И грязных подробностей знать не хочу. И вообще не хочу, чтобы мне о нем что-то напоминало.
Хел касается моей руки:
— Подумай хорошо. Могут ли его слова облегчить твои страдания?
Да, его слова могли бы смягчить мою боль, но вряд ли в письме написано: «Милая Эми, все это неправда. Между мной и Салли никогда ничего не было… просто неудачно пошутил».
И даже если бы и так, мне уже слишком многое пришлось из-за него пережить. Теперь могла бы только подумать, что он полный придурок.
— Нет, — решительно говорю я. — Если он хочет мне что-то сказать, пусть скажет прямо в лицо.
Я сознательно упускаю из виду тот факт, что до сих пор не дала ему ни единого шанса высказаться лично. Ну и что, это мелочи.
И суть от того не меняется.
— Вот и славно, — Хел потирает руки. — Пора с ним покончить. Устроим сеанс экзорсизма. За мной. И прихвати пиво. Будешь мне ассистировать. — Она выхватывает письмо у меня из рук и направляется на кухню. Подойдя к раковине, Хел натягивает резиновые перчатки. — Кастрюлю! — командует она с уверенностью хирурга.
Я молча снимаю с крючка кастрюлю и подаю ей. Она не смотрит на меня.
Звучит еще один зычный приказ.
— Бензин!
Она берет с полки для специй бутылочку, которую я держу там для заправки зажигалок, и я начинаю смеяться. Хел кидает в кастрюлю письмо, искоса смотрит на меня — глаза хитрющие.
Я киваю.
— Спички!
Я подаю ей коробку спичек. Как будто мы — Тельма и Луиза. Хел зажигает спичку и легким движением руки отправляет ее в кастрюлю. Письмо Джека вспыхивает ярким пламенем. Мы отскакиваем назад.
— Теперь он ушел из твоей жизни навсегда! — объявляет Хел. Она берет бутылку пива и салютует: — До дна!
— До дна! — весело соглашаюсь я. Но на самом деле мне совсем не весело. Потому что, несмотря на всю нашу белую магию, мои мысли мечутся между Эми-феминисткой и Эми-романтиком.
Феминистка. Я — свободная и самодостаточная женщина. Джек Росситер мне не нужен. Он уже в прошлом.
Романтик. Он был здесь сегодня. На моем крыльце. И он дышал тем же воздухом, что и я.
Феминистка. Я жила раньше одна. Смогу и сейчас. Джек Росситер не соответствует моим требованиям.
Романтик. Я скучаю по нему. Наверное, он тоже скучает по мне. Что он написал в том письме?
Феминистка. Он позволил Гадине Маккаллен сделать ему минет. И тут ему не отвертеться, будь он хоть придворным поэтом.
— Я рада, — говорю я.
Однако позже, когда Хел уходит и я в ванной чищу зубы, мне становится совсем не до смеха. Иду в кухню и заглядываю в кастрюлю. Засовываю щетку за щеку и вытаскиваю обуглившееся письмо. Вверх взлетают только черные хлопья.
Боже, я хочу знать, что написал Джек. И хочу, чтобы тишину комнаты наполнил звук его голоса. В глубине души я знаю, что это — проявление слабости, вызванное одиночеством. Но чувства заглушают здравый смысл.
Впервые с тех пор, как я вернулась из Греции, делаю то, что зареклась не делать. Поднимаю трубку и набираю оператора. Если набрать 141 и потом номер абонента, то мой номер не определится. Так и делаю: 141 и номер Джека. Я еще не знаю, что сказать. Не знаю, как объяснить, что спалила его письмо. Просто хочу услышать его голос.
Он берет трубку после первого же звонка, и мое сердце екает при звуке его голоса.
— Алло? — говорит он. Голос подозрительно спокойный-не слышно ни сдавленных всхлипов, ни нервной дрожи. — Это ты? — немного помолчав, спрашивает он. Ты? Кто такая «ты»?!
Я так потрясена, что не сразу понимаю, что ты относится ко мне. И если «ты» означает меня, то с чего это он такой довольный?! Что он там себе вообразил? Что достаточно подсунуть мне под дверь письмо, и я приму его с распростертыми объятиями? Сама ему позвоню и все прощу? Вспоминаю, что у меня полный рот зубной пасты, издаю сдавленное бульканье и бросаю трубку.
По крайней мере, он не узнает, что это я звонила.
Слава высоким технологиям.
* * *
Косметика не помогает!
Какое надувательство!
Сегодня пятница, утро. Я положила столько слоев пудры под глаза и на нос, что похожа на Майкла Джексона, но круги под глазами все равно отчетливо видны. С таким лицом меня можно фотографировать для плаката «Наркотики — смерть». Почему я перестала спать? Это несправедливо. Раньше я спала как младенец — в любое время, в любом месте, в любой позе. Это все Джек-предатель виноват. Если бессонница не пройдет, придется начать принимать снотворное.
Беру ключи и собираюсь выйти, но тут звонит мама.
— Как ты, дочка? — спрашивает она. Так и вижу, как она изготовилась к утренней серии реального шоу «Дочь в кризисе».
Но ее добрые намерения не вызывают сейчас у меня ничего, кроме раздражения. Какая же я дура! Зачем из аэропорта сразу помчалась к маме, будто мне тринадцать лет? Конечно, после ссоры с Джеком мне больше всего хотелось оказаться дома, где меня любят и ждут. Тогда мне и правда полегчало.
Никто в мире не сможет так утешить и приласкать, как мама.
Она сварила какао, уложила меня в постель и усыпила нудным монологом про то, что все мужики сволочи. В воскресенье дала мне выспаться, принесла завтрак в постель, постирала всю мою одежду и вообще поддерживала и утешала меня с таким рвением, что к вечеру я готова была бежать от нее на край света. Зато, вернувшись к себе, я уже могла смело смотреть жизни в лицо.
Я очень люблю маму, ценю все ее старания, но теперь жалею, что рассказала ей о своих проблемах. Мне двадцать пять лет — пора бы уже научиться самой разбираться со всеми трудностями.
— У меня все в порядке, — говорю я. — Честно.
— Точно? Если хочешь, приезжай домой на выходные.
— Нет, мам. У меня тут дела. Но она меня не слушает:
— После работы сразу прыгай в электричку и приезжай сюда. Я приготовлю ужин.
Да-а, похоже, она уже все продумала. Закрываю глаза и заставляю себя не грубить. Она мне своей заботой весь кислород перекроет. Так и задохнуться недолго. И вообще, я уже преодолела свой кризис… кажется.
Тем не менее ругаться не стоит. У нас с ней наладились отношения — я нашла работу и она перестала меня жалеть. Если сейчас начну дерзить, мы опять погрыземся.
— Извини, никак не могу. Я обещала Хел пойти с ней в клуб. Думаю, немного общества и веселья мне только на пользу.
Поразительно, как убедительно я это сказала. Я и не собиралась идти с Хел, но в свете маминого предложения клуб кажется не такой уж плохой идеей.
— Дорогая, ты уверена?
— Абсолютно. Но все равно спасибо за приглашение. Мамочка, ты — чудо, — добавляю я.
— А для чего же еще нужны мамы? — По голосу слышно, что она довольна.
Уф, пронесло.
Запирая дверь, сталкиваюсь с Пегги — соседкой по лестничной площадке. Пегги, наверное, лет сто пятьдесят, и она все время проводит у окна — смотрит за всем, что происходит в округе. Просто маниакальное любопытство. Похоже, она уже не первый день охотится за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76