– Я знаю некоторых девочек, которые уже не девственницы.
– Кто это? Как их зовут? Ты с ними дружишь?
– Нет, но я слышала, как они разговаривали возле школы.
– Это ужасно!
– Что ужасно? То, что они разговаривали или то, чем занимались?
– Все. И то, и другое. Это отвратительно. Постыдно. Я не хочу, чтобы ты их слушала. Уходи. Держись подальше от этих шлюх.
– Я ухожу от них. Именно поэтому я спрашиваю тебя – потому что не хочу спрашивать их.
– О чем?
– Как это было в первый раз.
Мать сжала свои узкие губы, накрашенные помадой «Алая роза», так плотно, что они практически исчезли с её лица.
– Когда придет время и ты станешь взрослой, ты сама все узнаешь.
– Больше ничего не скажешь, мама?
– Это тебе не пикник. Мне больше нечего сказать.
– Это действительно так неприятно?
– Веди себя, как подобает леди, Алексис.
– Леди носят белые перчатки и выглядят, как Оливия де Хэвиленд.
– Ты чересчур остроумная.
Наша беседа состоялась всего несколько месяцев тому назад. Больше мы не разговаривали на эту тему. Мать сама поставила точку на нашем общении. Довольно, больше не приставай ко мне и веди себя, как леди.
– Что тут забавного? – спросил Харри.
Я не заметила, что рассмеялась перед тем, как Харри задал мне вопрос. Он лежал на медвежьей шкуре возле меня с обнаженным торсом. Должно быть, он в какой-то момент снял свитер, но я не помню, когда. Все происшедшее было ярким, ослепляющим сном – коротким и столь насыщенным, что я не могла разделить его на отдельные части.
– На самом деле это пикник – вот почему я смеюсь.
Я пересказала ему то, что услышала от мамы.
– Не хватает только жареного цыпленка, картофельного салата и пива. Я все ещё смеялась. – Подожди, я забыла муравьев.
Я чувствовала, что Харри смотрел на меня пристально, внимательно, с нежностью. Он перекатился на бок и обнял меня своими красивыми нежными руками. Мы всего несколько минут тому назад перестали заниматься любовью, и он, вероятно, понял, что я ещё не пришла в себя окончательно. Он выглядел так, словно тоже парил в воздухе.
– С тобой все в порядке, Алексис?
– Я чувствую себя прекрасно. Никогда ещё не чувствовала себя лучше. Это было правдой, я ощущала себя взрослой женщиной, и меня переполняла гордость. Я наконец это совершила! – Это было замечательно!
– Надеюсь, я не причинил тебе боли. Я старался.
– Мне совсем не было больно. – Я поцеловала его темные ресницы, столь похожие на мои. – Честное слово, не было.
– Но ты ощущаешь внутри жжение?
– Небольшое. Оно меня не беспокоит, мне даже приятно. Ведь это сделал ты.
Он посмотрел на темно-красное пятно, образовавшееся на шкуре, коснулся его пальцем и слизнул кровь. Теперь вы понимаете, почему я люблю Харри, почему буду любить его всегда, что бы он ни делал? Потому что я это он, а он – это я.
Упоминание о матери оттолкнуло нас друг от друга. Даже отсутствуя, она оказывала плохое влияние, разделяла нас, убивала теплоту наших отношений. Возможно, когда-нибудь я обрету способность любить мать, но сейчас я ненавидела её сильнее, чем когда-либо. Я стыдилась моей ненависти, это чувство было нехорошим. Потом я внезапно заплакала.
Харри приблизился ко мне, крепко обнял меня.
– Что с тобой, Алексис? В чем дело? Пожалуйста, скажи мне.
– Я не знаю. – Я всхлипывала, хотя это было непохоже на меня. Просто я подумала о папе. Мы уже никогда его не увидим.
– Никогда.
– С этим трудно смириться. Со словом «никогда». Оно чем-то похоже на «невозможно».
Мои слезы падали на обнаженное плечо Харри. Его кожа была такой красивой и теплой. Я помню, как ещё маленькой девочкой прикасалась к отцу до его ухода на войну. Вечерами меня обычно укладывал в постель именно он, а не мать. Однажды, когда меня мучил кошмар (на улице грохотал гром и сверкали молнии), папа зашел в мою спальню и обнял меня, как это делал сейчас Харри.
Отец и Харри даже пахли одинаково. Этот свежий, чистый аромат напоминал запах сосен. Вокруг Пилгрим-Лейка много сосен. Вероятно, он проник в нашу кровь. Вероятно, я тоже пахну сосной. Никогда прежде не думала об этом. Сам человек не может понять, как он пахнет. Узнать это можно только от других.
– Как я пахну? – спросила я Харри.
– Ты не пахнешь.
– Нет, я говорю не о плохом запахе. Как пахнет моя кожа? Она должна как-то пахнут. Твоя же пахнет.
– Ну и как?
– Сосной.
– Правда?
– Да, мне нравится, как ты пахнешь.
– Наверно, ты пахнешь маргаритками, – сказал Харри, немного подумав. – Это – самое точное сравнение.
– Маргаритки – мои любимые цветы.
– Я не знал.
– А я думала, что ты знал. Я всегда любила маргаритки. Хочу, чтобы ты знал обо мне все, Харри.
– Я тоже хочу знать о тебе все. – Он поцеловал мои ресницы, и я перестала плакать. – Что ты чувствовала, когда я…?
– Это было замечательно. Не могу описать.
– Попытайся.
– Мне показалось, что по моему телу прокатилась мощная горячая волна. Но это ощущение было очень естественным. Я хочу снова его испытать. Я ответила на твой вопрос?
– Да.
– А что чувствовал ты?
– Я нервничал, – признался Харри. – Я был недостаточно твердым. Но Уилл сказал, что очень скоро я буду твердым, как камень.
– Кто такой Уилл?
– Уилл Уэлчман. Новый тренер по баскетболу. Он заканчивает школу.
– Ты не расскажешь ему о нас, нет, Харри?
– Я не расскажу никому. Это никого не касается.
– Честное индейское?
– Честное индейское.
Это была наша старая тайная шутка. Теперь нас связывала новая тайна, гораздо более серьезная.
– Господи! – Харри сел так внезапно, что я ударилась плечами о пол. Интересно, который час? Должно быть, мне уже давно следовало вернуться в школу. Я так ничего и не съел.
В нашей гостиной не было часов – они стояли только на кухне. Я сама понятия не имела о том, который сейчас час, но в отличие от Харри мне не было до этого дела.
– Что подумает мама? – сказал Харри. – Я не заглянул в магазин после ленча. Должно быть, она уже запаниковала.
Он начал вставать, но я потянула его вниз.
– Какая разница? Ты прогулял дневные уроки. Что касается мамы, то ты её знаешь. Она так занята своей распродажей, что забыла про нас. Для неё важны только деньги.
Я коснулась его практически безволосого паха. У меня уже появились волосы. Я хотела знать, в чем тут причина. Хотела сделать так, чтобы Харри снова отвердел и смог все повторить. Надеялась, что теперь он не будет спешить и продержится дольше. Словно прочитав мои мысли, он сказал:
– Из меня что-то вырвалось. Это произошло очень быстро. Я не мог сдержаться. Ты это почувствовала, Алексис?
– Да, в меня что-то втекло.
– Я не хочу, чтобы это текло. – Он нахмурился. – Я хочу, чтобы это стремительно вырывалось.
Он принялся целовать и нежно покусывать мои соски. Он снова стал моим. Книга о южной Испании по-прежнему лежала возле нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126