Возможно, вы сочтете такое отношение легкомысленным, но дела обстоят именно так.
Она откинулась на спинку.
— Скажите пожалуйста, много у нас осталось времени? Я забыла часы дома.
— Двадцать минут.
— А. Хорошо...
Стейси стала изучать стены кабинета.
— День выдался напряженным? — спросил я.
— Нет, наоборот, легким. Просто я договорилась с подругами встретиться у торгового центра. Сейчас начинается сезон распродаж, самое время делать легкомысленные покупки.
— По-моему, замечательное занятие.
— Но только совершенно бесполезное.
— Отдыхать тоже надо.
— Значит, мне нужно просто получать удовольствие от жизни?
— Именно так.
— Именно так, — повторила Стейси. — Просто радоваться жизни.
У нее навернулись слезы на глаза. Я протянул одноразовый платок. Стейси скомкала бумагу, заключив ее в кулак цвета слоновой кости.
— Давайте поговорим о моей матери.
* * *
Мы с ней встречались тринадцать раз. Дважды в неделю на протяжении четырех недель, затем пять раз еженедельно. Стейси была очень пунктуальна, горела желанием сотрудничать. Первую половину сеанса она мимоходом вываливала мне все новости о просмотренных фильмах, прочитанных книгах, школе, подругах. Откладывая неизбежное на потом, наконец сдаваясь. Все это происходило без малейшего нажима с моей стороны.
Последние двадцать минут каждого сеанса были посвящены ее матери. Слез больше не было; только монологи, произнесенные тихим голосом. Стейси было шестнадцать лет, когда Джоанна Досс заболела. Девочке, как и ее отцу, врезалось в память это мучительное постепенное угасание, закончившееся гротескным коварством.
— Мама лежала, а я смотрела на нее. Она стала совсем апатичной — еще до болезни мама была какой-то пассивной. Она предоставляла принимать решения отцу — так, мама готовила, но меню определял он. Кстати, готовила она великолепно, но ее саму еда, кажется, совсем не интересовала. Словно это была ее работа, она справлялась с ней хорошо, но... без воодушевления. Однажды, давным-давно, я случайно наткнулась на тетрадку, куда мама записывала рецепты, складывала вырезки из журналов. Так что раньше, судя по всему, она занималась готовкой с увлечением. Но я этого уже не застала.
— Значит, все решения в семье принимал отец, — подытожил я.
— Папа и Эрик.
— А ты?
Улыбка.
— О, я предпочитаю о них не распространяться.
— Почему?
— Я пришла к выводу, что это идеальная стратегия.
— И чего можно с ее помощью добиться?
— Спокойной жизни.
— Брат и отец отстранили тебя от принятия решений?
— Нет, что вы — по крайней мере, не сознательно. Просто они вдвоем... скажем так, договорились как мужчина с мужчиной. Два выдающихся ума мчатся вперед вместе. И присоединиться к ним — все равно что прыгнуть на подножку проносящегося мимо поезда. Отличное сравнение, правда? Наверное, надо будет вставить его в какое-нибудь сочинение. Наш учитель английского, высокомерный сноб, просто помешан на метафорах.
— Значит, присоединяться к Эрику и отцу опасно, — заключил я.
Стейси прижала палец к нижней губе.
— Не то чтобы они будут издеваться надо мной... Наверное, я просто не хочу показаться смешной... Они... доктор Делавэр, они два сапога пара. Когда Эрик дома, мне порой кажется, что у папы появился двойник.
— А когда Эрика нет дома?
— Что вы имеете в виду?
— Вы с отцом общаетесь друг с другом?
— Мы с ним ладим, просто ему приходится много разъезжать, к тому же у нас разные интересы. Он обожает коллекционирование, я же терпеть не могу собирать разный мусор.
— И что коллекционирует твой отец?
— Сначала он собирал живопись — калифорнийских художников. Потом он продал картины с большим наваром и занялся китайским фарфором. Наш дом забит шкафами, заставленными фарфором. Династия Хань, династия Сун, династия Мин и еще бог знает что. Очень красивые вещи, мне нравится. Просто мне не по душе это стяжательство. Наверное, папа большой оптимист, раз хранит фарфор в наших сейсмоопасных краях. Конечно, он помещает их в специальный воск, как делают в музеях, и все же в случае сильного землетрясения наш дом превратится в кладбище черепков.
— Как коллекция перенесла последнее?
— Тогда ее еще не было. Отец начал собирать фарфор, когда мама заболела.
— Как ты полагаешь, это как-то связано? — спросил я.
— Что?
— Фарфор и болезнь твоей матери?
— Причем тут... а, поняла. Вы хотите сказать, после того как мама... ему пришлось самому искать себе развлечения. Да, возможно, вы правы. Как я уже говорила, он умеет приспосабливаться.
— Что думала о фарфоре ваша мать?
— По-моему, ничего не думала. Ей тогда уже было все равно — а вот Эрику фарфор нравится. Когда-нибудь все ему достанется — ну и пусть. — Внезапная улыбка. — Я царица Апатии.
В конце шестого сеанса Стейси сказала:
— Иногда я задумываюсь, за кого выйду замуж. Я хочу сказать, будет ли это какой-то доминирующий тип вроде папы или Эрика, потому что я к этому привыкла, или наоборот ударюсь в противоположную крайность. Хотя на самом деле я об этом не думала. Просто Эрик приезжал домой на эти выходные, и они с отцом отправились на выставку восточного искусства. Я видела, как они выходили из дома — словно близнецы. В принципе, это все, что мне известно о мужчинах.
Она покачала головой.
— Папа постоянно что-то покупает. Порой мне кажется экспансия для него смысл жизни. Как будто наш мир недостаточно большой для него... А Эрик хотел сегодня поехать к вам вместе со мной.
— Зачем?
— Занятия у него только послезавтра, и он спросил, не хочу ли я, чтобы он меня проводил. С его стороны это было очень любезно, вы не находите? На самом деле Эрик замечательный брат. Но я сказала, что сначала должна переговорить с вами. Он о вас ничего не знает, отец окружил все завесой тайны. Прочел мне целую речь, сказал, что, хотя мне еще нет восемнадцати, но во всем, что касается его, я могу считать себя совершеннолетней. Как будто сделал мне огромный подарок, хотя сам был очень смущен. Когда я заговорила о том, что Бекки тоже ходила к психиатру, папа сразу же переменил тему... Так или иначе, Эрик ничего о вас не знал и был удивлен. Он начал задавать мне самые разные вопросы: хотел знать, знаете ли вы толк в своем деле, что закончили и так далее. И тут я поняла, что ничего о вас не знаю.
Я указал на диплом, висящий на стене кабинета.
— Хороший университет, из старых, — одобрительно заметила Стейси. — Не Стэндфорд, и не Лига плюща, но Эрик, наверное, будет удовлетворен.
— Ты считаешь, главное, чтобы был доволен Эрик?
— Ну да, он во все сует нос... Конечно, он имеет право на собственное мнение, но я все равно останусь при своем. В конце концов Эрик решил, вместо того чтобы знакомиться с вами, прокатиться на велосипеде. Возможно, вы с ним когда-нибудь все же встретитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Она откинулась на спинку.
— Скажите пожалуйста, много у нас осталось времени? Я забыла часы дома.
— Двадцать минут.
— А. Хорошо...
Стейси стала изучать стены кабинета.
— День выдался напряженным? — спросил я.
— Нет, наоборот, легким. Просто я договорилась с подругами встретиться у торгового центра. Сейчас начинается сезон распродаж, самое время делать легкомысленные покупки.
— По-моему, замечательное занятие.
— Но только совершенно бесполезное.
— Отдыхать тоже надо.
— Значит, мне нужно просто получать удовольствие от жизни?
— Именно так.
— Именно так, — повторила Стейси. — Просто радоваться жизни.
У нее навернулись слезы на глаза. Я протянул одноразовый платок. Стейси скомкала бумагу, заключив ее в кулак цвета слоновой кости.
— Давайте поговорим о моей матери.
* * *
Мы с ней встречались тринадцать раз. Дважды в неделю на протяжении четырех недель, затем пять раз еженедельно. Стейси была очень пунктуальна, горела желанием сотрудничать. Первую половину сеанса она мимоходом вываливала мне все новости о просмотренных фильмах, прочитанных книгах, школе, подругах. Откладывая неизбежное на потом, наконец сдаваясь. Все это происходило без малейшего нажима с моей стороны.
Последние двадцать минут каждого сеанса были посвящены ее матери. Слез больше не было; только монологи, произнесенные тихим голосом. Стейси было шестнадцать лет, когда Джоанна Досс заболела. Девочке, как и ее отцу, врезалось в память это мучительное постепенное угасание, закончившееся гротескным коварством.
— Мама лежала, а я смотрела на нее. Она стала совсем апатичной — еще до болезни мама была какой-то пассивной. Она предоставляла принимать решения отцу — так, мама готовила, но меню определял он. Кстати, готовила она великолепно, но ее саму еда, кажется, совсем не интересовала. Словно это была ее работа, она справлялась с ней хорошо, но... без воодушевления. Однажды, давным-давно, я случайно наткнулась на тетрадку, куда мама записывала рецепты, складывала вырезки из журналов. Так что раньше, судя по всему, она занималась готовкой с увлечением. Но я этого уже не застала.
— Значит, все решения в семье принимал отец, — подытожил я.
— Папа и Эрик.
— А ты?
Улыбка.
— О, я предпочитаю о них не распространяться.
— Почему?
— Я пришла к выводу, что это идеальная стратегия.
— И чего можно с ее помощью добиться?
— Спокойной жизни.
— Брат и отец отстранили тебя от принятия решений?
— Нет, что вы — по крайней мере, не сознательно. Просто они вдвоем... скажем так, договорились как мужчина с мужчиной. Два выдающихся ума мчатся вперед вместе. И присоединиться к ним — все равно что прыгнуть на подножку проносящегося мимо поезда. Отличное сравнение, правда? Наверное, надо будет вставить его в какое-нибудь сочинение. Наш учитель английского, высокомерный сноб, просто помешан на метафорах.
— Значит, присоединяться к Эрику и отцу опасно, — заключил я.
Стейси прижала палец к нижней губе.
— Не то чтобы они будут издеваться надо мной... Наверное, я просто не хочу показаться смешной... Они... доктор Делавэр, они два сапога пара. Когда Эрик дома, мне порой кажется, что у папы появился двойник.
— А когда Эрика нет дома?
— Что вы имеете в виду?
— Вы с отцом общаетесь друг с другом?
— Мы с ним ладим, просто ему приходится много разъезжать, к тому же у нас разные интересы. Он обожает коллекционирование, я же терпеть не могу собирать разный мусор.
— И что коллекционирует твой отец?
— Сначала он собирал живопись — калифорнийских художников. Потом он продал картины с большим наваром и занялся китайским фарфором. Наш дом забит шкафами, заставленными фарфором. Династия Хань, династия Сун, династия Мин и еще бог знает что. Очень красивые вещи, мне нравится. Просто мне не по душе это стяжательство. Наверное, папа большой оптимист, раз хранит фарфор в наших сейсмоопасных краях. Конечно, он помещает их в специальный воск, как делают в музеях, и все же в случае сильного землетрясения наш дом превратится в кладбище черепков.
— Как коллекция перенесла последнее?
— Тогда ее еще не было. Отец начал собирать фарфор, когда мама заболела.
— Как ты полагаешь, это как-то связано? — спросил я.
— Что?
— Фарфор и болезнь твоей матери?
— Причем тут... а, поняла. Вы хотите сказать, после того как мама... ему пришлось самому искать себе развлечения. Да, возможно, вы правы. Как я уже говорила, он умеет приспосабливаться.
— Что думала о фарфоре ваша мать?
— По-моему, ничего не думала. Ей тогда уже было все равно — а вот Эрику фарфор нравится. Когда-нибудь все ему достанется — ну и пусть. — Внезапная улыбка. — Я царица Апатии.
В конце шестого сеанса Стейси сказала:
— Иногда я задумываюсь, за кого выйду замуж. Я хочу сказать, будет ли это какой-то доминирующий тип вроде папы или Эрика, потому что я к этому привыкла, или наоборот ударюсь в противоположную крайность. Хотя на самом деле я об этом не думала. Просто Эрик приезжал домой на эти выходные, и они с отцом отправились на выставку восточного искусства. Я видела, как они выходили из дома — словно близнецы. В принципе, это все, что мне известно о мужчинах.
Она покачала головой.
— Папа постоянно что-то покупает. Порой мне кажется экспансия для него смысл жизни. Как будто наш мир недостаточно большой для него... А Эрик хотел сегодня поехать к вам вместе со мной.
— Зачем?
— Занятия у него только послезавтра, и он спросил, не хочу ли я, чтобы он меня проводил. С его стороны это было очень любезно, вы не находите? На самом деле Эрик замечательный брат. Но я сказала, что сначала должна переговорить с вами. Он о вас ничего не знает, отец окружил все завесой тайны. Прочел мне целую речь, сказал, что, хотя мне еще нет восемнадцати, но во всем, что касается его, я могу считать себя совершеннолетней. Как будто сделал мне огромный подарок, хотя сам был очень смущен. Когда я заговорила о том, что Бекки тоже ходила к психиатру, папа сразу же переменил тему... Так или иначе, Эрик ничего о вас не знал и был удивлен. Он начал задавать мне самые разные вопросы: хотел знать, знаете ли вы толк в своем деле, что закончили и так далее. И тут я поняла, что ничего о вас не знаю.
Я указал на диплом, висящий на стене кабинета.
— Хороший университет, из старых, — одобрительно заметила Стейси. — Не Стэндфорд, и не Лига плюща, но Эрик, наверное, будет удовлетворен.
— Ты считаешь, главное, чтобы был доволен Эрик?
— Ну да, он во все сует нос... Конечно, он имеет право на собственное мнение, но я все равно останусь при своем. В конце концов Эрик решил, вместо того чтобы знакомиться с вами, прокатиться на велосипеде. Возможно, вы с ним когда-нибудь все же встретитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107