Ты должен знать мужчин в Кэтшолме, которые могли спорить из-за нее или с ней!
– Зачем ворошить старое? Не стоит ковырять зажившие раны.
– Ник, тот, кто столкнул ее, хотел убить и меня! Я думаю, он убил бы нас обеих, если бы смог. Но ему помешали. Может быть, мама закричала и кого-то разбудила.
– Ну, ты уж придумаешь! Лавинию нашел мой отец, и рядом никого не было.
Ник отмел подозрение, что у его отца тоже была причина покончить с Лавинией. Он стоял на своем: если бы на Лавинию было совершено покушение, она бы обязательно об этом рассказала. Она бы все сделала, чтобы этого человека повесили за преднамеренное убийство… если только она видела, кто ее столкнул.
Нику стало неловко, что он столько значения придает сну, ведь это всего лишь игра воображения.
– Я ничего не помню после того, как он подошел ко мне…
Томазина в отчаянии закрыла лицо руками. Она поникла. Куда только делась ее горделивая осанка?
Нику опять стало ее жалко, но он не позволил себе расслабиться. Правда, пока он смотрел, как она рыдает, в его душе опять началась борьба. А что, если он неправ? Если она такая, какая есть? Могла же она не знать о вероломной натуре своей матери…
Жалея ее, он все же не доверял ей и не позволял себе коснуться ее, но не сомневался, что она убеждена в правдивости своего сна. Возможно, она и права… Кто-то в самом деле мог пытаться убить ее мать. Но у Ника не было никакого желания искать убийцу. Какая теперь-то уж разница? Чем это поможет мертвой Лавинии… или ее дочери?
Наконец Томазина перестала плакать и убежденно заявила:
– Я не могу уехать из Кэтшолма – по крайней мере, пока не узнаю правду.
– А вдруг тебе не понравится то, что ты узнаешь?
Она дернула головой.
– Не хочу я никаких тайн! Матушка умерла, ей теперь все равно.
– А тебе разве нет? Зачем тебе ворошить ее темное прошлое?
Ник подумал, что ему тоже, возможно, не все равно. Но некоторые тайны лучше не трогать.
– Что это ты вдруг так заботишься обо мне?
– Неплохой вопрос, – усмехнулся Ник. – Мне все-таки не хочется, чтобы ты сама накликала на себя беду.
– Я все узнаю! – упрямо заявила она. – С твоей помощью или без, но я все узнаю!
Ник понял, что не может защитить ее от разочарования. Ну что ж, пусть тогда узнает, что ей суждено знать.
– Твоя мать была любовницей Джона Блэкберна! – вдруг выпалил Ник. – Она стала ею вскоре после твоего рождения. В Кэтшолме все об этом знали.
– Я не знала.
– Ты была маленькой.
– Ты тоже.
– Я на восемь лет тебя старше. И я – мужчина.
– Это уж точно.
Он был рад, что она не видит его в темноте. Вглядываясь в ее лицо, он понял, что она довольно спокойно восприняла это событие. Или она все-таки врала ему, что ничего не знала о любовной связи своей матери?
Ник обозвал себя дураком. Вечно он дает слабину в присутствии женщин по фамилии Стрэнджейс! Но он не мог обидеть Томазину. А вот она разобьет его сердце, если только он ей позволит!
– У нее были еще любовники? – настойчиво допрашивала его Томазина. – Кто еще мог ссориться с ней в ту ночь?
Костяшками пальцев Ник потер переносицу. Они вступали на опасную почву, но не отвечать он не мог. Если его слова огорчат её – что ж, так тому и быть. Она сама напрашивалась па это.
– Все, у кого были на месте глаза и мозги, знали, что твоя мать не из однолюбок.
Томазина стоически перенесла этот удар по ее самолюбию.
– Ник, кто мог быть вторым мужчиной в ту ночь? Я должна знать.
– Если кто-то в самом деле ссорился и если с ней действительно были двое до того, как она упала, то это, верно, Джон Блэкберн и Ричард Лэтам.
– Ой!
– Может быть, твой сон всего лишь сон? Подумай, Томазина, и хорошенько подумай, прежде чем кого-нибудь обвинять! Я не сомневаюсь, что Лэтам способен на все, но если он добивался смерти твоей матери, он бы довел дело до конца.
– Кто-то ему помешал убить нас обеих.
– Тогда кто?
– Не помню. Ты сказал, что твой отец нашел маму. Может быть, он…
– Он тебя не видел.
Ник выпрямился и отодвинулся от балюстрады. Слишком долго он тут сидит. Он уже почти поверил, что она права, но в этом-то как раз и заключалась опасность. Некоторые тайны, еще раз напомнил он себе, нельзя трогать.
– Томазина, ты видела сон. Все остальное – плод твоей фантазии.
– Подожди, Ник! – шепнула она, и он подался к ней, несмотря на решение не слушать ее больше. – В Кэтшолме что-то не так. Это не просто мое воображение.
– Да. Здесь поселилось зло, и поэтому ты должна как можно скорее уехать.
– Но ты же остаешься.
– У меня есть обязательства. Я… я, скажем, храню верность.
«Почему я ей отвечаю? – спрашивал он себя. – Мне надо уйти. И уйти поскорее, пока я опять не поверил в ее невинность.»
– Верность Фрэнси? – спросила Томазина, глядя на свои руки, лежавшие на коленях.
Она опять чуть не плакала.
– В это трудно поверить? Кэрриеры несколько столетий верно служили Блэкбернам из Кэтшолма. Мой отец погиб, пытаясь вытащить отца Фрэнси из огня. – Она вскрикнула, и Ник понял, что она понятия не имеет об обстоятельствах смерти его отца. Он постарался говорить помягче. – Томазина, я ответил на твои вопросы, и тебе больше незачем тут оставаться. Я могу дать тебе конюха, чтобы он проводил тебя в Манчестер.
Она стояла перед ним вновь величественная как королева.
– Ник, я пока не уезжаю, а если и уеду, то не в Манчестер. Я поеду к родне моей матери.
Он скептически поднял бровь, но добился лишь того, что ее голос зазвучал тверже:
– Я останусь до свадьбы.
– Зачем?
С насмешливой улыбкой она повторила его же слова:
– Храню верность. Своему слову.
На другое утро, едва рассвело, начались приготовления к свадьбе. Фрэнси Раундли распоряжалась слугами не хуже генерала, командующего армией. Ей хотелось угодить Ричарду Лэтаму, но еще больше ей хотелось загрузить себя делами и ни о чем не думать.
Назначить свадьбу на время уборки урожая было, конечно же, ошибкой. Каждая женщина, приходившая в дом повесить гирлянды, помочь на кухне или поменять половики, оставляла ради этого куда более важное занятие. И Фрэнси знала, что если не все будет ладно с урожаем, обвинят в этом только ее.
В полдень деревенские хозяйки собрались в большой зале, кидая на нее вопросительные и осуждающие взгляды. У Фрэнси мгновенно заболела голова. Никто ее не понимает… Никто не жалеет. Констанс опять дуется. То ли Фрэнси показалось, то ли эта дурочка действительно злится больше обычного.
Еще эта Томазина Стрэнджейс… Фрэнси избегала говорить наедине с дочерью Лавинии, несмотря на приказание Ричарда, но Томазина сама присоединилась к женщинам, которые плели гирлянды. Она следила за каждым шагом хозяйки Кэтшолма, и Фрэнси была уверена, что эта незваная гостья только и ждет случая поговорить с глазу на глаз.
– Томазина, расскажи нам о Лондоне, – попросила ее одна из женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Зачем ворошить старое? Не стоит ковырять зажившие раны.
– Ник, тот, кто столкнул ее, хотел убить и меня! Я думаю, он убил бы нас обеих, если бы смог. Но ему помешали. Может быть, мама закричала и кого-то разбудила.
– Ну, ты уж придумаешь! Лавинию нашел мой отец, и рядом никого не было.
Ник отмел подозрение, что у его отца тоже была причина покончить с Лавинией. Он стоял на своем: если бы на Лавинию было совершено покушение, она бы обязательно об этом рассказала. Она бы все сделала, чтобы этого человека повесили за преднамеренное убийство… если только она видела, кто ее столкнул.
Нику стало неловко, что он столько значения придает сну, ведь это всего лишь игра воображения.
– Я ничего не помню после того, как он подошел ко мне…
Томазина в отчаянии закрыла лицо руками. Она поникла. Куда только делась ее горделивая осанка?
Нику опять стало ее жалко, но он не позволил себе расслабиться. Правда, пока он смотрел, как она рыдает, в его душе опять началась борьба. А что, если он неправ? Если она такая, какая есть? Могла же она не знать о вероломной натуре своей матери…
Жалея ее, он все же не доверял ей и не позволял себе коснуться ее, но не сомневался, что она убеждена в правдивости своего сна. Возможно, она и права… Кто-то в самом деле мог пытаться убить ее мать. Но у Ника не было никакого желания искать убийцу. Какая теперь-то уж разница? Чем это поможет мертвой Лавинии… или ее дочери?
Наконец Томазина перестала плакать и убежденно заявила:
– Я не могу уехать из Кэтшолма – по крайней мере, пока не узнаю правду.
– А вдруг тебе не понравится то, что ты узнаешь?
Она дернула головой.
– Не хочу я никаких тайн! Матушка умерла, ей теперь все равно.
– А тебе разве нет? Зачем тебе ворошить ее темное прошлое?
Ник подумал, что ему тоже, возможно, не все равно. Но некоторые тайны лучше не трогать.
– Что это ты вдруг так заботишься обо мне?
– Неплохой вопрос, – усмехнулся Ник. – Мне все-таки не хочется, чтобы ты сама накликала на себя беду.
– Я все узнаю! – упрямо заявила она. – С твоей помощью или без, но я все узнаю!
Ник понял, что не может защитить ее от разочарования. Ну что ж, пусть тогда узнает, что ей суждено знать.
– Твоя мать была любовницей Джона Блэкберна! – вдруг выпалил Ник. – Она стала ею вскоре после твоего рождения. В Кэтшолме все об этом знали.
– Я не знала.
– Ты была маленькой.
– Ты тоже.
– Я на восемь лет тебя старше. И я – мужчина.
– Это уж точно.
Он был рад, что она не видит его в темноте. Вглядываясь в ее лицо, он понял, что она довольно спокойно восприняла это событие. Или она все-таки врала ему, что ничего не знала о любовной связи своей матери?
Ник обозвал себя дураком. Вечно он дает слабину в присутствии женщин по фамилии Стрэнджейс! Но он не мог обидеть Томазину. А вот она разобьет его сердце, если только он ей позволит!
– У нее были еще любовники? – настойчиво допрашивала его Томазина. – Кто еще мог ссориться с ней в ту ночь?
Костяшками пальцев Ник потер переносицу. Они вступали на опасную почву, но не отвечать он не мог. Если его слова огорчат её – что ж, так тому и быть. Она сама напрашивалась па это.
– Все, у кого были на месте глаза и мозги, знали, что твоя мать не из однолюбок.
Томазина стоически перенесла этот удар по ее самолюбию.
– Ник, кто мог быть вторым мужчиной в ту ночь? Я должна знать.
– Если кто-то в самом деле ссорился и если с ней действительно были двое до того, как она упала, то это, верно, Джон Блэкберн и Ричард Лэтам.
– Ой!
– Может быть, твой сон всего лишь сон? Подумай, Томазина, и хорошенько подумай, прежде чем кого-нибудь обвинять! Я не сомневаюсь, что Лэтам способен на все, но если он добивался смерти твоей матери, он бы довел дело до конца.
– Кто-то ему помешал убить нас обеих.
– Тогда кто?
– Не помню. Ты сказал, что твой отец нашел маму. Может быть, он…
– Он тебя не видел.
Ник выпрямился и отодвинулся от балюстрады. Слишком долго он тут сидит. Он уже почти поверил, что она права, но в этом-то как раз и заключалась опасность. Некоторые тайны, еще раз напомнил он себе, нельзя трогать.
– Томазина, ты видела сон. Все остальное – плод твоей фантазии.
– Подожди, Ник! – шепнула она, и он подался к ней, несмотря на решение не слушать ее больше. – В Кэтшолме что-то не так. Это не просто мое воображение.
– Да. Здесь поселилось зло, и поэтому ты должна как можно скорее уехать.
– Но ты же остаешься.
– У меня есть обязательства. Я… я, скажем, храню верность.
«Почему я ей отвечаю? – спрашивал он себя. – Мне надо уйти. И уйти поскорее, пока я опять не поверил в ее невинность.»
– Верность Фрэнси? – спросила Томазина, глядя на свои руки, лежавшие на коленях.
Она опять чуть не плакала.
– В это трудно поверить? Кэрриеры несколько столетий верно служили Блэкбернам из Кэтшолма. Мой отец погиб, пытаясь вытащить отца Фрэнси из огня. – Она вскрикнула, и Ник понял, что она понятия не имеет об обстоятельствах смерти его отца. Он постарался говорить помягче. – Томазина, я ответил на твои вопросы, и тебе больше незачем тут оставаться. Я могу дать тебе конюха, чтобы он проводил тебя в Манчестер.
Она стояла перед ним вновь величественная как королева.
– Ник, я пока не уезжаю, а если и уеду, то не в Манчестер. Я поеду к родне моей матери.
Он скептически поднял бровь, но добился лишь того, что ее голос зазвучал тверже:
– Я останусь до свадьбы.
– Зачем?
С насмешливой улыбкой она повторила его же слова:
– Храню верность. Своему слову.
На другое утро, едва рассвело, начались приготовления к свадьбе. Фрэнси Раундли распоряжалась слугами не хуже генерала, командующего армией. Ей хотелось угодить Ричарду Лэтаму, но еще больше ей хотелось загрузить себя делами и ни о чем не думать.
Назначить свадьбу на время уборки урожая было, конечно же, ошибкой. Каждая женщина, приходившая в дом повесить гирлянды, помочь на кухне или поменять половики, оставляла ради этого куда более важное занятие. И Фрэнси знала, что если не все будет ладно с урожаем, обвинят в этом только ее.
В полдень деревенские хозяйки собрались в большой зале, кидая на нее вопросительные и осуждающие взгляды. У Фрэнси мгновенно заболела голова. Никто ее не понимает… Никто не жалеет. Констанс опять дуется. То ли Фрэнси показалось, то ли эта дурочка действительно злится больше обычного.
Еще эта Томазина Стрэнджейс… Фрэнси избегала говорить наедине с дочерью Лавинии, несмотря на приказание Ричарда, но Томазина сама присоединилась к женщинам, которые плели гирлянды. Она следила за каждым шагом хозяйки Кэтшолма, и Фрэнси была уверена, что эта незваная гостья только и ждет случая поговорить с глазу на глаз.
– Томазина, расскажи нам о Лондоне, – попросила ее одна из женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59