслаждения.
Лозанна.
Элизабет сидела у окна в просторном, обшитом бархатом кресле, облаченная в бледно-желтый шелковый халат. Ее пышные темные волосы свободно ниспадали на плечи. В теплом свете яркого полуденного солнца её бледная матовая кожа казалась свежей и безукоризненной, как у молоденькой девушки.
Александр сидел рядом, держа её за руку, и говорил с ней так спокойно и естественно, как будто она могла его слышать. Точно также он разговаривал с ней всякий раз за последние восемь месяцев, как только вырывался в Лозанну. Александр верил: Элизабет не только слышит его, но и уже понимает, кто он такой. И ещё он верил, что рано или поздно сумеет расшевелить её, всколыхнуть зарубцевавшуюся память. Он пожалел, что не догадался захватить с собой хоть какие-нибудь старые фотографии из тех, которые собрала Мередит. Может быть, увидев свои фотографии, узнав себя рядом с мужем и сыном, Элизабет сумеет быстрее выйти из оцепенения?
— Мама, должен же быть какой-то способ, как избавить тебя от этого плена, — говорил он. — Я должен освободить тебя, а заодно и себя, из этого плена. Мы с тобой оба жертвы тягостного прошлого.
Александр задумался. Чем в самом деле можно было бы пробудить её память? Фотографиями. Знакомыми местами. Если ему удастся возвратить память матери, то и собственные воспоминания вернутся к нему, в этом он был уверен. И тут он вспомнил рассказы Мередит про владения Тома Райана в Калифорнии, про фотографии и вещи Элизабет, которые так бережно хранил в своем доме Том. Его дом! Да, ведь именно там рос Дэвид-Александр, там он провел первые четыре года жизни. Где сохранился настоящий кладезь воспоминаний, так это в этом старом особняке.
Он снова заглянул в тусклые безжизненные глаза Элизабет и натянуто улыбнулся.
— Знаешь, мама, возможно, я все-таки сумею тебе помочь, — сказал он. — А точнее — нам с тобой.
— Ну и как она тебе показалась? — спросила Мередит в лимузине уже по пути в аэропорт.
Александр нахмурился.
— Так же, как обычно, — понуро ответил он. — Что бы я ей ни говорил, она продолжает сидеть в одной позе, глядя перед собой. Словно прекрасная и элегантная статуя.
Мередит взяла его за руку и сочувственно пожала.
— Я все понимаю, дорогой, — заговорила она вполголоса, — но в конце концов доктор Гудрон может оказаться прав. Все-таки после стольких лет…
— Я уже и сам начал смиряться с мыслью, что такой исход вполне вероятен, — со вздохом признался Александр. — С другой стороны, мне пришло в голову, что если я могу восстановить собственную память с помощью Элизабет, то, возможно, и она смогла бы обрести память благодаря мне.
Мередит недоуменно уставилась на мужа.
— Если я смогу восстановить свою память, побывав в местах, где я вырос, посмотрев на свои старые игрушки и прочие вещи, то, быть может, потом сумею лучше помочь ей. — пояснил он.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Мередит.
— Я хочу посетить старый дом Райанов.
— Я приняла решение заморозить проект о программе, посвященной Райанам, — сообщила Мередит своему продюсеру, Гарву Петерсену. — Без малого три года я колотилась головой о бетонную стенку и, откровенно говоря, мне это надоело. Не вижу смысла продолжать эту бесполезную затею. Я потратила на это массу времени, а точнее даже — убила массу времени, тогда как могла бы выполнить кучу других, не менее интересных для зрителей проектов. Все мои достижения можно свести к десятку ложных следов и непрекращающейся головной боли. — Мередит глубоко вздохнула. Впервые ей приходилось так откровенно врать. Но выхода у неё не было — она заставила себя кривить душой, чтобы не сказать Петерсену правду. Такую правду она не могла раскрыть никому. Ради Александра ей необходимо было раз и навсегда похоронить эту историю и, по возможности, замести все следы. Хватит, Александр уже достаточно настрадался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147