Фу.
- А какой резон фермерствовать на такой неудобной планете, как твой Сизиф? Это ж труд, труд и труд. О душе подумать некогда.
Андерс выдерживает паузу, потом отвечает. В гулком помещении корабельного склада, под единственной лампочкой, которая объединяет их троих, как племя у костра, словно они все еще, как минуту назад, держат один тяжеленный аккумулятор или соединяют руки поверх живого огня, его слова… что-то значат.
- Какая бы ни была, - говорит комод, - она наша собственная. Там считай и нет никого, кроме нашей семьи… мы купили ее… на распродаже, - он говорит об этом небрежно, но не выдерживает и краснеет, - зато уж она целиком наша! Всякий, однако, вправе искать себе лучшей земли. Если тут можно будет земледельничать, я тут останусь. Прикину, как выгоднее. Что ты все про смысл спрашиваешь? Какой у жизни смысл, кроме самой жизни?
- Я сын старосты, - просто отвечает Товия. - К моему отцу приходят люди, и каждый спрашивает: ребе, в чем смысл этого и того тоже?
- Почему твою планету так странно назвали?
- А? Ну, это просто. Минотавр - это лабиринт, а лабиринт - это поиск пути. К выходу, к истине, к свету. Всякая дорога - к храму.
- Я слышал еще про дорогу никуда.
- Брось, мы для этого недостаточно старые.
- У меня в семье все военные, - говорит Брюс, понимая, что теперь откровенности ждут от него и на него смотрят с уважением. - Дед и прадед, и отец с матерью. И отчим.
- А ты чего ж?
- Не решил еще. Странная такая штука, братцы: тем, у кого воевать получается лучше всего, воевать-то вовсе и не нравится. Вот я над этим и думаю.
- А ты предусмотрительный. Не понял.
- В армию хорошо собрался. Со своей женой. Другие вон не догадались.
Ржут. Привыкай, брат Брюс. Сперва остряки только целились, а нынче они стреляют.
- Бред какой-то, - сердится минотаврец. - Отвал у него на шаровой опоре, вверх-вниз - гидравлика его тягает. Автоматика у этой штуки такая, что непонятно, зачем ей вообще пилот нужен. Кнопки мы выучили. Оно даже, представьте себе, летает! Дома спросят: каково там было, на дикой планете, какие там были страшные опасности и ужасные приключения? Что я отвечу? Кронштейны вручную переставлял?
- Скажи, что соблазнил Морган, это прокатит.
Хохот. Гулкое эхо в пласталевых небесах. На звук выглядывает из своей каморки дежурный, морщится на разбросанные по полу узлы УССМ и неожиданно зовет пить чай. А что, почему бы и нет? Разговор крутится вокруг Морган: высказано предположение, будто слова «дать» для нее не существует. Только «взять», и поглядеть бы на того, кто ее объездит, и это еще большой вопрос - кто кого, и жалко парня, ага, кто бы он ни был. Мол, знаем таких: упал-отжался, и мужик у них либо занят, либо виноват.
Брюсу хорошо. Ему совсем не хочется возвращаться в каюту. С тех пор, как воля Норма развела его с Мари, он испытывает стеснение, оставаясь с ней наедине, и, кажется, добился того, что оно стало взаимным. Всю неделю с тех пор, как ее приписали к миз Монти, Мари возвращалась в отсек намного позже, чем давали отбой бойцам. Брюс уже спал, а если просыпался, ощущал ее лишь мельком. Легкая тень, шорох шагов, совершенная бесплотность. Словно делил каюту с призраком. Право, сидеть на койке дежурного, теснясь плечами, раскрасневшись от чая, говорить самому и не слушать других, размахивать руками в сантиметрах от чужого носа - в этом было куда больше жизни.
В конце концов, разве он не выполнил свою сторону договора?
- Что такое dux bellorum? - спрашивает Товия.
- Буквально «военный вождь» на латыни, - охотно поясняет Брюс. - Норм и есть по существу dux bellorum. В Древнем Риме так называли полководца.
- А откуда твой клон знает латынь?
Упс. Красный сигнал на панели.
- Он не латынь… он про войну все знает.
- Откуда вообще у тебя клон?
- Клоны ведь не дети, - отшучивается Брюс. - Это дети случайно не рождаются. А клона нет-нет где-нибудь да и подхватишь.
- Ну да, - фыркает комод, - эти медики, если недоглядишь, сопрут все вплоть до аппендикса. Я слышал, это зараза дорогая. Как тебя угораздило?
- В те времена мы могли себе это позволить, - уклончиво роняет Брюс. - Отец у меня погиб, и я мечтал о старшем брате…
- …а мне щенка так и не купили, - вздыхает минотаврец.
- У меня все младшие, - морщится Андерс, - и не могу сказать, чтобы я мечтал о ком-нибудь из этих засранцев.
- А куда потом девают такие игрушки? - это уже интересуется дежурный, пожилой дядька с тремя длинными прядями, заботливо уложенными через лысину. - Когда надоест? У тебя короткоживущая модель?
Брюса передергивает помимо его воли.
- Ни фига, - огрызается он. - Он проживет полную и свободную жизнь. Мы оформили все документы, и он теперь сам по себе. Сам зарабатывает и делает, что хочет. Если бы я сам не догадался, мои бы мне объяснили. В нашей семье знают, что к чему.
Разгорается дискуссия о правах клонов, в которой Брюс уже не участвует. Он свое мнение высказал, ничто его не поколеблет.
У него снова есть друзья. Жизнь прекрасна.
* * *
- Что за… - Эвиан, штурман «Пеллеса» колотила по клавишам пульта, не находя ни слов для своего изумления, ни спутника, оставленного предыдущей экспедицией на орбите Либеллина-VI. - Он должен тут быть! Орбитальные компоненты… сферические координаты… частоты радиовещания…
Она чуть не плакала от досады. Если ты женщина с «мужской» профессией, особенно если ты - молодая женщина, каждая твоя неудача есть свидетельство твоей некомпетентности и повод к насмешливым взглядам, что бы там ни твердили адепты победившего феминизма.
Куда девался этот чертов пищащий котелок?
- Может, - сказал капитан, - тут гравитационная аномалия? Тогда мы его вряд ли найдем.
Все, кто был в рубке, мрачно уставились на огромный шар планеты, небрежно обмазанный густой атмосферой. Освещенный звездой бок был ярко-бирюзовым, а облака - слишком плотными. Под ними едва угадывались очертания континентов и районы высокогорий. Точно яблоко, от которого надобно откусить без помощи рук. Одна Эвиан, не поднимая головы, продолжала барабанить по клавишам, сканируя частоты.
- Мы не можем висеть тут вечно, - это Ставрос выразил мысль, которую каждый думал, но придерживал на коротком поводке, не желая выступать с инициативой. Впрочем, какая в ней инициатива!
Баржи, как овцы, столпились вокруг «Пеллеса», управлявшего всем кластером с единого пульта. Спутник, что болтался тут пару лет с тех пор, как был открыт Либеллин-VI, фотографировал поверхность во всех диапазонах, строил температурные кривые, анализировал закономерности проходящих на планете процессов: течения, ветра, приливы… Без него мы знаем только, что планета твердая, масса у нее чуть больше условной единицы, за каковую принята масса Колыбели, и еще у нее есть атмосфера, и в этой атмосфере фтора нет.
- Я не могу сажать корабль куда попало, - немедленно огрызнулся капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
- А какой резон фермерствовать на такой неудобной планете, как твой Сизиф? Это ж труд, труд и труд. О душе подумать некогда.
Андерс выдерживает паузу, потом отвечает. В гулком помещении корабельного склада, под единственной лампочкой, которая объединяет их троих, как племя у костра, словно они все еще, как минуту назад, держат один тяжеленный аккумулятор или соединяют руки поверх живого огня, его слова… что-то значат.
- Какая бы ни была, - говорит комод, - она наша собственная. Там считай и нет никого, кроме нашей семьи… мы купили ее… на распродаже, - он говорит об этом небрежно, но не выдерживает и краснеет, - зато уж она целиком наша! Всякий, однако, вправе искать себе лучшей земли. Если тут можно будет земледельничать, я тут останусь. Прикину, как выгоднее. Что ты все про смысл спрашиваешь? Какой у жизни смысл, кроме самой жизни?
- Я сын старосты, - просто отвечает Товия. - К моему отцу приходят люди, и каждый спрашивает: ребе, в чем смысл этого и того тоже?
- Почему твою планету так странно назвали?
- А? Ну, это просто. Минотавр - это лабиринт, а лабиринт - это поиск пути. К выходу, к истине, к свету. Всякая дорога - к храму.
- Я слышал еще про дорогу никуда.
- Брось, мы для этого недостаточно старые.
- У меня в семье все военные, - говорит Брюс, понимая, что теперь откровенности ждут от него и на него смотрят с уважением. - Дед и прадед, и отец с матерью. И отчим.
- А ты чего ж?
- Не решил еще. Странная такая штука, братцы: тем, у кого воевать получается лучше всего, воевать-то вовсе и не нравится. Вот я над этим и думаю.
- А ты предусмотрительный. Не понял.
- В армию хорошо собрался. Со своей женой. Другие вон не догадались.
Ржут. Привыкай, брат Брюс. Сперва остряки только целились, а нынче они стреляют.
- Бред какой-то, - сердится минотаврец. - Отвал у него на шаровой опоре, вверх-вниз - гидравлика его тягает. Автоматика у этой штуки такая, что непонятно, зачем ей вообще пилот нужен. Кнопки мы выучили. Оно даже, представьте себе, летает! Дома спросят: каково там было, на дикой планете, какие там были страшные опасности и ужасные приключения? Что я отвечу? Кронштейны вручную переставлял?
- Скажи, что соблазнил Морган, это прокатит.
Хохот. Гулкое эхо в пласталевых небесах. На звук выглядывает из своей каморки дежурный, морщится на разбросанные по полу узлы УССМ и неожиданно зовет пить чай. А что, почему бы и нет? Разговор крутится вокруг Морган: высказано предположение, будто слова «дать» для нее не существует. Только «взять», и поглядеть бы на того, кто ее объездит, и это еще большой вопрос - кто кого, и жалко парня, ага, кто бы он ни был. Мол, знаем таких: упал-отжался, и мужик у них либо занят, либо виноват.
Брюсу хорошо. Ему совсем не хочется возвращаться в каюту. С тех пор, как воля Норма развела его с Мари, он испытывает стеснение, оставаясь с ней наедине, и, кажется, добился того, что оно стало взаимным. Всю неделю с тех пор, как ее приписали к миз Монти, Мари возвращалась в отсек намного позже, чем давали отбой бойцам. Брюс уже спал, а если просыпался, ощущал ее лишь мельком. Легкая тень, шорох шагов, совершенная бесплотность. Словно делил каюту с призраком. Право, сидеть на койке дежурного, теснясь плечами, раскрасневшись от чая, говорить самому и не слушать других, размахивать руками в сантиметрах от чужого носа - в этом было куда больше жизни.
В конце концов, разве он не выполнил свою сторону договора?
- Что такое dux bellorum? - спрашивает Товия.
- Буквально «военный вождь» на латыни, - охотно поясняет Брюс. - Норм и есть по существу dux bellorum. В Древнем Риме так называли полководца.
- А откуда твой клон знает латынь?
Упс. Красный сигнал на панели.
- Он не латынь… он про войну все знает.
- Откуда вообще у тебя клон?
- Клоны ведь не дети, - отшучивается Брюс. - Это дети случайно не рождаются. А клона нет-нет где-нибудь да и подхватишь.
- Ну да, - фыркает комод, - эти медики, если недоглядишь, сопрут все вплоть до аппендикса. Я слышал, это зараза дорогая. Как тебя угораздило?
- В те времена мы могли себе это позволить, - уклончиво роняет Брюс. - Отец у меня погиб, и я мечтал о старшем брате…
- …а мне щенка так и не купили, - вздыхает минотаврец.
- У меня все младшие, - морщится Андерс, - и не могу сказать, чтобы я мечтал о ком-нибудь из этих засранцев.
- А куда потом девают такие игрушки? - это уже интересуется дежурный, пожилой дядька с тремя длинными прядями, заботливо уложенными через лысину. - Когда надоест? У тебя короткоживущая модель?
Брюса передергивает помимо его воли.
- Ни фига, - огрызается он. - Он проживет полную и свободную жизнь. Мы оформили все документы, и он теперь сам по себе. Сам зарабатывает и делает, что хочет. Если бы я сам не догадался, мои бы мне объяснили. В нашей семье знают, что к чему.
Разгорается дискуссия о правах клонов, в которой Брюс уже не участвует. Он свое мнение высказал, ничто его не поколеблет.
У него снова есть друзья. Жизнь прекрасна.
* * *
- Что за… - Эвиан, штурман «Пеллеса» колотила по клавишам пульта, не находя ни слов для своего изумления, ни спутника, оставленного предыдущей экспедицией на орбите Либеллина-VI. - Он должен тут быть! Орбитальные компоненты… сферические координаты… частоты радиовещания…
Она чуть не плакала от досады. Если ты женщина с «мужской» профессией, особенно если ты - молодая женщина, каждая твоя неудача есть свидетельство твоей некомпетентности и повод к насмешливым взглядам, что бы там ни твердили адепты победившего феминизма.
Куда девался этот чертов пищащий котелок?
- Может, - сказал капитан, - тут гравитационная аномалия? Тогда мы его вряд ли найдем.
Все, кто был в рубке, мрачно уставились на огромный шар планеты, небрежно обмазанный густой атмосферой. Освещенный звездой бок был ярко-бирюзовым, а облака - слишком плотными. Под ними едва угадывались очертания континентов и районы высокогорий. Точно яблоко, от которого надобно откусить без помощи рук. Одна Эвиан, не поднимая головы, продолжала барабанить по клавишам, сканируя частоты.
- Мы не можем висеть тут вечно, - это Ставрос выразил мысль, которую каждый думал, но придерживал на коротком поводке, не желая выступать с инициативой. Впрочем, какая в ней инициатива!
Баржи, как овцы, столпились вокруг «Пеллеса», управлявшего всем кластером с единого пульта. Спутник, что болтался тут пару лет с тех пор, как был открыт Либеллин-VI, фотографировал поверхность во всех диапазонах, строил температурные кривые, анализировал закономерности проходящих на планете процессов: течения, ветра, приливы… Без него мы знаем только, что планета твердая, масса у нее чуть больше условной единицы, за каковую принята масса Колыбели, и еще у нее есть атмосфера, и в этой атмосфере фтора нет.
- Я не могу сажать корабль куда попало, - немедленно огрызнулся капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87