– Надо встретить гостей.
Через несколько минут в комнату с шумом вошли приехавшие. Первым торопливо вбежал Глинский и огляделся по сторонам. За ним проскользнул, широко и неуверенно улыбаясь, Коменков. А последним уже появился солидно, не спеша Лев Константинович, невысокий, плотный, розовый, с седыми висками и седыми, короткими усиками на широком, грубоватом лице с отвислыми, бульдожьими щеками и острыми глазами-бусинками.
Одет Лев Константинович был в коричневый с искоркой костюм-тройку с ярким, красным галстуком, и такого же цвета платочек уголком высовывался из карманчика пиджака. Однако лицо Льва Константиновича было не по-праздничному сосредоточено. Последним вошел Вова в своей синей курточке на молнии.
«Где же Петр? Что случилось? – испуганно подумала Лена, и сама насмешливо удивилась своему испугу. – Не случилось, а изменилось», – попыталась успокоить она себя. Но внутреннее напряжение не прошло.
Глинский быстро поздоровался со всеми и подошел к Лене.
– Где же Петя? – быстро и взволнованно спросила Лена.
– Представьте себе, вдруг отказался ехать, – весело объявил Глинский.
– Не представляю!
– Да, да. Что-то ему, видите ли, не понравилось. Как я ни уговаривал, ничего не помогло, я очень старался, слово даю.
– Неправда!
– Истинная правда. Не вытолкал же я его из машины?
Черные, восторженные глаза Глинского, казалось, обжигали ее. Лена всей кожей ощущала этот взгляд.
– Нет, нет! Я вам не верю.
Подошла Нина, обняла Лену за талию.
– Ленок, не расстраивайся, – умоляюще попросила она. – У мужиков всякие фанаберии случаются. Завтра будет прощения просить, увидишь. А сейчас мы выпьем, и все пройдет. Пойдем к столу, я тебя прошу, дорогая. У меня же праздник, – и, оглядевшись, уже громко объявила: – К столу! Прошу всех к столу. Мужчины, приглашайте дам.
Она подошла к Льву Константиновичу. Тот прервал свой разговор с Бобриковым и Вовой, улыбнулся и протянул Нине обе руки.
– Поздравляю, дорогая, с твоим днем, – он нежно поцеловал ее руки выше запястья. – Это на память, – и вложил в ладошку небольшой сверток. Потом сказал, обращаясь уже ко всем окружающим. – Что ж, к столу, милейшие.
И все начали рассаживаться.
Глинский, улыбаясь, обратился к Лене:
– Разрешите, вас пригласить. Хоть на вечер заменю вам Петю.
Лена сделала усилие над собой и, улыбаясь, кивнула в ответ. Ссориться с этим человеком сейчас было нельзя, и вообще ни с кем здесь нельзя ссориться. Поэтому Лена и заставила себя улыбнуться и сказала:
– Тем хуже для него в конце концов. Правда?
– Да, да! – воскликнул Глинский с жаром. – Он еще пожалеет!
За столом было шумно, и с каждой выпитой рюмкой шум нарастал. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, острили, хохотали, кто-то кого-то уже обнимал, кто-то из женщин отбивался и визжал.
Вова, выйдя из-за стола, включил магнитофон. Полилась музыка, к удивлению Лены, просто прекрасная.
Лихо, самозабвенно играл какой-то зарубежный, незнакомый ансамбль, гортанный голос пел волнующие, непонятные песни.
Глинский сидел рядом, поминутно заглядывая Лене в глаза, и то ловил ее руку, то шептал ей что-то на ухо, пытаясь обнять. Он, казалось, терял голову.
Лена вначале спокойно отшучивалась, но потом начала ощущать легкое беспокойство. Глинский становился все настойчивей.
– А где же наш Димочка? – весело воскликнула Нина и посмотрела на сидевшего рядом с ней Льва Константиновича.
– Нет необходимости, – небрежно ответил тот, закуривая и следя глазами за язычком пламени на спичке, потом аккуратно взял ее за обуглившийся конец и подождал пока у него в пальцах не останется черный, изогнутый крючочек, после чего с удовлетворением бросил его в пепельницу и затянулся дымом сигареты.
Лена уже разобралась в присутствующих. Главное внимание ее привлек Лев Константинович. Выпитое вино слегка возбудило его, отвислые щеки побурели, движения стали порывисты, и, казалось, прежнее спокойствие и сосредоточенность покинули его. Он все больше шутил и разглагольствовал, азартно и даже запальчиво. Остальные мужчины заметно робели и заискивали перед ним.
Бобриков, поблескивая очками и улыбаясь, был особенно льстив. Только бородатый Вова вел себя почти равнодушно.
Между тем Лев Константинович, довольный всеобщим почтением, продолжал развивать свои мысли, при этом ожесточенно и резко жестикулируя:
– …Умный человек ищет в людях слабости и их использует. Очень умный – использует людей со слабостями. Улавливаете разницу?
– Гениально сказано! – подхватил, сияя улыбкой, Бобриков.
– Но, – продолжал Лев Константинович, делая отстраняющий жест рукой. – Дайте мне свободу жить, как я хочу. Дайте мне использовать мою голову, силу, дайте затоптать глупого и ленивого! Не дают! Я, например, коммерсант, вам знакомо это слово?
– Великое слово! – с восторгом воскликнул снова Бобриков. – Затоптали!
– Вот, вот, – Лев Константинович широким жестом указал на него и вслед затем рубанул ладонью воздух. – Затоптали! Верно говоришь. Но экономика не для слабаков и дураков, она для сильных и зубастых. Ха, ха! О, я вас еще научу, голуби мои… А пока пейте!..
Он поднял бокал, и снова притихшие было гости заговорили между собой.
Через некоторое время Лена заметила, что Бобриков и Катрин исчезли. Никто больше, казалось, не обратил на это внимание. Веселье продолжалось. Музыка гремела уже неприятно. Глинский плечом прижимался к Лене и мял ей руку. Когда Лев Константинович держал свою речь, Глинский склонился к Лене и жарко прошептал:
– А его зовут вовсе не Лев Константинович, представляете? – он пьяно усмехнулся и подмигнул ей, пытаясь обнять за талию.
Лена резко повернулась и сбросила его руку. Ее как бы поразили его слова. Она удивленно посмотрела на Глинского и тоже тихо спросила:
– А кто же он?
Глинский снова подмигнул и пожал плечами.
– Представьте, этого никто не знает. Клянусь. Даже Нинка. Появился и все.
– И всех подмял, слабаков и дураков? – насмешливо спросила Лена. – И вас тоже?
– Меня? Ха, ха, ха!..
Он многозначительно расхохотался, давая понять, что кого-кого, но его подмять не может никто.
– Можно подумать, что вы здесь какой-то особенный, – поддразнила его Лена.
– Особенный? Ха! Да просто я знаю, что он… – но тут Глинский опомнился и резко сменив тон, весело заключил: – А вообще меня подмять может только хорошенькая женщина. Вот для вас я…
И он понес уже полную дребедень.
«А ведь про Льва Константиновича он сказал серьезно», – подумала Лена.
Вскоре Бобриков и Катрин вернулись. Валерий обменялся взглядом с Глинским, и тот, вскочив со стула, объявил:
– Мы принесем еще вина! Пойдемте, Леночка.
– Ах, идите сами, – отмахнулась Лена. – Меня уже ноги не держат.
– Пойдем, Ленок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Через несколько минут в комнату с шумом вошли приехавшие. Первым торопливо вбежал Глинский и огляделся по сторонам. За ним проскользнул, широко и неуверенно улыбаясь, Коменков. А последним уже появился солидно, не спеша Лев Константинович, невысокий, плотный, розовый, с седыми висками и седыми, короткими усиками на широком, грубоватом лице с отвислыми, бульдожьими щеками и острыми глазами-бусинками.
Одет Лев Константинович был в коричневый с искоркой костюм-тройку с ярким, красным галстуком, и такого же цвета платочек уголком высовывался из карманчика пиджака. Однако лицо Льва Константиновича было не по-праздничному сосредоточено. Последним вошел Вова в своей синей курточке на молнии.
«Где же Петр? Что случилось? – испуганно подумала Лена, и сама насмешливо удивилась своему испугу. – Не случилось, а изменилось», – попыталась успокоить она себя. Но внутреннее напряжение не прошло.
Глинский быстро поздоровался со всеми и подошел к Лене.
– Где же Петя? – быстро и взволнованно спросила Лена.
– Представьте себе, вдруг отказался ехать, – весело объявил Глинский.
– Не представляю!
– Да, да. Что-то ему, видите ли, не понравилось. Как я ни уговаривал, ничего не помогло, я очень старался, слово даю.
– Неправда!
– Истинная правда. Не вытолкал же я его из машины?
Черные, восторженные глаза Глинского, казалось, обжигали ее. Лена всей кожей ощущала этот взгляд.
– Нет, нет! Я вам не верю.
Подошла Нина, обняла Лену за талию.
– Ленок, не расстраивайся, – умоляюще попросила она. – У мужиков всякие фанаберии случаются. Завтра будет прощения просить, увидишь. А сейчас мы выпьем, и все пройдет. Пойдем к столу, я тебя прошу, дорогая. У меня же праздник, – и, оглядевшись, уже громко объявила: – К столу! Прошу всех к столу. Мужчины, приглашайте дам.
Она подошла к Льву Константиновичу. Тот прервал свой разговор с Бобриковым и Вовой, улыбнулся и протянул Нине обе руки.
– Поздравляю, дорогая, с твоим днем, – он нежно поцеловал ее руки выше запястья. – Это на память, – и вложил в ладошку небольшой сверток. Потом сказал, обращаясь уже ко всем окружающим. – Что ж, к столу, милейшие.
И все начали рассаживаться.
Глинский, улыбаясь, обратился к Лене:
– Разрешите, вас пригласить. Хоть на вечер заменю вам Петю.
Лена сделала усилие над собой и, улыбаясь, кивнула в ответ. Ссориться с этим человеком сейчас было нельзя, и вообще ни с кем здесь нельзя ссориться. Поэтому Лена и заставила себя улыбнуться и сказала:
– Тем хуже для него в конце концов. Правда?
– Да, да! – воскликнул Глинский с жаром. – Он еще пожалеет!
За столом было шумно, и с каждой выпитой рюмкой шум нарастал. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, острили, хохотали, кто-то кого-то уже обнимал, кто-то из женщин отбивался и визжал.
Вова, выйдя из-за стола, включил магнитофон. Полилась музыка, к удивлению Лены, просто прекрасная.
Лихо, самозабвенно играл какой-то зарубежный, незнакомый ансамбль, гортанный голос пел волнующие, непонятные песни.
Глинский сидел рядом, поминутно заглядывая Лене в глаза, и то ловил ее руку, то шептал ей что-то на ухо, пытаясь обнять. Он, казалось, терял голову.
Лена вначале спокойно отшучивалась, но потом начала ощущать легкое беспокойство. Глинский становился все настойчивей.
– А где же наш Димочка? – весело воскликнула Нина и посмотрела на сидевшего рядом с ней Льва Константиновича.
– Нет необходимости, – небрежно ответил тот, закуривая и следя глазами за язычком пламени на спичке, потом аккуратно взял ее за обуглившийся конец и подождал пока у него в пальцах не останется черный, изогнутый крючочек, после чего с удовлетворением бросил его в пепельницу и затянулся дымом сигареты.
Лена уже разобралась в присутствующих. Главное внимание ее привлек Лев Константинович. Выпитое вино слегка возбудило его, отвислые щеки побурели, движения стали порывисты, и, казалось, прежнее спокойствие и сосредоточенность покинули его. Он все больше шутил и разглагольствовал, азартно и даже запальчиво. Остальные мужчины заметно робели и заискивали перед ним.
Бобриков, поблескивая очками и улыбаясь, был особенно льстив. Только бородатый Вова вел себя почти равнодушно.
Между тем Лев Константинович, довольный всеобщим почтением, продолжал развивать свои мысли, при этом ожесточенно и резко жестикулируя:
– …Умный человек ищет в людях слабости и их использует. Очень умный – использует людей со слабостями. Улавливаете разницу?
– Гениально сказано! – подхватил, сияя улыбкой, Бобриков.
– Но, – продолжал Лев Константинович, делая отстраняющий жест рукой. – Дайте мне свободу жить, как я хочу. Дайте мне использовать мою голову, силу, дайте затоптать глупого и ленивого! Не дают! Я, например, коммерсант, вам знакомо это слово?
– Великое слово! – с восторгом воскликнул снова Бобриков. – Затоптали!
– Вот, вот, – Лев Константинович широким жестом указал на него и вслед затем рубанул ладонью воздух. – Затоптали! Верно говоришь. Но экономика не для слабаков и дураков, она для сильных и зубастых. Ха, ха! О, я вас еще научу, голуби мои… А пока пейте!..
Он поднял бокал, и снова притихшие было гости заговорили между собой.
Через некоторое время Лена заметила, что Бобриков и Катрин исчезли. Никто больше, казалось, не обратил на это внимание. Веселье продолжалось. Музыка гремела уже неприятно. Глинский плечом прижимался к Лене и мял ей руку. Когда Лев Константинович держал свою речь, Глинский склонился к Лене и жарко прошептал:
– А его зовут вовсе не Лев Константинович, представляете? – он пьяно усмехнулся и подмигнул ей, пытаясь обнять за талию.
Лена резко повернулась и сбросила его руку. Ее как бы поразили его слова. Она удивленно посмотрела на Глинского и тоже тихо спросила:
– А кто же он?
Глинский снова подмигнул и пожал плечами.
– Представьте, этого никто не знает. Клянусь. Даже Нинка. Появился и все.
– И всех подмял, слабаков и дураков? – насмешливо спросила Лена. – И вас тоже?
– Меня? Ха, ха, ха!..
Он многозначительно расхохотался, давая понять, что кого-кого, но его подмять не может никто.
– Можно подумать, что вы здесь какой-то особенный, – поддразнила его Лена.
– Особенный? Ха! Да просто я знаю, что он… – но тут Глинский опомнился и резко сменив тон, весело заключил: – А вообще меня подмять может только хорошенькая женщина. Вот для вас я…
И он понес уже полную дребедень.
«А ведь про Льва Константиновича он сказал серьезно», – подумала Лена.
Вскоре Бобриков и Катрин вернулись. Валерий обменялся взглядом с Глинским, и тот, вскочив со стула, объявил:
– Мы принесем еще вина! Пойдемте, Леночка.
– Ах, идите сами, – отмахнулась Лена. – Меня уже ноги не держат.
– Пойдем, Ленок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92