Путешествие теперь представлялось подругам далеким и таким же нереальным, словно оно было проделано в другое время и кем-то другим.
Кирсти сидела, окаменев, на старинном стуле с гнутой спинкой, слишком маленьком для ее крупной фигуры. Глухим голосом кухарка рассказывала гостям:
— За ленчем все было как обычно. Он даже попросил омлет с грибами и петрушкой, и я поставила на поднос стакан молока… Он так сильно похудел, совсем как мальчишка — кожа да кости… ;
Лицо Кирсти сморщилось в попытке удержаться от рыданий.
Виктория налила стакан виски и вставила его в руку Кирсти:
— Выпей. Тебе полегчает.
Кирсти всхлипнула, выпила, поперхнулась и задумчиво вытерла рот тыльной стороной ладони.
— Не могу поверить, что его уже нет… Ему было шесть лет, — обратилась Кирсти к Джесс, Гвиннет и Катрионе, — когда он приехал сюда в первый раз. Огромные глазищи, черные волосы и осунувшееся лицо, ни слова не говорившие о том, как они жили в той жаркой стране. Мальчика надо было откормить. Я сказала себе: «Хорошая домашняя пища вернет здоровый цвет его впалым щекам». — Кирсти жалобно вздохнула. — Мистеру Танкреди всегда нравилось, как я готовлю.
— Кирсти нашла его сегодня после обеда, — сообщила Виктория.
Глубоко засунув руки в карманы широких штанов, она подошла к окну. Стоя спиной к присутствующим, Виктория смотрела сквозь двойные стекла на сырую темень за окном.
Окрепшим голосом Кирсти продолжила:
— Я поднялась наверх забрать поднос после ленча. Мистер Танкреди выглядел лучше, чем обычно. Он стоял у комода и сам делал какие-то расчеты, видно, молоко и омлет придали ему сил. Улыбаясь, он взял двух кисок и сказал, что у них шерсть, как ворс на ковре. И еще он сказал, что хочет остаться один и поспать до чая. — Глаза Кирсти наполнились слезами. — Я не видела пузырек. Я не думала. Я не могла поверить, что он может это сделать…
— Доктор дал Танкреди могадон, — перебила Кирсти Виктория, — как успокоительное.
— Мистер Танкреди не спал ночами. Бедный мальчик, он так мучился. У него не было сильных болей, но он не мог сомкнуть глаз.
— Он терял память, знаете. Так бывает при болезни Альцгеймера. — Виктория говорила, обращаясь к морю, небу и скалам. — С каждым днем он все больше и больше забывал, терял нить разговора, прерывался на середине предложения…
Но самое худшее заключалось в том, что Танкреди знал, что с ним происходит. Мы играли в триктрак, в шахматы, и я старалась проигрывать… — Виктория сердито покачала головой. — Смерть его не очень волновала. С интеллектуальной точки зрения Танкреди даже нравилось наблюдать, как умирает его тело. Но только не мозг. Для него это было агонией.
Он кричал от злобы и бешенства, пока сам вдруг не забывал, с чего так разошелся. Потом снова вспоминал, что забыл, и начинал плакать…
Кирсти уставилась на свои толстые грубые пальцы.
— Я зашла около шести узнать, не хочет ли он хересу, и сыграть с мисс Викторией в карты. А он, должно быть, уже несколько часов как помер — успел уже остыть. — Кирсти мимоходом рассказала неприятные подробности, сопутствующие смерти: о том, как она, надев толстые резиновые перчатки, драила порошком комнату и убирала невыносимо пахнувшее постельное белье Танкреди, которое тут же сожгла в большой кухонной печи. — Мы обмыли бедного мальчика и сменили на нем пижаму. Это было нетрудно — он стал совсем легким.
В гостиной повисло тягостное молчание.
— Он принял сверхдозу? — спросила наконец Гвиннет. — Вы уверены?
Кирсти кивнула:
— То был новый рецепт. Сто таблеток. Мы нашли пустой пузырек под кроватью.
— Какая разница? — устало спросила Виктория. — Он все равно бы умер через месяц.
— Мы и предположить не могли, что это случится с Танкреди, — призналась Джесс. — Мы думали, что это будет одна из нас.
— Танкреди всегда был одним из нас, — пробормотала Катриона.
Гвиннет не смогла, удержаться от вопроса:
— Но почему он выбрал именно этот день? Почему именно сегодня?
— А что тут такого? — безучастно спросила Виктория.
— Да то, что сегодня — тридцатое июня, день, когда…
— Ах да, — вспомнила Виктория. — Сеанс. Что ж, в этом есть какой-то смысл. Танкреди, видимо, нашел такой ход искусной шуткой. Он всегда славился чувством иронии.
Гвиннет вся подалась вперед на своем стуле.
— Ты хочешь сказать, что Танкреди знал о сеансе?
— Разумеется. Я рассказала о нем много лет назад. Танкреди нашел это забавным. — Видя, как у Гвин перехватило дыхание и на лице у нее застыло чувство крайнего изумления, Виктория удивилась:
— Только не говори мне, что действительно веришь в эту чепуху.
Прошло несколько часов.
Разговор шел бесцельный, несвязными урывками. Подруги не знали, что делать. Лечь спать казалось немыслимым;
Они слишком переутомились.
В третий раз после приезда дедушкины часы в углу комнаты принялись названивать и отбивать время.
Полночь.
День 30 июня наконец официально закончился.
— Ну, — поднялась Виктория, — не можем же мы сидеть тут всю ночь.
Зажав под мышками комплекты постельного белья и одеяла, Джесс, Гвиннет и Катриона отправились в бывшую комнату тетушки Камерон, где должны были провести остаток ночи.
Они оставили Викторию на пороге комнаты Танкреди: темная фигура на фоне бледного освещения.
— Иди спать, Кирсти, — услышали подруги голос Виктории. — Ты совсем измоталась. И не забудь, что доктор Макнаб будет здесь рано утром.
Оскорбленная до глубины души Кирсти закричала:
— Мне уйти? И оставить мистера Танкреди одного?
— Он не будет один.
— Я ему нужна. Он всегда говорил мне…
— Ему больше никто не нужен, Кирсти. Больше не нужен. Но я побуду с ним. Я его сестра. Прошу тебя, иди спать.
— Они собираются просидеть с ним всю ночь, — в ужасе прошептала Джесс. — И ругаются из-за этого.
Внизу, в холле, Виктория кричала:
— Оставь меня в покое! — Потом слабым, молящим голосом попросила:
— Разве ты не понимаешь, что это мой последний шанс. Больше я его не увижу… никогда.
Гвиннет плотно закрыла дверь.
— Не могу слушать.
Джесс первой проснулась от беспокойного сна и посмотрела в окно на зарю, занимавшуюся на кристально чистом, без единого облачка небе. День обещал быть великолепным.
И, познав, как ей думалось, самое худшее, душа Джесс просветлялась, подобно небу. Танкреди умер. Для него все было кончено, но время неумолимо — наступал новый день. День для жизни и новых начинаний.
В огромной, на удивление современной кухне Кирсти разбивала яйца в большую глиняную чашу. На сковороде аппетитно шкворчал бекон. Убитая горем кухарка вяло поздоровалась с подругами и поставила еду на стол.
Пришла Виктория. Выглядела она очень спокойной. На ней были свежевыстиранная светло-коричневая рубашка и синие джинсы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Кирсти сидела, окаменев, на старинном стуле с гнутой спинкой, слишком маленьком для ее крупной фигуры. Глухим голосом кухарка рассказывала гостям:
— За ленчем все было как обычно. Он даже попросил омлет с грибами и петрушкой, и я поставила на поднос стакан молока… Он так сильно похудел, совсем как мальчишка — кожа да кости… ;
Лицо Кирсти сморщилось в попытке удержаться от рыданий.
Виктория налила стакан виски и вставила его в руку Кирсти:
— Выпей. Тебе полегчает.
Кирсти всхлипнула, выпила, поперхнулась и задумчиво вытерла рот тыльной стороной ладони.
— Не могу поверить, что его уже нет… Ему было шесть лет, — обратилась Кирсти к Джесс, Гвиннет и Катрионе, — когда он приехал сюда в первый раз. Огромные глазищи, черные волосы и осунувшееся лицо, ни слова не говорившие о том, как они жили в той жаркой стране. Мальчика надо было откормить. Я сказала себе: «Хорошая домашняя пища вернет здоровый цвет его впалым щекам». — Кирсти жалобно вздохнула. — Мистеру Танкреди всегда нравилось, как я готовлю.
— Кирсти нашла его сегодня после обеда, — сообщила Виктория.
Глубоко засунув руки в карманы широких штанов, она подошла к окну. Стоя спиной к присутствующим, Виктория смотрела сквозь двойные стекла на сырую темень за окном.
Окрепшим голосом Кирсти продолжила:
— Я поднялась наверх забрать поднос после ленча. Мистер Танкреди выглядел лучше, чем обычно. Он стоял у комода и сам делал какие-то расчеты, видно, молоко и омлет придали ему сил. Улыбаясь, он взял двух кисок и сказал, что у них шерсть, как ворс на ковре. И еще он сказал, что хочет остаться один и поспать до чая. — Глаза Кирсти наполнились слезами. — Я не видела пузырек. Я не думала. Я не могла поверить, что он может это сделать…
— Доктор дал Танкреди могадон, — перебила Кирсти Виктория, — как успокоительное.
— Мистер Танкреди не спал ночами. Бедный мальчик, он так мучился. У него не было сильных болей, но он не мог сомкнуть глаз.
— Он терял память, знаете. Так бывает при болезни Альцгеймера. — Виктория говорила, обращаясь к морю, небу и скалам. — С каждым днем он все больше и больше забывал, терял нить разговора, прерывался на середине предложения…
Но самое худшее заключалось в том, что Танкреди знал, что с ним происходит. Мы играли в триктрак, в шахматы, и я старалась проигрывать… — Виктория сердито покачала головой. — Смерть его не очень волновала. С интеллектуальной точки зрения Танкреди даже нравилось наблюдать, как умирает его тело. Но только не мозг. Для него это было агонией.
Он кричал от злобы и бешенства, пока сам вдруг не забывал, с чего так разошелся. Потом снова вспоминал, что забыл, и начинал плакать…
Кирсти уставилась на свои толстые грубые пальцы.
— Я зашла около шести узнать, не хочет ли он хересу, и сыграть с мисс Викторией в карты. А он, должно быть, уже несколько часов как помер — успел уже остыть. — Кирсти мимоходом рассказала неприятные подробности, сопутствующие смерти: о том, как она, надев толстые резиновые перчатки, драила порошком комнату и убирала невыносимо пахнувшее постельное белье Танкреди, которое тут же сожгла в большой кухонной печи. — Мы обмыли бедного мальчика и сменили на нем пижаму. Это было нетрудно — он стал совсем легким.
В гостиной повисло тягостное молчание.
— Он принял сверхдозу? — спросила наконец Гвиннет. — Вы уверены?
Кирсти кивнула:
— То был новый рецепт. Сто таблеток. Мы нашли пустой пузырек под кроватью.
— Какая разница? — устало спросила Виктория. — Он все равно бы умер через месяц.
— Мы и предположить не могли, что это случится с Танкреди, — призналась Джесс. — Мы думали, что это будет одна из нас.
— Танкреди всегда был одним из нас, — пробормотала Катриона.
Гвиннет не смогла, удержаться от вопроса:
— Но почему он выбрал именно этот день? Почему именно сегодня?
— А что тут такого? — безучастно спросила Виктория.
— Да то, что сегодня — тридцатое июня, день, когда…
— Ах да, — вспомнила Виктория. — Сеанс. Что ж, в этом есть какой-то смысл. Танкреди, видимо, нашел такой ход искусной шуткой. Он всегда славился чувством иронии.
Гвиннет вся подалась вперед на своем стуле.
— Ты хочешь сказать, что Танкреди знал о сеансе?
— Разумеется. Я рассказала о нем много лет назад. Танкреди нашел это забавным. — Видя, как у Гвин перехватило дыхание и на лице у нее застыло чувство крайнего изумления, Виктория удивилась:
— Только не говори мне, что действительно веришь в эту чепуху.
Прошло несколько часов.
Разговор шел бесцельный, несвязными урывками. Подруги не знали, что делать. Лечь спать казалось немыслимым;
Они слишком переутомились.
В третий раз после приезда дедушкины часы в углу комнаты принялись названивать и отбивать время.
Полночь.
День 30 июня наконец официально закончился.
— Ну, — поднялась Виктория, — не можем же мы сидеть тут всю ночь.
Зажав под мышками комплекты постельного белья и одеяла, Джесс, Гвиннет и Катриона отправились в бывшую комнату тетушки Камерон, где должны были провести остаток ночи.
Они оставили Викторию на пороге комнаты Танкреди: темная фигура на фоне бледного освещения.
— Иди спать, Кирсти, — услышали подруги голос Виктории. — Ты совсем измоталась. И не забудь, что доктор Макнаб будет здесь рано утром.
Оскорбленная до глубины души Кирсти закричала:
— Мне уйти? И оставить мистера Танкреди одного?
— Он не будет один.
— Я ему нужна. Он всегда говорил мне…
— Ему больше никто не нужен, Кирсти. Больше не нужен. Но я побуду с ним. Я его сестра. Прошу тебя, иди спать.
— Они собираются просидеть с ним всю ночь, — в ужасе прошептала Джесс. — И ругаются из-за этого.
Внизу, в холле, Виктория кричала:
— Оставь меня в покое! — Потом слабым, молящим голосом попросила:
— Разве ты не понимаешь, что это мой последний шанс. Больше я его не увижу… никогда.
Гвиннет плотно закрыла дверь.
— Не могу слушать.
Джесс первой проснулась от беспокойного сна и посмотрела в окно на зарю, занимавшуюся на кристально чистом, без единого облачка небе. День обещал быть великолепным.
И, познав, как ей думалось, самое худшее, душа Джесс просветлялась, подобно небу. Танкреди умер. Для него все было кончено, но время неумолимо — наступал новый день. День для жизни и новых начинаний.
В огромной, на удивление современной кухне Кирсти разбивала яйца в большую глиняную чашу. На сковороде аппетитно шкворчал бекон. Убитая горем кухарка вяло поздоровалась с подругами и поставила еду на стол.
Пришла Виктория. Выглядела она очень спокойной. На ней были свежевыстиранная светло-коричневая рубашка и синие джинсы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96