Джесс и Фред перепробовали все возможные и невозможные позы.
— Я не думаю, что кто-то на самом деле делает это, — завела как-то осторожно разговор Джесс. — Я имею в виду проститутки, конечно, делают, но не нормальные люди, как мы.
— Да? А почему бы нет? — Фред настойчиво и нежно пригнул ее голову к своим чреслам. — Давай попробуем. Не бойся, — подбодрил он Джесс, — не укусит. — А потом, полностью удовлетворенный, предложил:
— Хочешь, я сделаю с тобой то же?
— Если тебе это понравится, — согласилась Джесс, чувствуя жар и проворство его языка на мучительно-сладко чувствительной плоти. Со стоном Джесс вцепилась в волосы Фреда и затем, не в силах сдерживаться, закричала.
Фред поднял голову и усмехнулся в темноте.
— Эй, — весело поинтересовался он, — совсем неплохо, а?
Поезд уже миновал Рединг; до Суиндона было рукой подать. Ритмичный перестук колес действовал успокаивающе, почти завораживающе.
В прошлом году Джесс наслаждалась каждой минутой, проведенной с родителями. Теперь же все ее мечты были направлены лишь на то, чтобы поскорее вернуться к Фреду, Доминику Каселли, к настоящей жизни. Поежившись, Джесс сунула руки, чтобы как-то согреть их, между ног и крепко стиснула бедра. Последовавшая вслед за столь невинным телодвижением вспышка горячего сексуального наслаждения заставила ее густо покраснеть. Это, впрочем, не помешало новоиспеченной нимфоманке (как с усмешкой называл Джессику Фред) с новым приступом нежности и страсти думать о своем возлюбленном. Чудесные, чудесные дни и ночи. Много ли им надо? Живопись да любовь. Все сложилось как-то само собой, легко и красиво. Слава Богу, обошлось без месячных. Это бы все испортило…
Джесс почувствовала, как у нее перехватило дыхание, точно она упала со вставшей на дыбы лошади на гравиевую дорожку.
«Нет, — подумала она. — О-о-о, нет, это невозможно!»
Весь оставшийся путь Джесс продолжала убеждать себя, что она никак не могла забеременеть. Она ведь так прекрасно себя чувствует: ни малейшего намека на недомогание.
— Бог мой, Джесс, ты и впрямь прекрасно выглядишь! — с облегчением воскликнула мать.
— Немного похудела, проказница, но при такой нагрузке и немудрено, — чмокнул Джесс в щеку отец.
— Сегодня вечером к ужину приедет Питер, — сообщила леди Хантер. — Он истосковался по тебе. Хоть бы написала бедному мальчику.
Оставшись наконец в одиночестве в своей прелестной детской комнатке, Джесс посчитала недели. Семь. Она уставилась широко раскрытыми глазами в белоснежный потолок и принялась ждать первого шока досады и страха, неминуемо следующего за подобными открытиями. Но шок никак не наступал. Напротив, Джесс чувствовала приятный прилив предчувствий и восторга. Каким же талантливым будет этот ребенок! Он или она станет, должно быть, таким же великим, как Леонардо да Винчи!..
Все каникулы Джесс пребывала в счастливом сиянии тайных ожиданий. Когда рассказать Фреду? Она ни минуты не сомневалась, что, узнав о ребенке, он просто умрет от счастья.
Несмотря на то что Джесс писала Фреду каждый день, она приберегла самое важное известие для разговора с глазу на глаз.
Каждый день Джесс ждала ответного письма или хотя бы открытки, но Фред никогда никому не писал. Другого от него, уверяла себя Джесс, она и не ожидала.
Пришла открытка от Катрионы и Джонатана, после чего Джесс позвонила Катрионе и услышала в голосе подруги такую искреннюю радость по поводу этого звонка, что в полной мере осознала свою вину за долгое молчание.
Пришла поздравительная открытка и от Гвиннет: высокий стилизованный небоскреб, из всех окон которого высовывались счастливые люди. В конверте лежала еще и длинная записка, смысл которой при первом чтении Джесс понять не удалось, а потому она вновь и вновь перечитывала послание подруги.
«Дорогая Джесс!
Как там богемная жизнь?
Прости, что до сих пор не писала, но тому были ОЧЕНЬ ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ. Мистер и миссис Вере затеяли бракоразводный процесс, и теперь я оказалась между двух огней. Каждый из супругов делится со мной жалобами на подлость своей бывшей драгоценной половины.
Миссис Вере, весьма чопорная дама (у меня язык не повернулся бы хоть раз назвать ее «Си Си» — помнишь?), забрала детей и вернулась к матери. Кроме того, она прихватила с собой всю мебель. Джон, обрадовавшись этому обстоятельству, как рождественский клоун, набил дом всевозможными цветами, громадными подушками и каким-то бродячим людом. Все они курят марихуану (теперь это называется травкой), играют на гитаре и пишут стихи. Мне кажется, Джон мнит себя эдаким покровителем искусств.
В отношении меня он испытывает некоторое чувство вины, а потому предоставил мне право выбора: идти на все четыре стороны или же остаться у него в доме. Домина огромный (это надо видеть, Джесс), и теперь я имею в полном своем распоряжении весь верхний этаж. Кроме того, Джон нашел мне работу в своем рекламном агентстве. Теперь я администратор. Целый день вишу на телефоне и встречаюсь с забавными людьми. Ах, если бы было время рассказать тебе о них! И как вообще мне хотелось бы иметь здесь настоящего друга, с которым я могла бы поделиться своей счастливой судьбой! И почему тебе не приехать ко мне? Подумай об этом как-нибудь, Джесс. В Лондоне сейчас, должно быть, холодии-и-ище!
Люблю, люблю и еще раз люблю… Между прочим, как там дела на любовном фронте?
Гвин».
Письмо было очень живым и веселым, совсем не в стиле Гвиннет. Звучало письмо по-американски счастливо, но не совсем понятно. И куда это только Гвин занесло?
Первые признаки беспокойства овладели Джесс, как только она вошла в собственную квартиру на Онслоу-Гарденз и закрыла за собой дверь.
Три недели Джесс не видела Фреда и ничего о нем не слышала: сегодня-завтра она сообщит любимому свою потрясающую новость.
«Боже мой, — тревожно подумала Джесс, — а относится ли ко мне Фред по-прежнему? Может, за эти три недели он уже забыл меня? Может, Фред успел уже найти себе кого-нибудь еще? — Джесс испугалась. — А вдруг Фред не хочет ребенка? Вдруг он придет в ярость? Вдруг я его потеряю?..»
В конце концов она решила не встречаться с Фредом сегодня вечером — лучше увидит его завтра утром на занятиях. А завтра вечером они опять будут вместе. И тогда он узнает о ребенке.
Но утром Фред на занятия не пришел.
Он никогда не пропускал занятий. Должно быть, заболел. Но он никогда не болел.
На Блоссом-Мьюс дверь в студию была раскрыта нараспашку. Лестница вся завалена мусором, сама студия совершенно пуста.
— Две недели назад за ним приходили копы, — доверительно сообщили Джесс во дворе.
— Полиция? О Боже! Он… он в тюрьме?
— Не-е-еа — удрал.
— А куда?
— Не мое дело.
На следующий день в «Кения кофи хаус» в Найтбридже Виктория отчитывала Джесс:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Я не думаю, что кто-то на самом деле делает это, — завела как-то осторожно разговор Джесс. — Я имею в виду проститутки, конечно, делают, но не нормальные люди, как мы.
— Да? А почему бы нет? — Фред настойчиво и нежно пригнул ее голову к своим чреслам. — Давай попробуем. Не бойся, — подбодрил он Джесс, — не укусит. — А потом, полностью удовлетворенный, предложил:
— Хочешь, я сделаю с тобой то же?
— Если тебе это понравится, — согласилась Джесс, чувствуя жар и проворство его языка на мучительно-сладко чувствительной плоти. Со стоном Джесс вцепилась в волосы Фреда и затем, не в силах сдерживаться, закричала.
Фред поднял голову и усмехнулся в темноте.
— Эй, — весело поинтересовался он, — совсем неплохо, а?
Поезд уже миновал Рединг; до Суиндона было рукой подать. Ритмичный перестук колес действовал успокаивающе, почти завораживающе.
В прошлом году Джесс наслаждалась каждой минутой, проведенной с родителями. Теперь же все ее мечты были направлены лишь на то, чтобы поскорее вернуться к Фреду, Доминику Каселли, к настоящей жизни. Поежившись, Джесс сунула руки, чтобы как-то согреть их, между ног и крепко стиснула бедра. Последовавшая вслед за столь невинным телодвижением вспышка горячего сексуального наслаждения заставила ее густо покраснеть. Это, впрочем, не помешало новоиспеченной нимфоманке (как с усмешкой называл Джессику Фред) с новым приступом нежности и страсти думать о своем возлюбленном. Чудесные, чудесные дни и ночи. Много ли им надо? Живопись да любовь. Все сложилось как-то само собой, легко и красиво. Слава Богу, обошлось без месячных. Это бы все испортило…
Джесс почувствовала, как у нее перехватило дыхание, точно она упала со вставшей на дыбы лошади на гравиевую дорожку.
«Нет, — подумала она. — О-о-о, нет, это невозможно!»
Весь оставшийся путь Джесс продолжала убеждать себя, что она никак не могла забеременеть. Она ведь так прекрасно себя чувствует: ни малейшего намека на недомогание.
— Бог мой, Джесс, ты и впрямь прекрасно выглядишь! — с облегчением воскликнула мать.
— Немного похудела, проказница, но при такой нагрузке и немудрено, — чмокнул Джесс в щеку отец.
— Сегодня вечером к ужину приедет Питер, — сообщила леди Хантер. — Он истосковался по тебе. Хоть бы написала бедному мальчику.
Оставшись наконец в одиночестве в своей прелестной детской комнатке, Джесс посчитала недели. Семь. Она уставилась широко раскрытыми глазами в белоснежный потолок и принялась ждать первого шока досады и страха, неминуемо следующего за подобными открытиями. Но шок никак не наступал. Напротив, Джесс чувствовала приятный прилив предчувствий и восторга. Каким же талантливым будет этот ребенок! Он или она станет, должно быть, таким же великим, как Леонардо да Винчи!..
Все каникулы Джесс пребывала в счастливом сиянии тайных ожиданий. Когда рассказать Фреду? Она ни минуты не сомневалась, что, узнав о ребенке, он просто умрет от счастья.
Несмотря на то что Джесс писала Фреду каждый день, она приберегла самое важное известие для разговора с глазу на глаз.
Каждый день Джесс ждала ответного письма или хотя бы открытки, но Фред никогда никому не писал. Другого от него, уверяла себя Джесс, она и не ожидала.
Пришла открытка от Катрионы и Джонатана, после чего Джесс позвонила Катрионе и услышала в голосе подруги такую искреннюю радость по поводу этого звонка, что в полной мере осознала свою вину за долгое молчание.
Пришла поздравительная открытка и от Гвиннет: высокий стилизованный небоскреб, из всех окон которого высовывались счастливые люди. В конверте лежала еще и длинная записка, смысл которой при первом чтении Джесс понять не удалось, а потому она вновь и вновь перечитывала послание подруги.
«Дорогая Джесс!
Как там богемная жизнь?
Прости, что до сих пор не писала, но тому были ОЧЕНЬ ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ. Мистер и миссис Вере затеяли бракоразводный процесс, и теперь я оказалась между двух огней. Каждый из супругов делится со мной жалобами на подлость своей бывшей драгоценной половины.
Миссис Вере, весьма чопорная дама (у меня язык не повернулся бы хоть раз назвать ее «Си Си» — помнишь?), забрала детей и вернулась к матери. Кроме того, она прихватила с собой всю мебель. Джон, обрадовавшись этому обстоятельству, как рождественский клоун, набил дом всевозможными цветами, громадными подушками и каким-то бродячим людом. Все они курят марихуану (теперь это называется травкой), играют на гитаре и пишут стихи. Мне кажется, Джон мнит себя эдаким покровителем искусств.
В отношении меня он испытывает некоторое чувство вины, а потому предоставил мне право выбора: идти на все четыре стороны или же остаться у него в доме. Домина огромный (это надо видеть, Джесс), и теперь я имею в полном своем распоряжении весь верхний этаж. Кроме того, Джон нашел мне работу в своем рекламном агентстве. Теперь я администратор. Целый день вишу на телефоне и встречаюсь с забавными людьми. Ах, если бы было время рассказать тебе о них! И как вообще мне хотелось бы иметь здесь настоящего друга, с которым я могла бы поделиться своей счастливой судьбой! И почему тебе не приехать ко мне? Подумай об этом как-нибудь, Джесс. В Лондоне сейчас, должно быть, холодии-и-ище!
Люблю, люблю и еще раз люблю… Между прочим, как там дела на любовном фронте?
Гвин».
Письмо было очень живым и веселым, совсем не в стиле Гвиннет. Звучало письмо по-американски счастливо, но не совсем понятно. И куда это только Гвин занесло?
Первые признаки беспокойства овладели Джесс, как только она вошла в собственную квартиру на Онслоу-Гарденз и закрыла за собой дверь.
Три недели Джесс не видела Фреда и ничего о нем не слышала: сегодня-завтра она сообщит любимому свою потрясающую новость.
«Боже мой, — тревожно подумала Джесс, — а относится ли ко мне Фред по-прежнему? Может, за эти три недели он уже забыл меня? Может, Фред успел уже найти себе кого-нибудь еще? — Джесс испугалась. — А вдруг Фред не хочет ребенка? Вдруг он придет в ярость? Вдруг я его потеряю?..»
В конце концов она решила не встречаться с Фредом сегодня вечером — лучше увидит его завтра утром на занятиях. А завтра вечером они опять будут вместе. И тогда он узнает о ребенке.
Но утром Фред на занятия не пришел.
Он никогда не пропускал занятий. Должно быть, заболел. Но он никогда не болел.
На Блоссом-Мьюс дверь в студию была раскрыта нараспашку. Лестница вся завалена мусором, сама студия совершенно пуста.
— Две недели назад за ним приходили копы, — доверительно сообщили Джесс во дворе.
— Полиция? О Боже! Он… он в тюрьме?
— Не-е-еа — удрал.
— А куда?
— Не мое дело.
На следующий день в «Кения кофи хаус» в Найтбридже Виктория отчитывала Джесс:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96