- В этом-то и состоит некая странность. Я запросил компьютер, но получил неожиданный ответ: по какой-то причине этот человек занесен в разведреестр или в определенный вид документации, по которому классифицировались данные.
- Хамильтон, - сказал Аппельтофт, - Хамильтон нашел номер телефона и всю эту галиматью по своему компьютеру, пусть теперь вытаскивает и этого плута.
- Я так же думаю. Хамильтон уже возвращается, он звонил из Афин, прибудет сегодня вечером.
- Сказал что-нибудь?
- Да. Он сказал, что везет имя убийцы и описание его личности, не совсем полное, но все же кое-что.
- Ты знаешь, когда он прибывает? Поедем, встретим его?
- В 20.05 из Копенгагена. Именно это я и хотел предложить, ведь сейчас все начинает проясняться, тебе не кажется?
Аппельтофт кивнул. Действительно все начинало проясняться. Значит, все, что было сделано до этого, - ошибка: выдворенных не должны были выдворять, а четверых задержанных молодых шведов не следовало задерживать. И казалось, что уже не было причин для уныния, но тут вдруг еще большая беда подкатила к порогу: одна из секретарш отдела заглянула в комнату, и, хотя она еще ничего не сказала, Аппельтофт все уже понял по ее лицу.
- Нэслюнд ищет тебя. Он в своем кабинете. "Это спешно", - сказал он, - сообщила она низким голосом, намекавшим на пламя, вылетавшее из телефонной трубки, когда Нэслюнд призывал к себе виновного.
- Увидимся сразу же, как только я вернусь оттуда, - сказал Аппельтофт, поднялся и пошел к двери.
Шеф бюро Нэслюнд был возмущен и даже не пытался скрывать это. Когда этот "торгаш автомашинами" говорил, волосы падали на его лицо, а виски пульсировали. Рядом с ним сидел главный прокурор К. Г. Йонссон с "зашнурованным" ртом.
- Мне интересно, - начал Нэслюнд, хотя Аппельтофт еще не успел пройти в комнату и найти себе стул, - мне интересно, черт возьми, чем, по-твоему, мы тут занимаемся? Ты, например?
- Я лично, дав клятву, отвечаю на вопросы, если речь об этом, - тихо ответил Аппельтофт, садясь, хотя ему и не "приказали" это сделать.
- Я не просил тебя садиться! - закричал шеф бюро. Аппельтофт медленно встал, не отвечая на оскорбления. - Пожалуйста, садись! - все еще кричал Нэслюнд, медленно отбрасывая раггарский клок волос, свалившийся на лоб. - Ну, ты что, записался в адвокаты или в чем дело?
Чувствуя себя сбитым с толку бешенством шефа, Аппельтофт не находил ответа. Он молча сел.
- Я повторяю вопрос, - продолжал Нэслюнд еще более низким, холодным голосом, - что за идейку ты подал этому "любимчику"-адвокату и почему?
- Когда я допрашивал Хедлюнда, после изучения протокола конфискованного... я не мог по-другому. Я хотел получить от него подтверждение. Я имею в виду, что он сам думал об этих патронах. И потом, с этой книгой...
- Я спрашиваю не об этом. Я спрашиваю, что ты сказал этому дьяволу-адвокату? Мало того, что террористы должны иметь адвокатов, они еще и получают помощь от певчих сыщиков-петухов! Итак, что ты сказал ему?
- Я показал ему то, что написано в протоколе конфискованного... да, но он и сам имел доступ к нему, я сказал лишь о том, что значилось и в его собственных бумагах.
- Адвокаты никогда не смотрят в бумаги! Особенно перед Рождеством. Значит, это ты подкинул ему идейку.
- Да, но это же правда.
- Итак, наша птичка улетела. Понимаешь, что это значит?
- Да. Но ведь никаких веских причин для задержания и не было.
- Без дерзостей! Понимаешь, что все это значит, я тебя спрашиваю?
- Нет. Во всяком случае, его не в чем обвинять.
- Это твое мнение?
- Да.
- Тогда я скажу тебе: ты здесь не для того, чтобы давать оперативные или юридические оценки, ты здесь для того, чтобы вести расследование. Понятно?
- Не-ет. Мы должны расследовать о подозреваемом все: и положительное, и отрицательное. А это своего рода юридическая оценка.
- Не болтай чепухи.
- Так, во всяком случае, записано в служебной инструкции, а эту чепуху, которой мы занимаемся, я не понимаю.
- Мы никакие не сыщики! Это государственная служба безопасности, и - о, проклятье на мою голову! - совершенно удивительно, что мне нужно объяснять тебе это. Будет обвинение или нет - это одно. Но то, что мы должны стремиться держать террористов взаперти, - совсем другое.
- Но нет никаких доказательств, что он хоть как-то связан с этой террористической акцией. Во всяком случае, с арабской.
- И ты знаешь это наверняка?
- Я знаю, что против него доказательств нет. И если я должен свидетельствовать под присягой...
- А я случайно знаю, что это палестинская террористическая операция. Вероятно, с ливийским заводом часов. Шикуют парни Каддафи, а тут появляется такое вот дерьмо, как ты.
Нэслюнд внезапно овладел собой и не столько из-за оскорблений, сколько из-за того, что сказал несколько больше, чем хотел. Аппельтофт тут же заметил это, чуть подскочил на стуле и задал свой простой, но в этой связи очень неподходящий вопрос:
- Откуда ты знаешь, что эта операция палестинская? Для нас, ведущих расследование, это новость.
- Мы не должны докладывать тебе об этом, - тут же вставил главный прокурор, - это под грифом "Секретно".
- Да, - возразил Аппельтофт с подчеркнутой агрессивностью, - но для нас, ведущих расследование, было бы, наверное, неплохо знать, какие сейчас проходят террористические операции.
- Ты больше не занят ни в каком расследовании, - сказал Нэслюнд, беря инициативу на себя. - Ты и Фристедт можете заняться исключительно сбором побочных сведений, связанных с этим "шпионом по беженцам" при Управлении по делам иммиграции. С сегодняшнего дня другие займутся террористическими операциями. И мы обязаны спешить; я не хочу, чтобы хоть слово просочилось об этом, понимаешь меня?
- Нет, - ответил Аппельтофт, - будь я проклят, ничего не понимаю. В наших материалах нет ни единого следа чего-либо ливийского...
- Я не говорю о ваших материалах. А еще, будь любезен, исчезни и держись подальше от телефона. Никаких слез прессе ни от тебя, ни от какого-либо "анонимного рупора" из СЭПО, понятно?
- Конечно. Но это не мы болтаем по телефону... - сказал Аппельтофт и ушел, почти удовлетворенный; по крайней мере последний удар был за ним, даже если и сам он не очень хорошо обошелся с желтым крестом на голубом поле.
Но теперь все уже кончилось. Все уплыло в небытие, и вечерние газеты, и беспокойство сына и жены из-за выдуманных ливийских террористов.
Так или иначе, но все прошло, по крайней мере для него, думал он. И абсолютно ошибался. Именно сейчас все только и начиналось.
Глава 12
Карл летел над Смоландом регулярным рейсом авиакомпании SAS Копенгаген - Арланда. Сидя в самолете над Смоландом, он все еще как бы оставался в Эйлате.
Карл пробыл там два дня. И за это время Шуламит убедила его, что операция если и состоится, то только после Хануки - еврейского праздника, чем-то напоминающего христианское Рождество, - все израильтяне, даже генералы Моссада и оперативники "Сайерет-Маткал" на Хануку всегда бывают дома в семейном кругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116