И тут голос подает деваха:
— Да при чем тут я, черт возьми! Не я же стреляла! Мне было начхать, что у него сперли «ДС»!
— Кто этот мужик?
— Мой хозяин.
— Ты с ним спишь?
— Уверяю вас, без всякого удовольствия…
— Поэтому ты ничего не носишь под юбкой?
— Конечно! Он хочет, чтобы я всегда так ходила. Даже по улице. Это его возбуждает.
— Какая падла!..
Та пожимает плечами, будто ей наплевать. Как и на все прочее.
Пьеро утих. Размахивая руками, он разбередил рану и теперь, сжав зубы, держался за бедро.
Спрашиваю у девахи, чем она занимается в жизни.
— Мою голову клиентам, — отвечает.
— У этого типа?
— Ну да! Сами видели, какой у него салон! Вы же стояли рядом!
Такое впечатление, что она говорит с полным ртом. Что у нее в горле что-то застряло. Представляю, как она орудует шампунем, намыливая головы пахучей пеной.
— Я хотела бы вернуться домой, — говорит, — поспать хоть часок перед работой.
На что Пьеро говорит «нет». И это «нет» падает, как нож гильотины. Мы с Карно смотрим на него, ничего не понимая. С чего это Пьеро так завелся? Теперь у него вид одержимого навязчивой идеей человека, который ни о чем другом уже думать не может. Видя, как он сияет, я начинаю догадываться, что он задумал. Как воскресший, словно обретя новые силы, тот бегом пересекает помещение. Чуть-чуть прихрамывая, как бы давая понять, что не забыл о своей ране. С гримасами от боли покончено.
С загадочным видом останавливается в дверях и оборачивается к нам, будто к своим апостолам. «Следуйте за мной», — говорит. И направляется к выходу, словно инвалид, лишенный костылей. Бросаюсь помочь ему спуститься по лесенке с узкими ступенями. Карно топает за мной. «Ее можно оставить одну?» — спрашиваю я, кивая на девчонку. «С Ринго нет проблем», — осклабившись, отвечает тот. Ринго — это немецкая овчарка. Под ее охрану и оставляем деваху, чтобы не слиняла.
Пьеро тащит нас через гараж. Заинтригованные, следуем за ним. Оберегаю его от новых повреждений. И тут он застывает перед окаянной «ДС».
— Догадываетесь, какой подарок мы сделаем парикмахеру? — усмехается он лукаво.
— Понятия не имею, — отвечаю ему.
— Так слушай.
И, впившись рукой мне в плечо, с наслаждением объясняет свой план.
— Раз этот мужик так привязан к своей тачке и даже готов пустить в ход револьвер, лишь бы мы не коснулись ее своими грязными лапами, мы, конечно, вернем ее. Не будем свиньями! Оставим где-нибудь на обочине дороги. Фараоны подберут, и тот явится за ней в комиссариат. Там он убедится, что она целехонькая, только немного крови на заднем сиденье, и, посвистывая, отправится домой. Этому мудачку невдомек, что мы поколдовали над его машиной и просто-напросто подпилили тягу.
На него приятно смотреть, так он сияет.
— Мы подпилим ось, но так, чтобы колесо не сорвалось сразу. Ясно? Однако наступит момент, когда он будет ехать по шоссе, потеряв бдительность, со скоростью сто пятьдесят километров в час, слушая радио и наслаждаясь комфортом. И вдруг — трах! — колесо слетает. Здорово придумано?
— Ты прав, — говорю. — Этот подонок того заслуживает. Ты бы присел, старина. А то еще свалишься…
Он садится в «ДС» и корчится от смеха. Мне тоже весело. Только Карно не разделяет нашего настроения. Он дрейфит при мысли, что мы застрянем у него надолго.
— Вы что, собираетесь это проделать сейчас же? Вам бы лучше смыться. Вот-вот сюда заявятся фараоны!
— Пока ты будешь открывать ворота, мы смоемся через другие на «дофине».
— А деваха? Что с ней делать? Похищение карается законом.
— Мы заберем ее с собой.
— А «ДС»? А хранение краденого? Что я скажу полицейским, когда они увидят отъехавший «дофин»?
— Что у нас пушка, что мы тебе угрожали, что были готовы на все!
— Нет, черт возьми, я не согласен! Сейчас же сваливайте отсюда!
Он в панике. Ничего не хочет слушать. Выпрыгивает из трусиков. Тогда я беру его за плечи и внушительно так говорю:
— Не дури! Ты теперь повязан с нами. Если нас арестуют, Пьеро и я выложим все, что знаем про некоего Карно и его махинации. Про девушек, которых ему приводят ради машины и которых он заставляет проделывать разные штуки. Мы даже назовем имена несчастных жертв, которые молчали из страха. Фараоны тотчас клюнут. Или считай, что я их не знаю. Мы с Пьеро для них просто мелкая рыбешка. Ну крадем иногда машину то тут, то там, ну стибрили что-то в магазине. Но чтобы насиловать несовершеннолетних, которых здесь запугивают злым псом, такое за нами не водится. Все усек?
Тот помалкивает и только изредка кивает или выпучивает глаза. Чтобы он стал совсем послушным, я наношу ему последний удар.
— А ту малышку, которой не было пятнадцати лет, ты не забыл? Которую привез араб. Держу пари, эта история особенно не понравится фараонам.
— Постой…
— Тогда не бзди, старина, и помоги с колесом. В твоих интересах сделать это как можно лучше.
— Садись за руль, — говорит. — Закатим машину на яму.
Я мог себя поздравить с успешным завершением диалога. Он внес полную ясность в наши отношения. Мы и прежде хорошо понимали друг друга. Карно славно потрудился до нашего отъезда и дал ряд полезных советов. Он очень старался, чтобы мы остались довольны.
* * *
Где же нам подпилить? Обсуждаю с Карно, и мы вместе ищем подходящее место. Нам бы хотелось, чтобы мужичок с месячишко покатался, прежде чем у него отскочит колесо. Мы животы понадрывали, думая о том, какое у него будет лицо, когда он увидит, что его машина превратилась в трехколесный гроб.
Работали мы при свете переноски. Заняло это с часок. Но не сама работа, нет. Большую часть времени мы подыхали от смеха, предаваясь своему творческому труду. Забившись в угол ямы на сиденье от «2СВ», Пьеро наблюдал, как мы трудимся, убаюкиваемый звуком ножовки.
* * *
Возвращаемся в хату. Девчонка спит на кровати прямо в шубке с псом у ног. Видать, сильно утомилась, раз не слышала, как мы вошли. Смешно сказать, но во сне она казалась моложе. Спала, засунув мизинец в рот. Ну настоящая минетчица! Что не мешало ей выглядеть девчонкой. Дышала тяжело, похрапывая. Мы смотрели на нее, как пришибленные: надо же было проявлять полное спокойствие в таких обстоятельствах!
Я взял ее сумочку. Она была пустая. Немного помады, несколько монет и ключ. Старое удостоверение личности, скрепленное скотчем, с фотографией, где она вся в веснушках.
Ее звали Мари-Анж Бретеш. 25 лет. Живет в доме 16 в Круа-Бланш, на Кленовой аллее, корпус Д-7. Я записал на бумажке имя и адрес. Затем разбудил ее. Я придумал потрясный способ быстро привести ее в чувство, сунув ей палец в задницу. Она так и привскочила и, задыхаясь, с ошарашенным видом уставилась на нас. Мы были в полном отпаде.
— Что с тобой? — удивленно спрашиваю. — Что-то приснилось?
— Мудилы несчастные! — отвечает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92