Около нее суетились рабочие в темных, грязных халатах. В дверях виден был полный мужчина в белом халате, он разговаривал с другим, в пальто и кепке.
А рядом с магазином и над ним были окна, бесчисленные окна огромного дома. Однако что-либо заметить можно было только из ближайших – со второго, третьего этажа. Выше уже надо высовываться, чтобы что-то увидеть во дворе. Но сейчас не лето. Да, видимо, придется опрашивать жильцов, осторожно, конечно.
Игорь медленно оглядывал мутные, еще не отмытые за зиму стекла окон.
В этот момент за его спиной раздался насмешливый голос:
– Нюхаешь, милок? Небось, из милиции?
Игорь оглянулся.
Перед ним стоял неопределенного возраста, низенький, щуплый и небритый человек с испитым лицом и хитрющими маленькими глазками. Был он в старых, заляпанных грязью сапогах и синем рваном халате поверх ватника, на всклокоченной голове еле держалась мятая кепка. Глазки его уже с утра подозрительно блестели, а свекольно-красный, с прожилками нос не оставлял сомнений в его склонностях.
– А тебе интересно знать, откуда я? – усмехнулся Откаленко.
– Хе! Страсть, как интересно, – презрительно ответил тот. – А то я на вас не нагляделся. Закурить-то найдется?
– Свои уже, выходит, кончились?
– Ага.
– Ну, давай, тяни.
Откаленко вынул сигареты и, угостив, закурил сам.
Они уселись на какой-то опрокинутый ящик.
– Здесь трудишься? – Игорь кивнул на магазин.
– А мы по морям, по волнам, – оскалился в усмешке человечек в халате. – Нынче здесь, а завтра там. Мы того, пьющие.
– Ну, недельку-то здесь продержишься?
– Само собой. А то и поболе. Неделю уж, считай, держусь. Одначе скоро… А ты не из ОБХСС? А то прямо к директору топай. Уж кое-чего тебе подкинет, будь уверен.
– Не. Я воздухом дышу, – усмехнулся Откаленко.
– Воздухом пьян не будешь. Может, вынести? До одиннадцати.
– Обожду. А сам ты где живешь?
– Да тута и живу. Через двор. Чтоб, значит, на дорогу не тратиться. Как зовут-то тебя, ежели не секрет?
– Игорь. А тебя?
– Федя-Квас, все при нас.
– Ты, гляжу, шутник. Тут, говорят, порченая машина стояла. Неужто угнали?
– Вчерась, – Федя хитро посмотрел на Откаленко. – А ты уже нацелился?
– Да нет, так просто.
– Просто только бутылку выпить. Поставишь бугылку?
– Это за что?
– А я тебе кое-чего шепну.
Откаленко усмехнулся.
– Чего же это такое ты мне шепнешь?
– Ха! Думаешь ты один умный? У меня, брат, ума, если хочешь знать, пруд пруди. Понял? У меня только выдержки нет. А я так считаю, без нее веселее.
– Навряд.
– Точно тебе говорю. Ты смотри, какой я веселый. Так шепнуть?
– Про что?
– А есть тут кое-кто, все про ту машину знает.
– А чего про нее знать-то?
– Откуда, что и как. Ты мне, Игорек, шарики не крути, понял? Я ж тебя вчера видел. Вот так, – Федя торжествующе посмотрел на Откаленко.
– А раз так, то без бутылки говори.
– Не, – покрутил головой Федя. – Бутылка мне беспременно нужна. Тут уж как хошь, а дай.
– Ну, так и иди, Федя, за ней. А я еще погуляю.
Откаленко неторопливо погасил сигарету и встал.
– Значит, трояк не дашь?
– Не. Самому пригодится.
– Ну, тогда я тебе помешаю, знай.
– Ладно. Только потом я тебе помешаю, ты уж не обижайся.
– Эх, – вздохнул Федя и тоже встал. – Добрый я человек. Ужас просто. Ну, дай еще сигаретку. Постой! – он склонился над протянутой Игорем пачкой. – Я уж… три возьму, не обидишься?
– Ну, давай, давай, бери, шут с тобой.
Федя взял сигареты, бережно положил их в верхний карман халата и, таинственно понизив голос, сказал:
– Вечером приходи, попозже. Бурда тут беспременно будет. Вот с ним и потолкуй. Ежели, конечно, сумеешь, – он коротко хихикнул. – Они тут кое-чего делали с ней, сам видел. Туда-сюда, одним словом. Только гляди, меня, в случае чего, не заложи. А то мне тогда… – он махнул рукой, и глаза стали жалкие и грустные.
Лосев не прошел бы мимо таких глаз. Но Откаленко лишь кивнул в ответ и коротко сказал:
– Будь спокоен.
– Пока, Игорек, – залихватским тоном сказал Федя. – Авось, свидимся еще. Поклон супруге и деткам.
Он сделал рукой приветственный жест и, повернувшись, вихляющей походкой направился к разгружавшейся рядом машине.
« Что ж, – подумал Откаленко, глядя ему вслед. – Придется вечерком сюда наведаться. Вечером тут, кажется, оживленно».
А пока следовало здесь еще погулять и подумать. Игорю всегда лучше думалось на месте, где произошло все то, что надо было разгадать, где можно было одновременно думать и смотреть и кое-кого встретить тоже, вроде этого непутевого Федьки-Кваса, а то и кого-нибудь поинтереснее.
Игорь не спеша брел по асфальтовой дорожке, ведущей в глубь двора, к размытой дождями и снегом детской площадке с грустными, потемневшими грибками и покосившимся квадратом песочницы. Вдоль дорожки, по которой шел Откаленко, сиротливо стояли облупленные скамейки. На одной из них, подстелив газету, сидел полный старик в теплом пальто с меховым воротником, в шляпе и, опираясь на палку, разговаривал с крупной, черной с рыжими подпалинами овчаркой, которая сидела перед ним и, склонив голову набок, внимательно его слушала. Сцена была так выразительна, что Игорь невольно залюбовался красавицей-собакой. Подойдя ближе, он осторожно опустился на дальний край скамейки и стал с интересом прислушиваться. А старик, не обращая на него внимания, продолжал говорить:
– …И не бегай больше туда. Ты же видишь, они камнями бросаются. И не рычи на них, не кидайся. Нас же с тобой и накажут. Все поняла, умница ты моя? Ну, вижу, вижу, поняла.
Собака, не меняя позы, чуточку повела одним настороженным ухом в сторону Игоря, потом облизнула языком черный нос и пружинисто встала, давая понять, что все ей ясно.
– Ну, гуляй, гуляй пока, – сказал старик.
Собака отбежала и настороженно оглянулась на Игоря, словно что-то решая про себя, потом опять взглянула на хозяина, и в ее умнейших глазах отразилось явное беспокойство.
– Гуляй, гуляй, – усмехнувшись, повторил старик и, обращаясь уже к Игорю, добавил. – Боится меня оставить с чужим человеком.
– Отличная собака, – подтвердил Игорь и спросил. – Кто же это в нее камнями бросает? Неужели дети?
– Что вы! Дети в ней души не чают. Это хулиганы. Вечерами собираются возле магазина. Там, на ящиках, распивают, горланят. А Долли пьяных не любит. Так я ей не велю вообще в ту сторону бегать. Днем тоже.
– Каждый вечер вы с ней гуляете?
– Это обязательно. Сын болен. Вот я пока.
– Хлопотное дело.
– Что вы! Для меня это истинное удовольствие. Я же с ней, как с человеком, разговариваю. И она решительно все понимает. А любовь, преданность беспредельные. Настоящий член семьи.
В это время собака подбежала, держа в пасти какую-то палку, и осторожно положила ее перед хозяином.
– Вот, видите? Это она поиграть хочет, – сказал тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
А рядом с магазином и над ним были окна, бесчисленные окна огромного дома. Однако что-либо заметить можно было только из ближайших – со второго, третьего этажа. Выше уже надо высовываться, чтобы что-то увидеть во дворе. Но сейчас не лето. Да, видимо, придется опрашивать жильцов, осторожно, конечно.
Игорь медленно оглядывал мутные, еще не отмытые за зиму стекла окон.
В этот момент за его спиной раздался насмешливый голос:
– Нюхаешь, милок? Небось, из милиции?
Игорь оглянулся.
Перед ним стоял неопределенного возраста, низенький, щуплый и небритый человек с испитым лицом и хитрющими маленькими глазками. Был он в старых, заляпанных грязью сапогах и синем рваном халате поверх ватника, на всклокоченной голове еле держалась мятая кепка. Глазки его уже с утра подозрительно блестели, а свекольно-красный, с прожилками нос не оставлял сомнений в его склонностях.
– А тебе интересно знать, откуда я? – усмехнулся Откаленко.
– Хе! Страсть, как интересно, – презрительно ответил тот. – А то я на вас не нагляделся. Закурить-то найдется?
– Свои уже, выходит, кончились?
– Ага.
– Ну, давай, тяни.
Откаленко вынул сигареты и, угостив, закурил сам.
Они уселись на какой-то опрокинутый ящик.
– Здесь трудишься? – Игорь кивнул на магазин.
– А мы по морям, по волнам, – оскалился в усмешке человечек в халате. – Нынче здесь, а завтра там. Мы того, пьющие.
– Ну, недельку-то здесь продержишься?
– Само собой. А то и поболе. Неделю уж, считай, держусь. Одначе скоро… А ты не из ОБХСС? А то прямо к директору топай. Уж кое-чего тебе подкинет, будь уверен.
– Не. Я воздухом дышу, – усмехнулся Откаленко.
– Воздухом пьян не будешь. Может, вынести? До одиннадцати.
– Обожду. А сам ты где живешь?
– Да тута и живу. Через двор. Чтоб, значит, на дорогу не тратиться. Как зовут-то тебя, ежели не секрет?
– Игорь. А тебя?
– Федя-Квас, все при нас.
– Ты, гляжу, шутник. Тут, говорят, порченая машина стояла. Неужто угнали?
– Вчерась, – Федя хитро посмотрел на Откаленко. – А ты уже нацелился?
– Да нет, так просто.
– Просто только бутылку выпить. Поставишь бугылку?
– Это за что?
– А я тебе кое-чего шепну.
Откаленко усмехнулся.
– Чего же это такое ты мне шепнешь?
– Ха! Думаешь ты один умный? У меня, брат, ума, если хочешь знать, пруд пруди. Понял? У меня только выдержки нет. А я так считаю, без нее веселее.
– Навряд.
– Точно тебе говорю. Ты смотри, какой я веселый. Так шепнуть?
– Про что?
– А есть тут кое-кто, все про ту машину знает.
– А чего про нее знать-то?
– Откуда, что и как. Ты мне, Игорек, шарики не крути, понял? Я ж тебя вчера видел. Вот так, – Федя торжествующе посмотрел на Откаленко.
– А раз так, то без бутылки говори.
– Не, – покрутил головой Федя. – Бутылка мне беспременно нужна. Тут уж как хошь, а дай.
– Ну, так и иди, Федя, за ней. А я еще погуляю.
Откаленко неторопливо погасил сигарету и встал.
– Значит, трояк не дашь?
– Не. Самому пригодится.
– Ну, тогда я тебе помешаю, знай.
– Ладно. Только потом я тебе помешаю, ты уж не обижайся.
– Эх, – вздохнул Федя и тоже встал. – Добрый я человек. Ужас просто. Ну, дай еще сигаретку. Постой! – он склонился над протянутой Игорем пачкой. – Я уж… три возьму, не обидишься?
– Ну, давай, давай, бери, шут с тобой.
Федя взял сигареты, бережно положил их в верхний карман халата и, таинственно понизив голос, сказал:
– Вечером приходи, попозже. Бурда тут беспременно будет. Вот с ним и потолкуй. Ежели, конечно, сумеешь, – он коротко хихикнул. – Они тут кое-чего делали с ней, сам видел. Туда-сюда, одним словом. Только гляди, меня, в случае чего, не заложи. А то мне тогда… – он махнул рукой, и глаза стали жалкие и грустные.
Лосев не прошел бы мимо таких глаз. Но Откаленко лишь кивнул в ответ и коротко сказал:
– Будь спокоен.
– Пока, Игорек, – залихватским тоном сказал Федя. – Авось, свидимся еще. Поклон супруге и деткам.
Он сделал рукой приветственный жест и, повернувшись, вихляющей походкой направился к разгружавшейся рядом машине.
« Что ж, – подумал Откаленко, глядя ему вслед. – Придется вечерком сюда наведаться. Вечером тут, кажется, оживленно».
А пока следовало здесь еще погулять и подумать. Игорю всегда лучше думалось на месте, где произошло все то, что надо было разгадать, где можно было одновременно думать и смотреть и кое-кого встретить тоже, вроде этого непутевого Федьки-Кваса, а то и кого-нибудь поинтереснее.
Игорь не спеша брел по асфальтовой дорожке, ведущей в глубь двора, к размытой дождями и снегом детской площадке с грустными, потемневшими грибками и покосившимся квадратом песочницы. Вдоль дорожки, по которой шел Откаленко, сиротливо стояли облупленные скамейки. На одной из них, подстелив газету, сидел полный старик в теплом пальто с меховым воротником, в шляпе и, опираясь на палку, разговаривал с крупной, черной с рыжими подпалинами овчаркой, которая сидела перед ним и, склонив голову набок, внимательно его слушала. Сцена была так выразительна, что Игорь невольно залюбовался красавицей-собакой. Подойдя ближе, он осторожно опустился на дальний край скамейки и стал с интересом прислушиваться. А старик, не обращая на него внимания, продолжал говорить:
– …И не бегай больше туда. Ты же видишь, они камнями бросаются. И не рычи на них, не кидайся. Нас же с тобой и накажут. Все поняла, умница ты моя? Ну, вижу, вижу, поняла.
Собака, не меняя позы, чуточку повела одним настороженным ухом в сторону Игоря, потом облизнула языком черный нос и пружинисто встала, давая понять, что все ей ясно.
– Ну, гуляй, гуляй пока, – сказал старик.
Собака отбежала и настороженно оглянулась на Игоря, словно что-то решая про себя, потом опять взглянула на хозяина, и в ее умнейших глазах отразилось явное беспокойство.
– Гуляй, гуляй, – усмехнувшись, повторил старик и, обращаясь уже к Игорю, добавил. – Боится меня оставить с чужим человеком.
– Отличная собака, – подтвердил Игорь и спросил. – Кто же это в нее камнями бросает? Неужели дети?
– Что вы! Дети в ней души не чают. Это хулиганы. Вечерами собираются возле магазина. Там, на ящиках, распивают, горланят. А Долли пьяных не любит. Так я ей не велю вообще в ту сторону бегать. Днем тоже.
– Каждый вечер вы с ней гуляете?
– Это обязательно. Сын болен. Вот я пока.
– Хлопотное дело.
– Что вы! Для меня это истинное удовольствие. Я же с ней, как с человеком, разговариваю. И она решительно все понимает. А любовь, преданность беспредельные. Настоящий член семьи.
В это время собака подбежала, держа в пасти какую-то палку, и осторожно положила ее перед хозяином.
– Вот, видите? Это она поиграть хочет, – сказал тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92