Можно быть застигнутым хозяевами. Такие действия считаются подсудными. По закону мы могли претендовать только на место в тюремной камере!.. Нет, мы хотели непременно выбраться на свет Божий, иметь возможность наезжать на прохожего просто так, а не во время дьявольской погони. Что бы вы сделали на нашем месте, болтуны несчастные? А мне после изрядных усилий удалось найти решение проблемы. Оно явилось передо мной, как вспышка от трения двух кремней. Абсолютно логическое. Безупречное!
Итак, мы решили прибегнуть к дурным связям! Причем самым простейшим образом. Достаточно было подежурить перед тюрьмой и оказаться на месте в тот момент, когда кто-либо из заключенных выйдет на волю. Судя по газетам, самым серьезным преступлением является совращение профессионалами малолетних преступников. Нам предстояло найти способ познакомиться с таким профессионалом.
XV
Напротив любой тюрьмы всегда расположено веселенькое бистро. В это местечко люди должны были бы заходить почаще. Им следует посоветовать, если они не знают, сводить туда друзей. Не лишайте себя такого удовольствия! Тут можно отметить и деловой обед, и бракосочетание, и ужин старых приятелей. Идеальное местечко и для сочельника! Здесь всегда обнаружишь скучающего тюремного сторожа, его можно пригласить к столу, и он сумеет вас повеселить. Для исправления настроения нет ничего лучшего, как поговорить с пьяным надзирателем. Умора, и только! Он расскажет вам жуткие истории. Вы узнаете обо всем, что ему пришлось пережить, он развлечет дам и вас всех взбодрит. Вы будете лопать перед зловещим зданием тюрьмы, понимая, что находящимся там заключенным наплевать на вас, и это удвоит ваш аппетит. Все дело в пропорциях. Надо знать, мимо чего проходишь. Находясь на свободе, не понимаешь размера своего счастья. Тут — да. Ты думаешь об их мисках для супа, о плавающем в нем куске мяса, напоминающем резину. И лучше оцениваешь вкус своего бифштекса.
* * *
Первое заведение, которое мы нашли, посчитав его прелестным в своем роде, называлось «Чокнемся со всеми». Помнится, шел дождь.
Мы явились прилично одетые и заказали два какао с бубликами. Для уточнения — дело было утром. Похоже, что заключенных выпускают обычно по утрам. Мы приехали туда прямо из леса, еще не проснувшиеся и взлохмаченные. Помимо двух типов в блузах художников, которые посасывали аперитив, разговаривая с хозяином, там мы были одни. Строгая, затянутая в корсет хозяйка сидела за табачной стойкой, почитывая «Маленького парижанина».
Не очень похожий на француза официант поставил перед нами завтрак.
— Что это за огромное сооружение напротив? — спрашиваем его.
— Централка, — отвечает. Мы делаем большие глаза, ну ни черта не понимаем. — Центральная тюрьма, — поясняет тот.
Переглядываемся с Пьеро… Ну и дела!.. Мы потрясены, словно с луны свалились.
— Ничего не скажешь, не слишком веселый домашний пансион!
— Понятное дело, — отвечает. — Лучше находиться за его стенами, чем внутри.
Вот так… Мы делаем успехи… Такой разговор — неплохое начало.
Мы едим, просим еще бубликов, тянем волынку, идем пописать, возвращаемся, включаем игру-автомат, хандрим, время тянется медленно, снова идем в сортир, художники уходят, играем очередную партию. Но ничего не происходит. Ни одной бандитской морды на горизонте. Ворота и дверца в них по-прежнему закрыты. Насмерть. На весь сезон. И мы, как мудаки, слушаем старую пластинку.
Терпение.
Тот же сценарий разыгрывается и на другой день, и через день. Здесь к нам начинают привыкать. Ведь мы подстрижены, прилично одеты. А с тех пор как регулярно посещаем душевые, стараясь не уронить мыло, которым могли бы воспользоваться разные арабы, снова такие чистенькие.
Как истинные Робин Гуды, стараемся получше организовать свою жизнь. Покидаем белок на заре, катим на нашей тачке в три лошадиные силы до въезда в город, минуем его вместе с толпой рабов, отправляющихся ишачить. Полицейские останавливают движением руки эти орды мужиков, которые бегом пересекают улицу, словно их подхлестнули хлыстом кучера. Катим дальше. Когда все небоскребы заполняются до отказа, мы выгружаемся перед таверной, где упиваются безжалостные тюремные сторожа.
* * *
Бистро «Чокнемся со всеми» становится нашей штаб-квартирой. Мы врастаем в него, нас тут теперь знают. Мы говорим «здравствуйте» или «как обычно». У нас появляются новые привычки. Мы беседуем. Получается диалог. Ткем свою паутину.
Говорим, что поселились неподалеку, на соседней улочке, снимаем однокомнатную квартирку. Что ненавидим готовить еду, мать не научила, что пора бы жениться. Поэтому мы и приходим утром, днем и вечером. Ну совсем к жизни не приспособлены! Берем дежурное блюдо и съедаем на бумажной скатерти. Мы, мол, студенты, готовимся к экзамену, вкалываем, как каторжники, до трех утра. Экзотичный официант охотно нам верит. Мы выглядим такими интеллигентными парнями и оставляем такие щедрые чаевые. Как и хозяин, он начинает привыкать к нам. Мы отличные клиенты!
Приходится быть такими. Мы ведь чего-то ждем.
* * *
Но пока ни о чем не спрашиваем. Они сами начинают выдавать нам всякие тюремные байки, чтобы произвести впечатление. Как все мелкобуржуазные выродки, мы такие чувствительные, нас вырастили в вате. Вот они этим и пользуются.
«Самое ужасное, — объясняют нам, — это ходить на глазах у всех но нужде. К этому никогда не привыкнешь. В углу камеры без всякой ширмы стоит параша. Когда кто-то пользуется ею, приходится открывать окно даже зимой. Но парни, к счастью, сговариваются и устраивают ограждение из одеял».
Чокаемся, и они продолжают в том же духе.
«Напротив есть один старший надзиратель, который очень любит врываться в камеру и срывать ограждение у параши. Это порочный тип. Ему нравится смотреть, как люди справляют нужду. Одеяла же мешают ему все видеть. И он отправляет ребят в карцер за порчу казенного имущества».
Успех таким рассказам обеспечен. Мы напуганы, разыгрываем недоверие. Кричим, что, если такое происходит, это скандал! Тогда они начинают по новой.
«Но самое ужасное — это номер с отверткой. Один из ребят берет отвертку и начинает с помощью молотка всаживать ее себе в висок. Чтобы так поступать, надо действительно очень желать смерти».
Однако потрясать интеллигентов можно совсем не каждый день. Не каждый день и им попадаются такие, которые приезжают с книгами, тетрадями, с заспанными глазами и растрепанными волосами после ночных бдений. Настоящие работяги, не то что разные хмыри, играющие в Революцию!
«Наш сосед, — рассказываем им, — старьевщик. Он целый день что-то пилит, колотит молотком, точит на станке. Здесь нам куда спокойнее работать».
Мы, мол, изучаем математику. И заполняем страницы липовыми уравнениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Итак, мы решили прибегнуть к дурным связям! Причем самым простейшим образом. Достаточно было подежурить перед тюрьмой и оказаться на месте в тот момент, когда кто-либо из заключенных выйдет на волю. Судя по газетам, самым серьезным преступлением является совращение профессионалами малолетних преступников. Нам предстояло найти способ познакомиться с таким профессионалом.
XV
Напротив любой тюрьмы всегда расположено веселенькое бистро. В это местечко люди должны были бы заходить почаще. Им следует посоветовать, если они не знают, сводить туда друзей. Не лишайте себя такого удовольствия! Тут можно отметить и деловой обед, и бракосочетание, и ужин старых приятелей. Идеальное местечко и для сочельника! Здесь всегда обнаружишь скучающего тюремного сторожа, его можно пригласить к столу, и он сумеет вас повеселить. Для исправления настроения нет ничего лучшего, как поговорить с пьяным надзирателем. Умора, и только! Он расскажет вам жуткие истории. Вы узнаете обо всем, что ему пришлось пережить, он развлечет дам и вас всех взбодрит. Вы будете лопать перед зловещим зданием тюрьмы, понимая, что находящимся там заключенным наплевать на вас, и это удвоит ваш аппетит. Все дело в пропорциях. Надо знать, мимо чего проходишь. Находясь на свободе, не понимаешь размера своего счастья. Тут — да. Ты думаешь об их мисках для супа, о плавающем в нем куске мяса, напоминающем резину. И лучше оцениваешь вкус своего бифштекса.
* * *
Первое заведение, которое мы нашли, посчитав его прелестным в своем роде, называлось «Чокнемся со всеми». Помнится, шел дождь.
Мы явились прилично одетые и заказали два какао с бубликами. Для уточнения — дело было утром. Похоже, что заключенных выпускают обычно по утрам. Мы приехали туда прямо из леса, еще не проснувшиеся и взлохмаченные. Помимо двух типов в блузах художников, которые посасывали аперитив, разговаривая с хозяином, там мы были одни. Строгая, затянутая в корсет хозяйка сидела за табачной стойкой, почитывая «Маленького парижанина».
Не очень похожий на француза официант поставил перед нами завтрак.
— Что это за огромное сооружение напротив? — спрашиваем его.
— Централка, — отвечает. Мы делаем большие глаза, ну ни черта не понимаем. — Центральная тюрьма, — поясняет тот.
Переглядываемся с Пьеро… Ну и дела!.. Мы потрясены, словно с луны свалились.
— Ничего не скажешь, не слишком веселый домашний пансион!
— Понятное дело, — отвечает. — Лучше находиться за его стенами, чем внутри.
Вот так… Мы делаем успехи… Такой разговор — неплохое начало.
Мы едим, просим еще бубликов, тянем волынку, идем пописать, возвращаемся, включаем игру-автомат, хандрим, время тянется медленно, снова идем в сортир, художники уходят, играем очередную партию. Но ничего не происходит. Ни одной бандитской морды на горизонте. Ворота и дверца в них по-прежнему закрыты. Насмерть. На весь сезон. И мы, как мудаки, слушаем старую пластинку.
Терпение.
Тот же сценарий разыгрывается и на другой день, и через день. Здесь к нам начинают привыкать. Ведь мы подстрижены, прилично одеты. А с тех пор как регулярно посещаем душевые, стараясь не уронить мыло, которым могли бы воспользоваться разные арабы, снова такие чистенькие.
Как истинные Робин Гуды, стараемся получше организовать свою жизнь. Покидаем белок на заре, катим на нашей тачке в три лошадиные силы до въезда в город, минуем его вместе с толпой рабов, отправляющихся ишачить. Полицейские останавливают движением руки эти орды мужиков, которые бегом пересекают улицу, словно их подхлестнули хлыстом кучера. Катим дальше. Когда все небоскребы заполняются до отказа, мы выгружаемся перед таверной, где упиваются безжалостные тюремные сторожа.
* * *
Бистро «Чокнемся со всеми» становится нашей штаб-квартирой. Мы врастаем в него, нас тут теперь знают. Мы говорим «здравствуйте» или «как обычно». У нас появляются новые привычки. Мы беседуем. Получается диалог. Ткем свою паутину.
Говорим, что поселились неподалеку, на соседней улочке, снимаем однокомнатную квартирку. Что ненавидим готовить еду, мать не научила, что пора бы жениться. Поэтому мы и приходим утром, днем и вечером. Ну совсем к жизни не приспособлены! Берем дежурное блюдо и съедаем на бумажной скатерти. Мы, мол, студенты, готовимся к экзамену, вкалываем, как каторжники, до трех утра. Экзотичный официант охотно нам верит. Мы выглядим такими интеллигентными парнями и оставляем такие щедрые чаевые. Как и хозяин, он начинает привыкать к нам. Мы отличные клиенты!
Приходится быть такими. Мы ведь чего-то ждем.
* * *
Но пока ни о чем не спрашиваем. Они сами начинают выдавать нам всякие тюремные байки, чтобы произвести впечатление. Как все мелкобуржуазные выродки, мы такие чувствительные, нас вырастили в вате. Вот они этим и пользуются.
«Самое ужасное, — объясняют нам, — это ходить на глазах у всех но нужде. К этому никогда не привыкнешь. В углу камеры без всякой ширмы стоит параша. Когда кто-то пользуется ею, приходится открывать окно даже зимой. Но парни, к счастью, сговариваются и устраивают ограждение из одеял».
Чокаемся, и они продолжают в том же духе.
«Напротив есть один старший надзиратель, который очень любит врываться в камеру и срывать ограждение у параши. Это порочный тип. Ему нравится смотреть, как люди справляют нужду. Одеяла же мешают ему все видеть. И он отправляет ребят в карцер за порчу казенного имущества».
Успех таким рассказам обеспечен. Мы напуганы, разыгрываем недоверие. Кричим, что, если такое происходит, это скандал! Тогда они начинают по новой.
«Но самое ужасное — это номер с отверткой. Один из ребят берет отвертку и начинает с помощью молотка всаживать ее себе в висок. Чтобы так поступать, надо действительно очень желать смерти».
Однако потрясать интеллигентов можно совсем не каждый день. Не каждый день и им попадаются такие, которые приезжают с книгами, тетрадями, с заспанными глазами и растрепанными волосами после ночных бдений. Настоящие работяги, не то что разные хмыри, играющие в Революцию!
«Наш сосед, — рассказываем им, — старьевщик. Он целый день что-то пилит, колотит молотком, точит на станке. Здесь нам куда спокойнее работать».
Мы, мол, изучаем математику. И заполняем страницы липовыми уравнениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92