Я хочу жить здесь.
– А я – нет. Хочу уехать.
– Уехать? Что же, это твое право.
– Я провела здесь тридцать пять лет.
– Самое время сменить обстановку.
– Я вернусь.
– Все в порядке, мама. Правда, все хорошо, – убежденно сказала Тильда.
– Правда, я еще не знаю, куда отправлюсь.
– Наверное, туда, где есть яхты и корабли.
– Яхты – все равно что Гомер, – вздохнула Гвен. – Нереальны. Реально это.
Она улыбнулась женщине, державшей в руке картину, и Тильда неприлично вытаращила на покупательницу глаза, разглядев, что это такое.
– Мы продаем Финстерс? – шепнула она матери.
– Не мы, а Майкл. Я всего лишь беру деньги. Эти Демпси способны продать даже прошлогодний снег.
– И не говори, – покачала головой Тильда, но вдруг вспомнила, что последняя Скарлет осталась у Дэви. – Я пойду. Поговорим завтра.
– Лучше не надо, – отказалась Гвен и выбила чек на Финстерс.
Дэви пересек белое гулкое пространство полупустого подвала. Настроение было прекрасным, и даже его мнение об этом мире в целом, несомненно, улучшилось. Сняв покрывало с кровати, он полюбовался картинами. Пять холстов, шестой у него.
Дэви вынул последний из конверта, прислонил к стене, а рядом выстроил остальные. Один длинный ряд работ Скарлет Ходж. Настоящее чудо.
Он отступил, любуясь полотнами. Коровы, цветы, бабочки, русалки, танцоры и городской пейзаж.
Присмотревшись, Дэви понял, что все они словно бы составляли определенную последовательность. Коровы перетекали в цветы, которые взмывали в воздух бабочками. Из общего ряда выпадал только пейзаж, которому следовало быть в начале.
Он поднял картину, чтобы перенести на нужное место, и замер.
Дом Гуднайтов.
Перед глазами пронеслась вся мебель, которую он передвинул за последнюю неделю. Свет и радость, исходившие от трех рисунков, внезапно сосредоточились в картинах Скарлет.
– Ты меня дурачишь, – сказал он вслух и поставил картину в начале ряда, наблюдая, как город переходит в деревню, море, ночное небо. Как же он сразу не заметил? Как же не понял, что все это рисовала Тильда?
Дэви почти рухнул на кровать.
«О Боже! Она мошенница и лгунья. Она водила меня за нос добрые две недели».
Никогда еще он не хотел ее сильнее.
Услышав шаги Тильды на лестнице, Дэви приподнялся, но тут же снова сел. И когда Тильда вошла, все в той же истрепанной китайской куртке, блестя огромными глазами за выпуклыми линзами очков, с крохотными рожками-завитками, стоявшими дыбом на голове, у него захватило дух.
Она хотела что-то сказать, но увидела поставленные в ряд картины и поднесла руку ко рту.
– Привет, Скарлет! – бросил ей Дэви.
А Клеа в этот момент тоже было не до веселья.
Во-первых, Мейсон совершенно не обращал на нее внимания. Напялил дурацкий парчовый жилет, в поисках которого она обшарила все магазины Колумбуса, и вел себя как инспектор манежа в цирке. Даже купил ей уродливый стул, расписанный подсолнухами и птицами. И что прикажете ей с ним делать? Клеа была готова мириться со многими недостатками мужчин, которые женились на ней, но только не с потерей достоинства. У Сирила этого достоинства было хоть отбавляй. Поневоле пожалеешь о его кончине. Останься у него деньги, другого мужа ей и желать было бы нечего.
Томас, официант, произведенный в повара, тоже вел себя как-то странно, бросая на нее сердитые взгляды поверх канапе. Он и до этого не отличался дружелюбием, хотя какого дружелюбия можно ожидать от слуги? Возможно, у него несварение желудка – все блюда были несколько жирноваты. А может, его мучает головная боль, – на эти синяки просто страшно смотреть. Собственно, ей-то все равно, но неприятно, когда тебя так разглядывают. Все время отвлекаешься.
В довершение всего откуда-то возникший Рональд попытался взять ее за руку. Господи, как же бестолковы эти мужчины!
– Не здесь, – прошипела она, оглянувшись на Мейсона, но тот, к счастью, был поглощен собственным цирком и не смотрел на нее.
– Я кое-что узнал насчет галереи, – сообщил Рональд, и ей пришлось позволить увлечь себя к столу с закусками.
– Это насчет картин Скарлет Ходж. Тут дело нечисто, – продолжал Рональд, набирая в тарелки канапе. – Их не только мало кто видел, о них вообще нет информации. Одна газетная статья, а потом – ничего. Тони Гуднайт продал шесть картин, но больше о них не упоминал.
– Скарлет Ходж умерла, – раздраженно напомнила Клеа.
– Свидетельства о смерти нет, – заявил Рональд, жуя креветку.
– И что? – Клеа снова перехватила пронзительный взгляд Томаса и угрожающе нахмурилась. «Прекратите немедленно», – мысленно приказала она ему. Дождавшись, когда с лица Томаса исчезнет зловещая гримаса, она повернулась к Рональду. – Я спрашиваю, что тут такого?!
– Если свидетельства о смерти нет, – пояснил Рональд, – значит, она не умирала.
– Она могла умереть в другом месте. Может…
– Думаю, ее вообще не существовало, – перебил Рональд. – Эти штуки с креветками просто…
– То есть как это «не существовало»?!
– Свидетельства о рождении тоже нет. Ни Гомера, ни Скарлет.
– Кто такой Гомер? – фыркнула Клеа, теряя терпение.
– Отец Скарлет. «Гуднайт-гэлери» сделала состояние на Гомере, потом вдруг переключилась на Скарлет, а через несколько месяцев о ней словно забыли. С этого времени, собственно говоря, и начинается период упадка галереи, – пояснил Рональд. – Ты была права. Что-то тут не так.
– Правда? – Впервые, с тех пор как Рональд отдал ей деньги Дэви, в глазах Клеа появилось нечто, похожее на одобрение: – Рональд, ты великолепен!
Рональд вспыхнул, мгновенно забыв о креветках.
– Клеа, я…
Она многозначительно сжала его руку:
– Узнай все, что можешь, и приходи завтра утром. В десять. Прямо ко мне в спальню.
– Обязательно, – задохнулся Рональд, чуть не уронив тарелку. – Обязательно приду, я…
Он говорил что-то еще, но Клеа, повернув голову, снова увидела Мейсона рядом с Гвен.
– Прости, Рональд, мне нужно кое с кем поговорить, – сказала она, погладив его по руке. – Увидимся завтра.
– Клеа! – обиделся Рональд.
Что же, пусть обижается. Это его проблема.
Приклеив к губам улыбку, она направилась к Мейсону. Он просто обязан сделать ей предложение к концу недели, иначе она примет меры. И если на пути встанет чертова галерея, она сумеет ее смести, пустив в ход все, что раскопает Рональд. Не поздоровится и Гвен Гуднайт.
Дэви спокойно наблюдал за окаменевшей в дверях Тильдой.
– Значит, дошло, – наконец мрачно вздохнула она.
– Просто не понимаю, почему я не увидел этого раньше, – ответил он, надеясь развеселить ее. – Тупой болван. Не заметить очевидного!
– Теперь ты знаешь. Это как с Луизой. Если только узнаешь правду, все становится очевидным.
Голос совсем тоненький. И прерывистый. Вид такой жалкий, что, похоже, ей сейчас не до его ощущений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– А я – нет. Хочу уехать.
– Уехать? Что же, это твое право.
– Я провела здесь тридцать пять лет.
– Самое время сменить обстановку.
– Я вернусь.
– Все в порядке, мама. Правда, все хорошо, – убежденно сказала Тильда.
– Правда, я еще не знаю, куда отправлюсь.
– Наверное, туда, где есть яхты и корабли.
– Яхты – все равно что Гомер, – вздохнула Гвен. – Нереальны. Реально это.
Она улыбнулась женщине, державшей в руке картину, и Тильда неприлично вытаращила на покупательницу глаза, разглядев, что это такое.
– Мы продаем Финстерс? – шепнула она матери.
– Не мы, а Майкл. Я всего лишь беру деньги. Эти Демпси способны продать даже прошлогодний снег.
– И не говори, – покачала головой Тильда, но вдруг вспомнила, что последняя Скарлет осталась у Дэви. – Я пойду. Поговорим завтра.
– Лучше не надо, – отказалась Гвен и выбила чек на Финстерс.
Дэви пересек белое гулкое пространство полупустого подвала. Настроение было прекрасным, и даже его мнение об этом мире в целом, несомненно, улучшилось. Сняв покрывало с кровати, он полюбовался картинами. Пять холстов, шестой у него.
Дэви вынул последний из конверта, прислонил к стене, а рядом выстроил остальные. Один длинный ряд работ Скарлет Ходж. Настоящее чудо.
Он отступил, любуясь полотнами. Коровы, цветы, бабочки, русалки, танцоры и городской пейзаж.
Присмотревшись, Дэви понял, что все они словно бы составляли определенную последовательность. Коровы перетекали в цветы, которые взмывали в воздух бабочками. Из общего ряда выпадал только пейзаж, которому следовало быть в начале.
Он поднял картину, чтобы перенести на нужное место, и замер.
Дом Гуднайтов.
Перед глазами пронеслась вся мебель, которую он передвинул за последнюю неделю. Свет и радость, исходившие от трех рисунков, внезапно сосредоточились в картинах Скарлет.
– Ты меня дурачишь, – сказал он вслух и поставил картину в начале ряда, наблюдая, как город переходит в деревню, море, ночное небо. Как же он сразу не заметил? Как же не понял, что все это рисовала Тильда?
Дэви почти рухнул на кровать.
«О Боже! Она мошенница и лгунья. Она водила меня за нос добрые две недели».
Никогда еще он не хотел ее сильнее.
Услышав шаги Тильды на лестнице, Дэви приподнялся, но тут же снова сел. И когда Тильда вошла, все в той же истрепанной китайской куртке, блестя огромными глазами за выпуклыми линзами очков, с крохотными рожками-завитками, стоявшими дыбом на голове, у него захватило дух.
Она хотела что-то сказать, но увидела поставленные в ряд картины и поднесла руку ко рту.
– Привет, Скарлет! – бросил ей Дэви.
А Клеа в этот момент тоже было не до веселья.
Во-первых, Мейсон совершенно не обращал на нее внимания. Напялил дурацкий парчовый жилет, в поисках которого она обшарила все магазины Колумбуса, и вел себя как инспектор манежа в цирке. Даже купил ей уродливый стул, расписанный подсолнухами и птицами. И что прикажете ей с ним делать? Клеа была готова мириться со многими недостатками мужчин, которые женились на ней, но только не с потерей достоинства. У Сирила этого достоинства было хоть отбавляй. Поневоле пожалеешь о его кончине. Останься у него деньги, другого мужа ей и желать было бы нечего.
Томас, официант, произведенный в повара, тоже вел себя как-то странно, бросая на нее сердитые взгляды поверх канапе. Он и до этого не отличался дружелюбием, хотя какого дружелюбия можно ожидать от слуги? Возможно, у него несварение желудка – все блюда были несколько жирноваты. А может, его мучает головная боль, – на эти синяки просто страшно смотреть. Собственно, ей-то все равно, но неприятно, когда тебя так разглядывают. Все время отвлекаешься.
В довершение всего откуда-то возникший Рональд попытался взять ее за руку. Господи, как же бестолковы эти мужчины!
– Не здесь, – прошипела она, оглянувшись на Мейсона, но тот, к счастью, был поглощен собственным цирком и не смотрел на нее.
– Я кое-что узнал насчет галереи, – сообщил Рональд, и ей пришлось позволить увлечь себя к столу с закусками.
– Это насчет картин Скарлет Ходж. Тут дело нечисто, – продолжал Рональд, набирая в тарелки канапе. – Их не только мало кто видел, о них вообще нет информации. Одна газетная статья, а потом – ничего. Тони Гуднайт продал шесть картин, но больше о них не упоминал.
– Скарлет Ходж умерла, – раздраженно напомнила Клеа.
– Свидетельства о смерти нет, – заявил Рональд, жуя креветку.
– И что? – Клеа снова перехватила пронзительный взгляд Томаса и угрожающе нахмурилась. «Прекратите немедленно», – мысленно приказала она ему. Дождавшись, когда с лица Томаса исчезнет зловещая гримаса, она повернулась к Рональду. – Я спрашиваю, что тут такого?!
– Если свидетельства о смерти нет, – пояснил Рональд, – значит, она не умирала.
– Она могла умереть в другом месте. Может…
– Думаю, ее вообще не существовало, – перебил Рональд. – Эти штуки с креветками просто…
– То есть как это «не существовало»?!
– Свидетельства о рождении тоже нет. Ни Гомера, ни Скарлет.
– Кто такой Гомер? – фыркнула Клеа, теряя терпение.
– Отец Скарлет. «Гуднайт-гэлери» сделала состояние на Гомере, потом вдруг переключилась на Скарлет, а через несколько месяцев о ней словно забыли. С этого времени, собственно говоря, и начинается период упадка галереи, – пояснил Рональд. – Ты была права. Что-то тут не так.
– Правда? – Впервые, с тех пор как Рональд отдал ей деньги Дэви, в глазах Клеа появилось нечто, похожее на одобрение: – Рональд, ты великолепен!
Рональд вспыхнул, мгновенно забыв о креветках.
– Клеа, я…
Она многозначительно сжала его руку:
– Узнай все, что можешь, и приходи завтра утром. В десять. Прямо ко мне в спальню.
– Обязательно, – задохнулся Рональд, чуть не уронив тарелку. – Обязательно приду, я…
Он говорил что-то еще, но Клеа, повернув голову, снова увидела Мейсона рядом с Гвен.
– Прости, Рональд, мне нужно кое с кем поговорить, – сказала она, погладив его по руке. – Увидимся завтра.
– Клеа! – обиделся Рональд.
Что же, пусть обижается. Это его проблема.
Приклеив к губам улыбку, она направилась к Мейсону. Он просто обязан сделать ей предложение к концу недели, иначе она примет меры. И если на пути встанет чертова галерея, она сумеет ее смести, пустив в ход все, что раскопает Рональд. Не поздоровится и Гвен Гуднайт.
Дэви спокойно наблюдал за окаменевшей в дверях Тильдой.
– Значит, дошло, – наконец мрачно вздохнула она.
– Просто не понимаю, почему я не увидел этого раньше, – ответил он, надеясь развеселить ее. – Тупой болван. Не заметить очевидного!
– Теперь ты знаешь. Это как с Луизой. Если только узнаешь правду, все становится очевидным.
Голос совсем тоненький. И прерывистый. Вид такой жалкий, что, похоже, ей сейчас не до его ощущений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99