– Дело в том, что ты – суперлюбовник, – объяснила она. – И в глубине души – супернегодяй. Мне нравится оба этих качества. Ты также моложе меня на пять лет. Муж всегда должен быть моложе. Во всяком случае, хотя бы немного.
Он казался себе жеребцом, слугой и альфонсом в одном лице. Самым ужасным было то, что до недавнего времени ему нравилось это ощущение. Сейчас оно начало пробуждать в нем чувство вины. В последнее время у него появились проблемы со сном. Когда ему наконец удавалось заснуть, его преследовали кошмары со зловещими фигурами и головоломными проблемами. Харри никогда не спрашивал себя, почему он женился на Саре. В этом не было никакой тайны. Она была наиболее интригующей женщиной из всех, каких он встречал в жизни, за исключением… но это происходило так давно, в другом мире. Он уже четырнадцать лет не видел Алексис.
Да, матери удалось разлучить их. Стерва. Жалкая, эгоистичная, мстительная стерва. Ее адвокаты отказывались сообщить ему местонахождение Алексис, она сама не написала ему ни единого слова, не прислала ни единой открытки – даже когда он женился на Саре, и известие о свадьбе замелькало в газетах всего мира. Почему? Возможно, Алексис умерла. Он вздрогнул, допустив такую возможность. Его мучили кошмары из-за сестры (или из-за Сары?). Прекрасная Алексис была так похожа на него во всех отношениях. Трудно представить себе двух более непохожих внешне женщин, чем Сара и Алексис, и даже по прошествии столь длительного времени Харри было трудно смириться с тем, что ему не суждено снова увидеть сестру. Это было бы не просто слишком жестоко, но и невообразимо, находилось бы за пределами человеческого понимания. За границами всего, что можно вытерпеть.
– Ты улетел куда-то за миллион миль, – упрекнула его Сара. – Вернись назад. О чем ты думаешь?
Он никогда не смог бы рассказать ей об Алексис. Не расскажет о сестре никому. Сара была его женой, и он по-своему любил её, но Алексис оставалась для Харри самым близким человеком, «вторым я». Связующая их нить никогда не оборвется окончательно.
– Я думал о тебе, дорогая, – сказал он. – Ты так много работаешь.
Он подал ей шампанское, и она потянула его к дивану, на котором лежала. Он не стал сопротивляться. Один год брака убедил его в том, что голубоглазая обладательница розовых сосков, леди Сара Констанс Эймс-Маринго, как правило, в конце концов добивалась своего. Почему бы и нет? Ее отец был пятым графом. Она редко говорила о нем, разве что иногда упоминала расположенное где-то в Суррее семейное поместье – точно так же, как Харри редко вспоминал своего отца, лишь однажды упомянув о том, что он погиб на войне. Это объединяло их – помимо секса и сходных честолюбивых устремлений: она хотела стать известной всему миру кинозвездой, а он – её продюсером, фактической властью, стоящей за троном.
– Дорогой, ты собираешься сесть? – обратилась она к высокому обладателю атлетического тела, которое ей, похоже, не могло надоесть. – Мне так одиноко. На съемочной площадке крутится столько людей, но я думаю только о тебе.
Несмотря на то, что диван был огромным (как и его двойник у противоположной стены бежево-коричневой комнаты), Харри устроился у ног Сары. Он ощущал запах её желания, который заполнял собой комнату, обволакивал его. Она потягивала шампанское, почти прикрыв глаза. Потом поставила бокал, напоминавший по форме бутон тюльпана, на стол и начала ласкать свои груди. Она знала, что Харри возбуждает это зрелище. Так было всегда с момента их знакомства в Пилгрим-Лейке, куда она приехала, чтобы оправиться в одиночестве от «нервного истощения». Позже он обнаружил, что тогда она пережила очередной психический срыв – один из длинной череды.
– Не сиди так, просто потягивая шампанское, дорогой.
Она уже добилась того, что её соски отвердели, и продолжала теребить их пальцами, скрестив руки на груди. Правая касалась левого соска, а левая – правого. На красивом лице Сары блуждала счастливая, жадная, ненасытная улыбка.
– Сделай что-нибудь, Харри. Помоги мне немножко.
Харри поставил свой бокал возле бокалы Сары. Она не знала, что к его возбуждению примешивалось некоторое отвращение. Большие груди манили Харри, одновременно пробуждая в нем страх. Он не мог отрицать, что они завораживают его и при этом кажутся чем-то враждебным. Ему казалось, что они недвусмысленно требуют, чтобы их касались, ласкали, целовали, сосали, покусывали, заливали спермой. Похоже, Сара желала этого ежеминутно, и утолить её голод было нелегко.
– Помочь тебе? – произнес Харри. – Но ты прекрасно обходишься без меня, Сара. Делаешь все так здорово.
– И все же хуже, чем это делаешь ты.
Он положил руку между её бедер и ощутил выделившуюся влагу. Окна были закрыты шторами, кондиционер работал почти бесшумно, и на темный пол падал лишь один тонкий луч вечернего калифорнийского солнца – луч надежды. Надежды на что? – спросил себя Харри. На развод? Нелепая мысль. Однако сейчас он впервые пожалел о том, что познакомился с этой непонятной и требовательной женщиной.
– У меня был такой тяжелый день, – вздохнула она. – Я смертельно устала. Все время находилась на солнце. И ужасно хочу расслабиться. Сними с меня сапоги, дорогой, ладно? Позже мы закажем в номер что-нибудь экстравагантное.
Харри принялся покорно расстегивать бежевые габардиновые брюки. Он стянул их с округлых бедер и крепких мускулистых ног. Ее щиколотки, как и ступни, не отличались изяществом. Она была крупной женщиной. Под брюками находились трусики телесного цвета, пояс и чулки. Харри снял трусики и посмотрел на золотистые лобковые волосы. Постриженная растительность имела форму сердечка. Эта картина всегда будоражила Харри… с той минуты, когда он впервые увидел её в лесу возле Пилгрим-Лейка («Давай совершим дальнюю прогулку, – сказала Сара, – ты ведь хорошо знаешь эти места.») Реакция Харри до сих пор оставалась неоднозначной – к возбуждению примешивалось отвращение. До встречи с Сарой он переспал с множеством женщин, видел и делал буквально все – во всяком случае, так он считал. Однако Сара разбудила в нем совершенно новые ощущения. После знакомства с ней все прежние женщины превратились в тусклые тени – все, кроме одной.
– А теперь – мои подвязки, дорогой.
Она имела в виду пояс с резинками. Он уже начинал привыкать к различию между их словарями.
– Ты насквозь промокла, – сказал Харри.
– Я сегодня дважды мастурбировала в гримерной. В промежутках между дублями. Правда, я испорченная?
Он не был уверен в том, что она говорит правду. Она часто произносила что-то, желая шокировать его. Подразнить. Разбудить воображение. Она была отличной актрисой – отрицать это не имело смысла.
Через мгновение она начала ласкать себя, раздвинула свои лобковые волосы, позволяя Харри увидеть розовую плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126