Всего три дня назад она прибыла в Нью-Йорк из Луисвилла, штат Кентукки, и с ошеломляющей наивностью или невежеством заявилась прямо в приемную агентства Форда, очевидно, спутав ее с залом ожидания. И Эйлин, и Джерри Форд, разбиравшиеся в фотомоделях лучше, чем кто-либо, в этот день, как нарочно, оказались в отлучке, но для девушки с внешностью Мелани Адамс не оказалось лучшего места для реализации ее перспективных возможностей. Форды научили свой персонал не упускать из виду чудеса. Вся их работа строилась на предпосылке, что чудо истинной красоты существует. Конечно, они знали, что любую красоту предстоит извлечь из пустой породы и отшлифовать, как алмаз; они организовали процесс обработки перспективной фотомодели, согласно которому девушку сажают на диету, ведут к лучшему парикмахеру, делают макияж у лучших косметологов, учат сидеть, стоять и двигаться, а потом засылают к возможно большему числу фотографов, надеясь, что кто-нибудь из них оценит возможности пришедшей.
Как только одна из ассистенток Эйлин заметила Мелани, она решила опустить всю положенную процедуру создания фотомодели и немедленно выяснить, насколько фотогенична эта потрясающе красивая девушка. Она позвонила Спайдеру и попросила его сделать несколько пробных снимков, потому что снимки, привезенные Мелани, были безнадежны. Она никогда раньше не работала профессиональной моделью, и у нее с собой было лишь несколько старых снимков из семейного альбома да школьная выпускная фотография.
Мелани стояла в дверях студии Спайдера, пока он не обратил на нее внимания.
— Здравствуйте, — стесняясь проговорила она, одной рукой отбрасывая назад тяжелый водопад волос. — Мне сказали у Форда, чтобы я пришла сюда на пробы…
Спайдер почувствовал, что его сердце вот-вот остановится. Он застыл на месте, глядя на нее. Все остальные девушки в его жизни моментально превратились в лица из калейдоскопа кадров, мелькавшего как фон для начальных титров кинофильма. Но вот камера наконец остановилась, схватив в фокус объектива звезду, и фильм уже готов начаться… И он начался.
— Верно. Они звонили мне. Я тебя жду. — Спайдер говорил автоматически, произносил привычные слова. — Давай начнем. Сначала я хочу сделать несколько снимков при естественном освещении. Просто положи пиджак на стул, встань у этого окна и выгляни из него. («Боже, — думал он, — у этих волос тридцать разных оттенков: от карри до кленового сахара — некоторым из них невозможно подобрать названия».) А теперь поближе к окну, обопрись о подоконник правым локтем, встань в профиль ко мне. Выше подбородок! Слегка улыбнись. Еще немного. Теперь повернись ко мне, опусти руку. Хорошо. Подбородок ниже. Расслабься. — Он понимал, что, по счастью, при съемке этой девушки невозможно выбрать неверный ракурс. — Хорошо. Теперь подойди сюда и сядь на этот стул, на который направлен свет. Просто осматривай студию, как тебе захочется, и не обращай внимания на камеру.
Пока она поворачивала голову так и эдак, Спайдер рассматривал ее, чуть не до потери рассудка оглушенный неистовством эмоций. Он был ослеплен. Его мозг безуспешно пытался извлечь из чувств какую-то логику. Он считал себя последним мужчиной на свете, которого может выбить из колеи девичья красота. Он привык к ней и видел сквозь нее личность. Но теперь он чувствовал, что готов пожертвовать остаток своей жизни на то, чтобы понять, в чем причина такой многозначности ее лица. Почему ее глаза смотрят так, что кажется, будто в них скрыт потаенный смысл? Почему рисунок ее губ таков, что он изнывает от желания провести по ним пальцем, будто прикосновение поможет раскрыть их тайну? Ее улыбка изменчива, неуловима, непостоянна, словно девушка уходит в глубь себя. Что-то в ее стане, в самой фигуре, говорило ему, что он никогда не будет обладать ею. Она вся была здесь, но ее сущность непостижимым образом ускользала от него, сводила с ума.
— Я снял все, что нужно, — сказал он, выключая светильники. — Сюда, садись сюда. — Он подвел ее к дивану и сел рядом. — Расскажи, сколько тебе лет? Ты любишь своих родителей? Они понимают тебя? Был ли кто-нибудь, кто что-то значил для тебя? Что ты любишь есть? Кто был тот мальчик, что впервые поцеловал тебя? Ты любила его? Мечтаешь ли ты…
— Перестаньте же! — У нее был легкий южный акцент и голос с точно отмеренной дозой вежливости, с теплым льдом прирожденной красавицы. — Никто у Форда не предостерег меня, не предупредил, что вы безумны. Почему, скажите, вы спрашиваете меня обо всем этом?
— Послушай, я… мне кажется, я влюбился в тебя. Нет, пожалуйста, не улыбайся так. О боже! Нет слов! Я не играю в игрушки. Это именно то, о чем я хочу сказать тебе прямо сейчас, в самом начале, потому что я хочу, чтобы ты стала думать об этом. Не смотри ты так подозрительно! Я никогда раньше не говорил женщине, что люблю ее, до тех пор, пока ты не вошла сюда. Пожалуйста! Я не виню тебя за то, что ты смотришь так, но постарайся мне поверить. — Спайдер взял ее руку и положил себе на грудь. Его сердце билось так неистово, словно он пробежал километра полтора, спасая свою жизнь.
Ее зрачки наводили на мысль о бокале крепкого хереса, когда на него смотрят против света. Казалось, эти глаза с томительной, но ласковой страстностью ищут некую краеугольную истину.
— Скажи, о чем ты думаешь в эту минуту, — потребовал Спайдер.
— Не люблю, когда меня об этом спрашивают, — мягко ответила Мелани.
— Я тоже. До сих пор я никогда не делал этого. Просто пообещай, что ты ни за кого не выйдешь замуж прямо сейчас, выйдя отсюда. Дай мне шанс.
— Я никогда не даю обещаний, — засмеялась Мелани. Она научилась не брать на себя никаких обязательств много лет назад. Рано или поздно это спасало от массы хлопот. — Разве можно с уверенностью говорить о таких вещах? Вы совсем меня, не знаете.
Эта игра не захватила ее, хотя и нравилась, как нравились десятки подобных объяснений, услышанных с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать. В самых ранних ее воспоминаниях перед ней проходили люди, которые говорили ей, как она красива. Она никогда до конца не верила этим словам, ощущая неудовлетворенность. Причиной тому была не застенчивость, а желание получать все больше и больше подтверждений. Ее мысли постоянно были заняты стремлением выяснить для себя, что же именно видят люди, глядя на нее. Ей никогда не удавалось ухватить свой образ целиком. Втайне она мечтала покинуть свое тело, посмотреть на себя со стороны и уяснить, о чем же говорят окружающие. Она всю жизнь экспериментировала над людьми, учась получать от них желаемую ответную реакцию, как будто в их откликах она могла увидеть себя.
— Я никогда не даю обещаний, — повторила она, потому что Спайдер, казалось, не слышал ее, — и никогда не отвечаю на вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Как только одна из ассистенток Эйлин заметила Мелани, она решила опустить всю положенную процедуру создания фотомодели и немедленно выяснить, насколько фотогенична эта потрясающе красивая девушка. Она позвонила Спайдеру и попросила его сделать несколько пробных снимков, потому что снимки, привезенные Мелани, были безнадежны. Она никогда раньше не работала профессиональной моделью, и у нее с собой было лишь несколько старых снимков из семейного альбома да школьная выпускная фотография.
Мелани стояла в дверях студии Спайдера, пока он не обратил на нее внимания.
— Здравствуйте, — стесняясь проговорила она, одной рукой отбрасывая назад тяжелый водопад волос. — Мне сказали у Форда, чтобы я пришла сюда на пробы…
Спайдер почувствовал, что его сердце вот-вот остановится. Он застыл на месте, глядя на нее. Все остальные девушки в его жизни моментально превратились в лица из калейдоскопа кадров, мелькавшего как фон для начальных титров кинофильма. Но вот камера наконец остановилась, схватив в фокус объектива звезду, и фильм уже готов начаться… И он начался.
— Верно. Они звонили мне. Я тебя жду. — Спайдер говорил автоматически, произносил привычные слова. — Давай начнем. Сначала я хочу сделать несколько снимков при естественном освещении. Просто положи пиджак на стул, встань у этого окна и выгляни из него. («Боже, — думал он, — у этих волос тридцать разных оттенков: от карри до кленового сахара — некоторым из них невозможно подобрать названия».) А теперь поближе к окну, обопрись о подоконник правым локтем, встань в профиль ко мне. Выше подбородок! Слегка улыбнись. Еще немного. Теперь повернись ко мне, опусти руку. Хорошо. Подбородок ниже. Расслабься. — Он понимал, что, по счастью, при съемке этой девушки невозможно выбрать неверный ракурс. — Хорошо. Теперь подойди сюда и сядь на этот стул, на который направлен свет. Просто осматривай студию, как тебе захочется, и не обращай внимания на камеру.
Пока она поворачивала голову так и эдак, Спайдер рассматривал ее, чуть не до потери рассудка оглушенный неистовством эмоций. Он был ослеплен. Его мозг безуспешно пытался извлечь из чувств какую-то логику. Он считал себя последним мужчиной на свете, которого может выбить из колеи девичья красота. Он привык к ней и видел сквозь нее личность. Но теперь он чувствовал, что готов пожертвовать остаток своей жизни на то, чтобы понять, в чем причина такой многозначности ее лица. Почему ее глаза смотрят так, что кажется, будто в них скрыт потаенный смысл? Почему рисунок ее губ таков, что он изнывает от желания провести по ним пальцем, будто прикосновение поможет раскрыть их тайну? Ее улыбка изменчива, неуловима, непостоянна, словно девушка уходит в глубь себя. Что-то в ее стане, в самой фигуре, говорило ему, что он никогда не будет обладать ею. Она вся была здесь, но ее сущность непостижимым образом ускользала от него, сводила с ума.
— Я снял все, что нужно, — сказал он, выключая светильники. — Сюда, садись сюда. — Он подвел ее к дивану и сел рядом. — Расскажи, сколько тебе лет? Ты любишь своих родителей? Они понимают тебя? Был ли кто-нибудь, кто что-то значил для тебя? Что ты любишь есть? Кто был тот мальчик, что впервые поцеловал тебя? Ты любила его? Мечтаешь ли ты…
— Перестаньте же! — У нее был легкий южный акцент и голос с точно отмеренной дозой вежливости, с теплым льдом прирожденной красавицы. — Никто у Форда не предостерег меня, не предупредил, что вы безумны. Почему, скажите, вы спрашиваете меня обо всем этом?
— Послушай, я… мне кажется, я влюбился в тебя. Нет, пожалуйста, не улыбайся так. О боже! Нет слов! Я не играю в игрушки. Это именно то, о чем я хочу сказать тебе прямо сейчас, в самом начале, потому что я хочу, чтобы ты стала думать об этом. Не смотри ты так подозрительно! Я никогда раньше не говорил женщине, что люблю ее, до тех пор, пока ты не вошла сюда. Пожалуйста! Я не виню тебя за то, что ты смотришь так, но постарайся мне поверить. — Спайдер взял ее руку и положил себе на грудь. Его сердце билось так неистово, словно он пробежал километра полтора, спасая свою жизнь.
Ее зрачки наводили на мысль о бокале крепкого хереса, когда на него смотрят против света. Казалось, эти глаза с томительной, но ласковой страстностью ищут некую краеугольную истину.
— Скажи, о чем ты думаешь в эту минуту, — потребовал Спайдер.
— Не люблю, когда меня об этом спрашивают, — мягко ответила Мелани.
— Я тоже. До сих пор я никогда не делал этого. Просто пообещай, что ты ни за кого не выйдешь замуж прямо сейчас, выйдя отсюда. Дай мне шанс.
— Я никогда не даю обещаний, — засмеялась Мелани. Она научилась не брать на себя никаких обязательств много лет назад. Рано или поздно это спасало от массы хлопот. — Разве можно с уверенностью говорить о таких вещах? Вы совсем меня, не знаете.
Эта игра не захватила ее, хотя и нравилась, как нравились десятки подобных объяснений, услышанных с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать. В самых ранних ее воспоминаниях перед ней проходили люди, которые говорили ей, как она красива. Она никогда до конца не верила этим словам, ощущая неудовлетворенность. Причиной тому была не застенчивость, а желание получать все больше и больше подтверждений. Ее мысли постоянно были заняты стремлением выяснить для себя, что же именно видят люди, глядя на нее. Ей никогда не удавалось ухватить свой образ целиком. Втайне она мечтала покинуть свое тело, посмотреть на себя со стороны и уяснить, о чем же говорят окружающие. Она всю жизнь экспериментировала над людьми, учась получать от них желаемую ответную реакцию, как будто в их откликах она могла увидеть себя.
— Я никогда не даю обещаний, — повторила она, потому что Спайдер, казалось, не слышал ее, — и никогда не отвечаю на вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173