— А платье, которое на вас? — Вэлентайн с изумлением сообразила, что на ней до сих пор надета ее собственная модель. Она так стремительно выскочила из кабинета, что забыла переодеться.
— Платье? — переспросила она.
— Вэлентайн, я знаю, вы неглупая женщина, но сейчас в это трудно поверить. На вас надето платье. Это платье мне нравится. Я хочу это платье. Продайте мне это платье! Это вам ясно? Я достаточно ясно выразилась?
— Я не могу.
Билли Айкхорн выглядела ошарашенной, словно ей в лицо плеснули стакан красного вина. Если бы Вэлентайн не была так перепугана, она бы рассмеялась.
— Не можете? Чье это платье? Или это тайна? Я хочу знать!
— Это мое платье.
— Несомненно. Кто модельер? Не говорите мне, что Принс, голову даю на отсечение, что это не он. Что ж, интересно! Когда шеф уезжает из города, вы не хотите носить его одежду. Она для вас слишком старомодна? Все дело в этом? — В ее тоне звучала угроза, и Вэлентайн быстро сообразила, что ей лучше признаться, чье это платье, чем позволить миссис Айкхорн думать, что она носит вещи от конкурентов.
— Иногда… почти никогда… я понемногу что-то делаю для себя, только чтобы не разучиться шить. Вот и все, миссис Айкхорн, это просто недорогая вещица, которую я сшила дома. Поэтому я не могу продать ее вам. Она в единственном экземпляре.
— «Недорогая»! Это лучшее шерстяное джерси от Норелла по сто долларов метр, вы знаете это лучше меня. Встаньте и повернитесь! — скомандовала Билли.
Вэлентайн с неохотой повиновалась. В этот момент в зал вошел мальчик-рассыльный, толкая перед собой вешалку на колесиках. На ней висели все модели Вэлентайн.
— Миссис О'Нил, секретарь велела мне убрать эти вещи из вашего кабинета. Куда отвезти? — спросил он.
— Прямо сюда, и немедленно, — приказала Билли Айкхорн.
— Bon Dieu d'un bon Dieu! — словно со стороны услышала свой стон Вэлентайн.
— Parfaitment! — парировала Билли, лукаво улыбаясь. Это была ее первая улыбка за весь день.
Если Вэлентайн до последней минуты еще таила робкую надежду, будто Джон Принс не узнает, что случилось за время его отсутствия, то эта надежда улетучилась при виде выражения его лица, когда он, спустя две минуты после своего возвращения, вызвал ее к себе в кабинет. В гневе он стал почти неузнаваем. Она бы никогда не поверила, что добродушный мужчина, с которым она проработала три года, способен на такую неуправляемую ярость. От злости он еле ворочал языком и визгливо кричал — она никогда не слышала у него такого голоса:
— Змею пригрел на груди! Неблагодарная сука! Мерзкая, хитрая, лживая! Я всегда знал, что тебе нельзя доверять! Нож мне в спину! — орал он, размахивая перед ней листком бумаги.
— Я не виновата… она настаивала… — начала Вэлентайн.
— Не пытайся лгать мне, воровка! Читай! — Он швырнул листок ей в лицо. Это было письмо от Билли Айкхорн, написанное крупным изящным почерком на ее личной почтовой бумаге.
Джон, любовь моя!
Какая жалость, что Вас не было, когда я приезжала. Мне было очень жаль разминуться с Вами, но, может быть, это к лучшему, потому что, стыдно сказать, в новой коллекции не оказалось ничего, что мне было нужно. Я уверена, что этого больше не произойдет — хотя бы одно из этих двух событий. Мне очень понравились собственные модели Вэлентайн, такие очаровательные, свежие и новые, но я с отчаянием услышала, что она не может продать их мне. Не позволите ли Вы ей это, хотя бы из жалости ко мне? Я никогда не догадывалась, какой талант у этой девушки. Вам бы надо гордиться ею, а не прятать.
Будете ли Вы на вечере в честь доктора Сока у Мэри Ласкер? Я думаю слетать туда. Если соберетесь, может быть, мы объединимся?
Очень скучаю, дорогой.
Билли
— Вы не понимаете, как все произошло… Все было не так, как вы думаете… Я не хотела показывать ей… — Вэлентайн замолчала, догадавшись, что он не обращает на нее внимания.
— С тобой все кончено! — брызгал слюной Принс. — Кончено здесь, но будет покончено и на всей Седьмой авеню, когда они узнают, что ты со мной сделала… Я видеть тебя больше не хочу. Как подумаю, что взял тебя, научил всему, что ты теперь умеешь… Меня никогда так не предавали, в таком дерьме я…
— Assez! — Крепкое терпение Вэлентайн не выдержало.
— Что ты сказала, уличная девчонка, ты…
— Я сказала «хватит»! Я ни за что не останусь здесь. Вы еще узнаете, что были не правы. Однако никому не позволено говорить со мной так — никогда! Я не потерплю этого! — Вэлентайн побежала к себе в кабинет, собрала сумку и выскочила, на ходу не сказав никому ни слова. Она села в такси и назвала свой адрес. Только тогда ее начало трясти.
Она не плакала, лишь дрожала всем телом. Все получилось так глупо, так грустно.
* * *
— Ну разве не забавная мы пара? — весело сказал Спайдер.
— За кого ты себя принимаешь, Эллиот, за Вуди Аллена? — откликнулась Вэлентайн.
— Тебе не хватает куража, вот в чем дело! Ну почему это у иностранцев нет чувства юмора и иронии? — посетовал он.
— Если ты будешь продолжать свой треп так превесело, я выведу тебя на улицу и пристрелю. — Вэлентайн попыталась шутить, но ее очень беспокоило самоистязание Спайдера, причем куда сильнее, чем собственное положение безработной. Ее сумасшедший Эллиот, такой жизнерадостный, такой умелый, такой храбрый, был похож на бесстрашного тореадора, которого впервые подняли на рога. Но, даже полураздавленный, он старался держаться молодцом.
— Ты знаешь, что у тебя великолепные сиськи?
— Эллиот!
— Просто пытаюсь переменить тему и приободрить тебя. А они — маленькие, но великолепные, веселые, высокие, возбуждающие — столько хороших слов на букву «в».
— Вали отсюда!
— Да перестань же, Вэлентайн. Как насчет глотка, нежного, согревающего?
— Красного или белого?
— Какое открыто. — Он откинулся на спинку ее большого кресла и залпом осушил стакан вина. У себя он начал с водки — водки было много, — но затем, слава богу, вспомнил, что Вэлентайн дома, а он терпеть не мог напиваться в одиночку. Он сжег письмо Мелани, но каждое слово въелось ему в мозг и стояло перед глазами, как бесконечные субтитры в дурном немецком фильме ужасов. И так продолжалось три дня и три ночи. Вэлентайн, даже Вэлентайн, особенно Вэлентайн не должна узнать, что произошло.
— Еще вина? — спросила она.
— Если ты настаиваешь. Слушай, сегодня я нашел работу.
Вэлентайн удивленно приподняла бровь.
— Думаешь, вру? Моя первая работа почти за три недели. Пару-тройку дней назад явилась девица и захотела, чтобы я сделал пробные снимки. Кровь с молоком, но безнадежна, первостатейная шлюха, а уж я их повидал, поверь! Она нигде не сможет работать, разве только в «Хастлере». Но я отснял три ролика. Самые сексуальные фотографии в моей жизни. Почему бы не трахнуть? Сегодня она пришла за ними и от радости плясала по всей студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173