На этот счет у меня есть мыслишка.
Во всем виновата была окаянная весна. Светило солнце, расцвел дрок… Стали лопаться почки… Чего больше? Внезапно, увидев все это, она выскочила из кровати и сама себе показалась странной. Почувствовав трепет в сердце, взбрыкнула, как молодая. Теперь она думала только об одном: броситься навстречу солнцу, пробежать по песку к морю, которое протягивало к ней свои руки. Романтичная, наверное, была бабешка, любительница природы! Ну чего от такой ждать? Возможно, учуяла запах тюрьмы, где ей уже было зарезервировано местечко в качестве уступки кладбищу. Кто знает, что такое женская интуиция? Следует сказать, что они прикончили конвоира, отца семейства, который повел себя как последний мудак, разыгрывая героя. И попался. Убиться можно, сколько на свете кретинов, мечтающих сыграть первые роли! Нагляделся вестернов по телику и отправился на тот свет.
Выйдя на порог дома, она опустила глаза, чтобы полюбоваться своими еще недурными сиськами, поджарым животом, на который трое мужиков клали свои головы, на свои бедра любительницы перепихнуться, и сказала сама себе, поглаживая задницу: «Все кончено, рано или поздно придется забыть о песке, море, солнце, моих бедрах и сиськах. Останутся только решетки, миски и я, превратившаяся навсегда в старуху».
Естественно, когда начинаешь так рассуждать, все становится на место. Об осторожности никто не думает. Ну что произойдет, если чуть поторопить события? Последнее купание по крайней мере запомнится надолго. И она спустилась по ступенькам.
Ее босые ноги ощутили влажный песок. Был отлив, она голой вышла на солнце и отправилась навстречу набегавшим волночкам. Далеко-далеко. Она все шла и шла. Ее влекло как магнитом. Ее грудь была устремлена к морю, бросая вызов запаху водорослей.
И никто из мужиков, наблюдавших за ней из своих коек, не удержал ее. Не в силах пошевелиться, закричать, они как завороженные следили за ней. Это было сильнее их. А когда она вернулась, вся мокрая и дрожащая от холода, никто не посмел к ней прикоснуться. Пришлось ей самой спросить: «Никто не желает меня трахнуть?»
Они закрыли ставни и, вероятно, приготовили кофе. Вряд ли кто видел купальщицу. Но на песке остались следы ее ног, которые, черт побери, вели прямо к вилле. Единственные следы на всем пляже!
Было безветренно. Не прошел и дождь. Так что следы остались.
— Догадываешься, что случилось потом? Эти следы бросились в глаза проходившему мимо голодному таможеннику. Дотопав до виллы, он приник ухом к ставням и услышал голоса играющих в покер. Тогда он отправился искать своих дружков жандармов, и те вызвали подмогу из Сен-Мало.
Пьеро разглядывал меня, ничего не понимая.
— С чего ты мне все это рассказываешь?
В этот момент сидевший напротив португалец так сложил газету, что оба наши портрета предстали во всем блеске в 15 сантиметрах от сопатки Пьеро. Поглядели бы вы на него! Он стал похож на человека, разбитого односторонним параличом!
Можете успокоиться, несколько часов спустя мы уже слышали, как стучит дождь по сосновым шишкам, нежась в кокетливой вилле с закрытыми ставнями в Пила-Пляж, симпатичном курорте для семейных людей. Мы бы теперь ни под каким предлогом, даже в жару, не решились подрыгать ногами в воде.
Все понятно? Я спрашиваю, потому что иногда так напрягаю свое серое вещество, что за моей мыслью не поспевают. Иногда.
* * *
На шоссе нам не пришлось долго ждать. Перед нами останавливается синий современный грузовик «стредер», все равно что «ДС» для своей категории: подвески на воздушной подушке, радио, кондишн. Шоферу можно не прикасаться к рулю.
— Поешьте фруктов, — говорит. — От витаминов хуже не будет.
Мы наверняка показались ему какими-то жмуриками. Но ведь он мог вполне проехать мимо.
Пьеро сзади тянется и берет большой пакет с клубникой.
— Очень сожалею, — говорит шофер (у него было телосложение, как у жокея), но сметаны у меня нет.
— Обойдемся…
Клубника была безвкусная, водянистая, как всякая крупная клубника.
— Вкусно?
— Жутко!
Это был славный парень с мордой ублюдка. Мы его интриговали.
— Люблю молодежь, — говорит. — Куда вы направляетесь?
— В Аркашон.
— Отпуск?
— Отгулы.
— Сейчас мало кто берет отпуск.
— Пришлось воспользоваться.
— У вас в Аркашоне друзья?
— Только тетка… училка. У нее потрясная вилла возле моря. Она нас кормить будет.
— Вам не мешает поправить здоровье.
— Еще бы! Кислород, йод — все, что надо. Будем разгуливать босыми ногами по песку. Хорошо провентилируем легкие.
Мы едем со скоростью 100 км/час. Самое подходящее время для беседы.
— Вы братья? — спрашивает.
— Почти.
И тут мужичок с опозданием начинает сомневаться. Оборачивается, чтобы лучше рассмотреть Пьеро, который дремлет с волосами на носу. И делится своими соображениями:
— Скажите, это парень или девушка?
— Девушка.
— Странная какая-то.
— Она только что сделала аборт. В Дании. Поэтому…
— Вы возвращаетесь из Дании?
— Да. Автостопом. Видите ли, она приустала. К тому же ей не хотелось избавляться от ребенка.
Тогда он в замешательстве затыкается. Достаю из кармана мятую сигарету, протягиваю ему.
Ну и мудак же этот парень! Он думает, что я предлагаю ему травку. Но не смеет отказаться. Боится показаться фраером и курит со странным выражением на лице. Уверен, что по возвращении домой он скажет своей половине: «Знаешь, марихуана — это буза! Годится только для педиков!»
Он высадил нас в порту Аркашона. На огромной площади, окруженной мрачными замками. Я сверился с картой, и мы двинулись дальше пешком, избегая берега, чтобы не привлекать внимания туземцев. Для чего шли по тропинкам параллельно морю. Чем больше мы удалялись от города, тем меньше людей встречали. Вскоре стали появляться закрытые виллы, сначала одна, потом две, потом навалом.
В Пила-сюр-Мер еще теплилась кое-какая жизнь. В Пила-Пляж — никого. Пустыня. Магазины, дома, кафе, рестораны, отели — все закрыто. Просто мечта! Всюду опущенные ставни, жалюзи, решетки. Мы шли как по мертвому городу после атомной бомбежки. Ни души. Только песок, ветки, совсем черные сосны, качающие кронами у нас над головами.
— Вполне укромное местечко, — говорю.
Здесь никто не станет нас искать. Если бы нам попались люди, мы бы дошли до Бискарроса, Мимизана, Вьё-Буко. Пляжей тут навалом, всем хватит. Мы были бы не прочь добраться сюда автостопом, даже в наручниках, лишь бы отдохнуть наконец. Мы очень устали.
* * *
Виллу я выбрал сам. Подальше от берега. Отличный белый домик с красными ставнями, последний на этой станции, почти рядом с лесом. Стратегически положение его было отменным.
Показываю Пьеро карту.
— Мы тут. Сзади нас на тридцать километров вглубь сосны. В случае опасности мы сможем туда сбежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Во всем виновата была окаянная весна. Светило солнце, расцвел дрок… Стали лопаться почки… Чего больше? Внезапно, увидев все это, она выскочила из кровати и сама себе показалась странной. Почувствовав трепет в сердце, взбрыкнула, как молодая. Теперь она думала только об одном: броситься навстречу солнцу, пробежать по песку к морю, которое протягивало к ней свои руки. Романтичная, наверное, была бабешка, любительница природы! Ну чего от такой ждать? Возможно, учуяла запах тюрьмы, где ей уже было зарезервировано местечко в качестве уступки кладбищу. Кто знает, что такое женская интуиция? Следует сказать, что они прикончили конвоира, отца семейства, который повел себя как последний мудак, разыгрывая героя. И попался. Убиться можно, сколько на свете кретинов, мечтающих сыграть первые роли! Нагляделся вестернов по телику и отправился на тот свет.
Выйдя на порог дома, она опустила глаза, чтобы полюбоваться своими еще недурными сиськами, поджарым животом, на который трое мужиков клали свои головы, на свои бедра любительницы перепихнуться, и сказала сама себе, поглаживая задницу: «Все кончено, рано или поздно придется забыть о песке, море, солнце, моих бедрах и сиськах. Останутся только решетки, миски и я, превратившаяся навсегда в старуху».
Естественно, когда начинаешь так рассуждать, все становится на место. Об осторожности никто не думает. Ну что произойдет, если чуть поторопить события? Последнее купание по крайней мере запомнится надолго. И она спустилась по ступенькам.
Ее босые ноги ощутили влажный песок. Был отлив, она голой вышла на солнце и отправилась навстречу набегавшим волночкам. Далеко-далеко. Она все шла и шла. Ее влекло как магнитом. Ее грудь была устремлена к морю, бросая вызов запаху водорослей.
И никто из мужиков, наблюдавших за ней из своих коек, не удержал ее. Не в силах пошевелиться, закричать, они как завороженные следили за ней. Это было сильнее их. А когда она вернулась, вся мокрая и дрожащая от холода, никто не посмел к ней прикоснуться. Пришлось ей самой спросить: «Никто не желает меня трахнуть?»
Они закрыли ставни и, вероятно, приготовили кофе. Вряд ли кто видел купальщицу. Но на песке остались следы ее ног, которые, черт побери, вели прямо к вилле. Единственные следы на всем пляже!
Было безветренно. Не прошел и дождь. Так что следы остались.
— Догадываешься, что случилось потом? Эти следы бросились в глаза проходившему мимо голодному таможеннику. Дотопав до виллы, он приник ухом к ставням и услышал голоса играющих в покер. Тогда он отправился искать своих дружков жандармов, и те вызвали подмогу из Сен-Мало.
Пьеро разглядывал меня, ничего не понимая.
— С чего ты мне все это рассказываешь?
В этот момент сидевший напротив португалец так сложил газету, что оба наши портрета предстали во всем блеске в 15 сантиметрах от сопатки Пьеро. Поглядели бы вы на него! Он стал похож на человека, разбитого односторонним параличом!
Можете успокоиться, несколько часов спустя мы уже слышали, как стучит дождь по сосновым шишкам, нежась в кокетливой вилле с закрытыми ставнями в Пила-Пляж, симпатичном курорте для семейных людей. Мы бы теперь ни под каким предлогом, даже в жару, не решились подрыгать ногами в воде.
Все понятно? Я спрашиваю, потому что иногда так напрягаю свое серое вещество, что за моей мыслью не поспевают. Иногда.
* * *
На шоссе нам не пришлось долго ждать. Перед нами останавливается синий современный грузовик «стредер», все равно что «ДС» для своей категории: подвески на воздушной подушке, радио, кондишн. Шоферу можно не прикасаться к рулю.
— Поешьте фруктов, — говорит. — От витаминов хуже не будет.
Мы наверняка показались ему какими-то жмуриками. Но ведь он мог вполне проехать мимо.
Пьеро сзади тянется и берет большой пакет с клубникой.
— Очень сожалею, — говорит шофер (у него было телосложение, как у жокея), но сметаны у меня нет.
— Обойдемся…
Клубника была безвкусная, водянистая, как всякая крупная клубника.
— Вкусно?
— Жутко!
Это был славный парень с мордой ублюдка. Мы его интриговали.
— Люблю молодежь, — говорит. — Куда вы направляетесь?
— В Аркашон.
— Отпуск?
— Отгулы.
— Сейчас мало кто берет отпуск.
— Пришлось воспользоваться.
— У вас в Аркашоне друзья?
— Только тетка… училка. У нее потрясная вилла возле моря. Она нас кормить будет.
— Вам не мешает поправить здоровье.
— Еще бы! Кислород, йод — все, что надо. Будем разгуливать босыми ногами по песку. Хорошо провентилируем легкие.
Мы едем со скоростью 100 км/час. Самое подходящее время для беседы.
— Вы братья? — спрашивает.
— Почти.
И тут мужичок с опозданием начинает сомневаться. Оборачивается, чтобы лучше рассмотреть Пьеро, который дремлет с волосами на носу. И делится своими соображениями:
— Скажите, это парень или девушка?
— Девушка.
— Странная какая-то.
— Она только что сделала аборт. В Дании. Поэтому…
— Вы возвращаетесь из Дании?
— Да. Автостопом. Видите ли, она приустала. К тому же ей не хотелось избавляться от ребенка.
Тогда он в замешательстве затыкается. Достаю из кармана мятую сигарету, протягиваю ему.
Ну и мудак же этот парень! Он думает, что я предлагаю ему травку. Но не смеет отказаться. Боится показаться фраером и курит со странным выражением на лице. Уверен, что по возвращении домой он скажет своей половине: «Знаешь, марихуана — это буза! Годится только для педиков!»
Он высадил нас в порту Аркашона. На огромной площади, окруженной мрачными замками. Я сверился с картой, и мы двинулись дальше пешком, избегая берега, чтобы не привлекать внимания туземцев. Для чего шли по тропинкам параллельно морю. Чем больше мы удалялись от города, тем меньше людей встречали. Вскоре стали появляться закрытые виллы, сначала одна, потом две, потом навалом.
В Пила-сюр-Мер еще теплилась кое-какая жизнь. В Пила-Пляж — никого. Пустыня. Магазины, дома, кафе, рестораны, отели — все закрыто. Просто мечта! Всюду опущенные ставни, жалюзи, решетки. Мы шли как по мертвому городу после атомной бомбежки. Ни души. Только песок, ветки, совсем черные сосны, качающие кронами у нас над головами.
— Вполне укромное местечко, — говорю.
Здесь никто не станет нас искать. Если бы нам попались люди, мы бы дошли до Бискарроса, Мимизана, Вьё-Буко. Пляжей тут навалом, всем хватит. Мы были бы не прочь добраться сюда автостопом, даже в наручниках, лишь бы отдохнуть наконец. Мы очень устали.
* * *
Виллу я выбрал сам. Подальше от берега. Отличный белый домик с красными ставнями, последний на этой станции, почти рядом с лесом. Стратегически положение его было отменным.
Показываю Пьеро карту.
— Мы тут. Сзади нас на тридцать километров вглубь сосны. В случае опасности мы сможем туда сбежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92