Такой славный день на носу. Им пришли на память иные времена, когда в особо торжественных случаях их до отвала поили славным пивом; пришли на память «Бриллиантовый» и «Золотой юбилей» и даже «Гранд-51», а за ними и те далекие безмятежные деньки, когда фортуна дарила город ласковым своим вниманием. Неужто эти дни ушли навеки? И нельзя ли присовокупить к празднованию общегосударственного события – Эрнест Аткинсон отважился внести предложение на заседании оргкомитета по проведению Торжеств, ни словом не обмолвившись о политике, но, правда, не без странного этакого огонька в глазах – событие местного масштаба? Ибо разве не ровно сто лет тому назад, или почти сто лет тому назад, добавил он, и огонек в глазах сверкнул еще более странно, Томас Аткинсон получил наконец, несмотря на все препоны (неловкие смешки отдельных членов комитета) отдельных местных клик, права на Лимское навигационное товарищество, тем самым дав начало процессу, благодаря которому сей некогда заштатный фенлендский городишко занял свое достойное место на карте страны – если уж, да что там, и не на карте мира?
Что было в этом эле «Коронация», разлитом в темно-коричневые бутылки, продолговатые и более узкие, чем то было принято после войны, с выдавленной надписью «Аткинсон – Гилдси» и с этикеткой, на которой по центру большая корона, а по краю бордюр из маленьких корон и «Юнион Джеков»? Нектар? Отрава? Веселье? Безумие? Загнанные в бутылку мании подданных его величества?
Но в чем уж вы точно можете быть уверены, так это что, покуда в Вестминстере надсаживались толпы, палили пушки и звенели колокола Аббатства, на берегах Узы пили не обычный эль. Потому что, когда граждане Гилдси битком набились в «Угря и щуку» и в «Веселого шкипера», чтоб непременно попасть в первую тысячу счастливчиков, которые получат по бутылочке задаром, и в самом добром и добропорядочном из расположений духа поднять стаканы за короля, они вдруг выяснили, что патриотический сей напиток с невероятной скоростью прогнал их через все как есть наступающие обыкновенно в должном порядке и оттого поддающиеся волевому контролю фазы опьянения: радость, удовлетворение, довольство жизнью, возбуждение, легкость, горячность, помутнение рассудка, помрачение рассудка, исступление, крайняя раздражительность, желание дать в морду, утрата чувства равновесия, полное расстройство двигательных функций – и весь диапазон в одной бутылке. А уж если накатить еще по одной…
Точные сведения о тогдашних событиях раздобыть до крайности непросто. Во-первых, по той причине, что Гилдси всеми силами пытался вычеркнуть сей день из памяти; а во-вторых, по той, куда более уместной причине, что большая часть заслуживающих доверия свидетелей была в это самое время безнадежно пьяна.
С пугающей регулярностью горожанок призывали вмешаться и хоть как-то обуздать проявляемую их мужьями несдержанность, подвергая их самих неодолимому искушению попробовать состав, который вызвал столь замечательный эффект. Владельцы двадцати трех городских пабов начали всерьез опасаться за доброе имя и за физическую сохранность своих заведений. Процессия школьников, которая должна была пройти вдоль по Водной улице с целью демонстрации невинной, флажками помавающей преданности новому государю, была напрочь испоганена хриплым – и, чего никак нельзя исключать, непристойным – ревом, разносившимся окрест из «Лебедя» и из «Угря и щуки». Ракеты и римские свечи, предназначенные для захватывающего дух вечернего представления, были запущены средь бела дня и по весьма опасным траекториям. Только чудо помогло избежать кошмарного несчастного случая на воде с кораблекрушением и множеством человеческих жертв, когда «Св. Гатлека», чей кормчий уже успел осушить свою бутылочку, так же как и большая часть пассажиров, и который вдруг пошел зигзагом поперек реки, распушивши вымпелы с флажками и надсадно ревя гудком, едва не отправила на дно «Королева Фенов», управляемая столь же твердой рукой.
Пьянство. Пока колокола Св. Гуннхильды вызванивали новому победителю здравицу. Пьянство во множестве неожиданных и самых невероятных форм.
В полотняном сооружении, известном как «Павильон коронации», к Эрнесту Аткинсону обратилась депутация из двух местных высших полицейских чинов; настоятельным образом высказав пожелание, что в целях соблюдения законности и порядка все городские пабы следует закрыть, они поинтересовались между делом, что же там такое в этих самых бутылках и существует ли противоядие. На что, говорят, Эрнест ответил, откровенно пародируя стиль собственной предвыборной речи, что действия, направленные на пресечение имеющей в виду воздать должную честь королю и родине патриотической акции, да еще в такой исключительный день, были бы достойны всяческого сожаления; что он, конечно, несет ответственность за пиво, но ответственности за тех (слово в слово), кто не пьет его с должной мудростью, он нести не может. И для того чтобы проиллюстрировать эту последнюю мысль, он умудрился на глазах у полицейского начальства осушить в один прием бутылку пресловутого эля (коего несколько ящиков проникло и в «Павильон коронации») безо всякого видимого эффекта, тем самым опровергнув клеветнические измышления, рожденные во время упомянутой предвыборной речи, и лишний раз подтвердив, что пивовар от собственного пива не пьянеет. Начальство также было сердечнейшим образом приглашено отведать. Но поскольку было облачено в наипараднейшую форму, от приглашения отказалось.
Этому самому начальству еще предстояло с чувством глубокого прискорбия и стыда выслушать рапорт, и не один, о том, что и констебли поддались всеобщему помрачению и причастились экстраординарного напитка. Один юный бражник пытался залезть на флагшток и сломал ногу. График процессий и мероприятий летел в тартарары. Большое число задействованных граждан, коим даже в этот день следовало бы сохранять должную долю трезвости, не оправдало возложенной ответственности, включая сюда и участников Духового оркестра лиги в защиту свободной торговли города Гилдси, чья отрепетированная тысячу раз программа пострадала от дичайших импровизаций и чья аранжировка Эльгаровой увертюры про счастливую страну Кокейн с треском провалилась.
Перед теми, кто еще сохранял трезвость мысли, встала непростая дилемма: если, скажем, изъять из продажи это уже по достоинству оцененное народом пиво, не приведет ли подобный шаг к еще большим беспорядкам, нежели потребление оного.
По ходу безумного этого дня ряд лиц, приглашенных на банкет в честь коронации (в восемь, в большой зале городского собрания), начал подумывать, как бы им (учитывая, что они тоже пили…) поделикатнее отказаться от участия в столь почетном и почтенном заседании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Что было в этом эле «Коронация», разлитом в темно-коричневые бутылки, продолговатые и более узкие, чем то было принято после войны, с выдавленной надписью «Аткинсон – Гилдси» и с этикеткой, на которой по центру большая корона, а по краю бордюр из маленьких корон и «Юнион Джеков»? Нектар? Отрава? Веселье? Безумие? Загнанные в бутылку мании подданных его величества?
Но в чем уж вы точно можете быть уверены, так это что, покуда в Вестминстере надсаживались толпы, палили пушки и звенели колокола Аббатства, на берегах Узы пили не обычный эль. Потому что, когда граждане Гилдси битком набились в «Угря и щуку» и в «Веселого шкипера», чтоб непременно попасть в первую тысячу счастливчиков, которые получат по бутылочке задаром, и в самом добром и добропорядочном из расположений духа поднять стаканы за короля, они вдруг выяснили, что патриотический сей напиток с невероятной скоростью прогнал их через все как есть наступающие обыкновенно в должном порядке и оттого поддающиеся волевому контролю фазы опьянения: радость, удовлетворение, довольство жизнью, возбуждение, легкость, горячность, помутнение рассудка, помрачение рассудка, исступление, крайняя раздражительность, желание дать в морду, утрата чувства равновесия, полное расстройство двигательных функций – и весь диапазон в одной бутылке. А уж если накатить еще по одной…
Точные сведения о тогдашних событиях раздобыть до крайности непросто. Во-первых, по той причине, что Гилдси всеми силами пытался вычеркнуть сей день из памяти; а во-вторых, по той, куда более уместной причине, что большая часть заслуживающих доверия свидетелей была в это самое время безнадежно пьяна.
С пугающей регулярностью горожанок призывали вмешаться и хоть как-то обуздать проявляемую их мужьями несдержанность, подвергая их самих неодолимому искушению попробовать состав, который вызвал столь замечательный эффект. Владельцы двадцати трех городских пабов начали всерьез опасаться за доброе имя и за физическую сохранность своих заведений. Процессия школьников, которая должна была пройти вдоль по Водной улице с целью демонстрации невинной, флажками помавающей преданности новому государю, была напрочь испоганена хриплым – и, чего никак нельзя исключать, непристойным – ревом, разносившимся окрест из «Лебедя» и из «Угря и щуки». Ракеты и римские свечи, предназначенные для захватывающего дух вечернего представления, были запущены средь бела дня и по весьма опасным траекториям. Только чудо помогло избежать кошмарного несчастного случая на воде с кораблекрушением и множеством человеческих жертв, когда «Св. Гатлека», чей кормчий уже успел осушить свою бутылочку, так же как и большая часть пассажиров, и который вдруг пошел зигзагом поперек реки, распушивши вымпелы с флажками и надсадно ревя гудком, едва не отправила на дно «Королева Фенов», управляемая столь же твердой рукой.
Пьянство. Пока колокола Св. Гуннхильды вызванивали новому победителю здравицу. Пьянство во множестве неожиданных и самых невероятных форм.
В полотняном сооружении, известном как «Павильон коронации», к Эрнесту Аткинсону обратилась депутация из двух местных высших полицейских чинов; настоятельным образом высказав пожелание, что в целях соблюдения законности и порядка все городские пабы следует закрыть, они поинтересовались между делом, что же там такое в этих самых бутылках и существует ли противоядие. На что, говорят, Эрнест ответил, откровенно пародируя стиль собственной предвыборной речи, что действия, направленные на пресечение имеющей в виду воздать должную честь королю и родине патриотической акции, да еще в такой исключительный день, были бы достойны всяческого сожаления; что он, конечно, несет ответственность за пиво, но ответственности за тех (слово в слово), кто не пьет его с должной мудростью, он нести не может. И для того чтобы проиллюстрировать эту последнюю мысль, он умудрился на глазах у полицейского начальства осушить в один прием бутылку пресловутого эля (коего несколько ящиков проникло и в «Павильон коронации») безо всякого видимого эффекта, тем самым опровергнув клеветнические измышления, рожденные во время упомянутой предвыборной речи, и лишний раз подтвердив, что пивовар от собственного пива не пьянеет. Начальство также было сердечнейшим образом приглашено отведать. Но поскольку было облачено в наипараднейшую форму, от приглашения отказалось.
Этому самому начальству еще предстояло с чувством глубокого прискорбия и стыда выслушать рапорт, и не один, о том, что и констебли поддались всеобщему помрачению и причастились экстраординарного напитка. Один юный бражник пытался залезть на флагшток и сломал ногу. График процессий и мероприятий летел в тартарары. Большое число задействованных граждан, коим даже в этот день следовало бы сохранять должную долю трезвости, не оправдало возложенной ответственности, включая сюда и участников Духового оркестра лиги в защиту свободной торговли города Гилдси, чья отрепетированная тысячу раз программа пострадала от дичайших импровизаций и чья аранжировка Эльгаровой увертюры про счастливую страну Кокейн с треском провалилась.
Перед теми, кто еще сохранял трезвость мысли, встала непростая дилемма: если, скажем, изъять из продажи это уже по достоинству оцененное народом пиво, не приведет ли подобный шаг к еще большим беспорядкам, нежели потребление оного.
По ходу безумного этого дня ряд лиц, приглашенных на банкет в честь коронации (в восемь, в большой зале городского собрания), начал подумывать, как бы им (учитывая, что они тоже пили…) поделикатнее отказаться от участия в столь почетном и почтенном заседании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106