предельной миниатюрности, сослан на кухню. На стеллаже с лазерными дисками не нашел ни одной записи новомодных громыхалок, только классика и этническая музыка. Говорят, что ученые в средние века, как и всякие ремесленники, занимались своими опытами в жилых домах. Лишь алхимики сочли за благо удаляться подальше от невинных родственников. Знали, тонкие превращения, что творились в их ретортах и душе, могли натворить бед посерьезнее, чем юбка, прожженная кислотой, и ослепившая глаза вспышка магния. Инквизитор был из того же проклятого племени, знал, что за попытку проникнуть в заповедное приходится платить и одиночество не просто необходимое условие, а суровый закон.
Максимов без всякой задней мысли нажал клавишу, монитор высветил историю команд — все, что делал с компьютером Инквизитор в последние часы. Все текстовые файлы Максимов давно просмотрел. Занятно, ново, порой шокирующе. Но никаких зацепок.
Посмотрел на последнюю строчку. Получалось, что Инквизитор, отработав двенадцать часов, еще три часа играл в игрушку.
Машинально Максимов шлепнул по клавише «Энтер». Компьютер послушно загудел винчестером.
— И дальше что? — Максимов устало посмотрел на шахматную доску на экране. Шлепнул по клавише.
«Вы готовы войти в Бездну и сыграть с ней партию?» — высветилось на экране.
— Давай. — Максимов подогнал «мышку» к окошечку «да» и щелкнул клавишей.
«Вы сделали выбор. Врата открыты». — Вслед за надписью из динамика донесся мажорный аккорд.
Максимов усмехнулся. Но неожиданно покачнувшись, вцепился пальцами в столешницу. Показалось, пол ушел из-под ног.
Шахматная доска на экране, плавно вращаясь, ухнула в звездную бездну. Камера понеслась мимо висящих в пустоте фигурок. Эффект был потрясающий, словно космический корабль петлял между планетами. Фигурки то росли, приближаясь, заливая собой весь экран, то проскальзывали мимо, едва удержавшись в фокусе.
Картинка уменьшилась в размерах, словно отвели трансфокатор камеры, и удивленному взору предстал прозрачный куб, разбитый на квадраты. Фигурки, как полагается в шахматах, выстроились строем друг напротив друга. Но не на доске, а в трехмерном пространстве, усыпанном бисером мелких звезд.
Максимов от неожиданности встряхнул головой. Вот, оказывается, в какие игры играл Инквизитор.
Максимов знал сакральный, не описанный ни в одном учебнике смысл шахматной игры. Шестьдесят четыре клетки, столько же, сколько знаков в гадании И-Цзын, все, как Босеан — стяг тамплиеров, как Инь и Ян у китайцев, все черно-белое. Бескомпромиссная графика жизни. Фигурки — как символы ролей, масок и характеров. Право пешки погибнуть или стать Фигурой, агрессивная вольность Ферзя, тяжеловесная прямолинейность Ладьи, привилегия Короля подставить любого, закрываясь от удара. Игра эта — жизнь в своей максимальной простоте и непознаваемости. Этюды, начала и эндшпили, классические партии и забавы любителей — все это лишь модели того, что было, будет или могло быть. Не зря постигших законы этой игры награждают масонским титулом Гроссмейстер — Великий Мастер.
Шахматы — модель мира, связанного неразрывными цепями причины и следствия, поступка и результата. А трехмерные? Космос. Вселенная в миниатюре. Бесконечная в пространстве и времени, бесконечная в количестве вариантов, заключенных в ней.
Бездна ждала, равнодушно посверкивая искорками звезд. Вызов хрупкому, ограниченному сознанию человека, в гордыне решившего, что может объять Необъятное, был брошен. Врата в Бездну открыты.
Максимов, борясь с головокружением, покатал «мышь». Изображение ожило, оказалось, «летящей» камерой можно вращаться вокруг куба, проникать во внутрь, скользить в любой проекции. Максимов по привычке двинул королевскую пешку вперед.
Шок. Черный ферзь взлетел на три клетки вверх. Максимов от неожиданности чуть не поперхнулся дымом. Раздавил окурок в пепельнице.
Картинка сама собой повернулась на трех осях, предоставив возможность самому оценить угрозу, — следующим ходом ферзь «зависал» над королем белых и ставил мат. Единственным ответом был ход конем — три клетки по горизонтали, одна вверх. Черные ответили А-2 — А-2/2 — пешка «нырнула» на клетку вниз, открыв путь по горизонтали ладье. А дальше закрутилось, как воздушный бой, атака следовала за атакой по всем направлениям, удачный ход на одном уровне становился ошибкой на другом. Вскоре Максимов сообразил, что никакие этюды и начала из «классических» шахмат здесь не действуют. Новый, трехмерный мир требовал нового мышления. Игра захватила, в какой-то момент, честно говоря, он даже не понял как, ему удалось выровнять партию. И тут он почувствовал, как тянет, всасывает в себя это живое, полное звезд пространство…
…Белый свет возник неожиданно, словно кто-то прижал фонарик к переносью. Свечение становилось все ярче и ярче, пока не затопило все вокруг. Угасающее сознание еще сопротивлялось, что-то мешало полностью раствориться в слепяще белом свете. На долю секунды обжег страх: из памяти всплыло, что такой свет видят умирающие…
Лилит
На город медленно надвигалась гроза. Одна за Другой гасли звезды, закрываемые невидимой в темноте тучей. Уже полнеба сделалось непроницаемо-черным, беззвучно вспыхивали дальние отсветы зарницы. Ветер припал к земле, крался, тревожа сухие стебли, взбивая тонкие султанчики пыли.
По темной воде медленно проплыл теплоход, раскрасив ночь разноцветными огнями. На верхней палубе гремела музыка, визгливые голоса подвыпивших и возбужденных близкой грозой людей, усиленные эхом, неприятно резали слух. Лилит наморщила носик.
Теплоход ушел под мост, к Речному вокзалу. В отвилку от основного русла пришли волны, блики заиграли на растревоженной воде, она стала еще чернее и гуще, как машинное масло.
Лилит осмотрелась. По левую руку, там, где отвилок утыкался в дамбу, белел корпус гостиницы «Союз». Светились несколько окон, на нижнем этаже разноцветными огнями вспыхивали окна ресторана. Музыку слышно, но, что наяривают ресторанные лабухи, разобрать невозможно. Очевидно, градус веселья уже перевалил за ту черту, когда, кроме интернационального танца «семь-сорок», народу уже ничего не требуется. На противоположном берегу вспыхивали красные точки сигарет. Горел огонь в мангале, плясали причудливые тени снующих вокруг мангала людей. Даже сюда долетал уксусный запах шашлыка.
Стоявший перед Лилит мужчина до хруста потянулся, закинув за голову руки.
— Класс! — Отсвет фонарей упал на его лицо. За небольшим обрывчиком, за строем сосен стояли приземистые корпуса военного госпиталя. Постояльцы уже, приняв положенную дозу лекарств, готовились ко сну.
Лилит сидела, обхватив колени. Снизу вверх посмотрела на мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
Максимов без всякой задней мысли нажал клавишу, монитор высветил историю команд — все, что делал с компьютером Инквизитор в последние часы. Все текстовые файлы Максимов давно просмотрел. Занятно, ново, порой шокирующе. Но никаких зацепок.
Посмотрел на последнюю строчку. Получалось, что Инквизитор, отработав двенадцать часов, еще три часа играл в игрушку.
Машинально Максимов шлепнул по клавише «Энтер». Компьютер послушно загудел винчестером.
— И дальше что? — Максимов устало посмотрел на шахматную доску на экране. Шлепнул по клавише.
«Вы готовы войти в Бездну и сыграть с ней партию?» — высветилось на экране.
— Давай. — Максимов подогнал «мышку» к окошечку «да» и щелкнул клавишей.
«Вы сделали выбор. Врата открыты». — Вслед за надписью из динамика донесся мажорный аккорд.
Максимов усмехнулся. Но неожиданно покачнувшись, вцепился пальцами в столешницу. Показалось, пол ушел из-под ног.
Шахматная доска на экране, плавно вращаясь, ухнула в звездную бездну. Камера понеслась мимо висящих в пустоте фигурок. Эффект был потрясающий, словно космический корабль петлял между планетами. Фигурки то росли, приближаясь, заливая собой весь экран, то проскальзывали мимо, едва удержавшись в фокусе.
Картинка уменьшилась в размерах, словно отвели трансфокатор камеры, и удивленному взору предстал прозрачный куб, разбитый на квадраты. Фигурки, как полагается в шахматах, выстроились строем друг напротив друга. Но не на доске, а в трехмерном пространстве, усыпанном бисером мелких звезд.
Максимов от неожиданности встряхнул головой. Вот, оказывается, в какие игры играл Инквизитор.
Максимов знал сакральный, не описанный ни в одном учебнике смысл шахматной игры. Шестьдесят четыре клетки, столько же, сколько знаков в гадании И-Цзын, все, как Босеан — стяг тамплиеров, как Инь и Ян у китайцев, все черно-белое. Бескомпромиссная графика жизни. Фигурки — как символы ролей, масок и характеров. Право пешки погибнуть или стать Фигурой, агрессивная вольность Ферзя, тяжеловесная прямолинейность Ладьи, привилегия Короля подставить любого, закрываясь от удара. Игра эта — жизнь в своей максимальной простоте и непознаваемости. Этюды, начала и эндшпили, классические партии и забавы любителей — все это лишь модели того, что было, будет или могло быть. Не зря постигших законы этой игры награждают масонским титулом Гроссмейстер — Великий Мастер.
Шахматы — модель мира, связанного неразрывными цепями причины и следствия, поступка и результата. А трехмерные? Космос. Вселенная в миниатюре. Бесконечная в пространстве и времени, бесконечная в количестве вариантов, заключенных в ней.
Бездна ждала, равнодушно посверкивая искорками звезд. Вызов хрупкому, ограниченному сознанию человека, в гордыне решившего, что может объять Необъятное, был брошен. Врата в Бездну открыты.
Максимов, борясь с головокружением, покатал «мышь». Изображение ожило, оказалось, «летящей» камерой можно вращаться вокруг куба, проникать во внутрь, скользить в любой проекции. Максимов по привычке двинул королевскую пешку вперед.
Шок. Черный ферзь взлетел на три клетки вверх. Максимов от неожиданности чуть не поперхнулся дымом. Раздавил окурок в пепельнице.
Картинка сама собой повернулась на трех осях, предоставив возможность самому оценить угрозу, — следующим ходом ферзь «зависал» над королем белых и ставил мат. Единственным ответом был ход конем — три клетки по горизонтали, одна вверх. Черные ответили А-2 — А-2/2 — пешка «нырнула» на клетку вниз, открыв путь по горизонтали ладье. А дальше закрутилось, как воздушный бой, атака следовала за атакой по всем направлениям, удачный ход на одном уровне становился ошибкой на другом. Вскоре Максимов сообразил, что никакие этюды и начала из «классических» шахмат здесь не действуют. Новый, трехмерный мир требовал нового мышления. Игра захватила, в какой-то момент, честно говоря, он даже не понял как, ему удалось выровнять партию. И тут он почувствовал, как тянет, всасывает в себя это живое, полное звезд пространство…
…Белый свет возник неожиданно, словно кто-то прижал фонарик к переносью. Свечение становилось все ярче и ярче, пока не затопило все вокруг. Угасающее сознание еще сопротивлялось, что-то мешало полностью раствориться в слепяще белом свете. На долю секунды обжег страх: из памяти всплыло, что такой свет видят умирающие…
Лилит
На город медленно надвигалась гроза. Одна за Другой гасли звезды, закрываемые невидимой в темноте тучей. Уже полнеба сделалось непроницаемо-черным, беззвучно вспыхивали дальние отсветы зарницы. Ветер припал к земле, крался, тревожа сухие стебли, взбивая тонкие султанчики пыли.
По темной воде медленно проплыл теплоход, раскрасив ночь разноцветными огнями. На верхней палубе гремела музыка, визгливые голоса подвыпивших и возбужденных близкой грозой людей, усиленные эхом, неприятно резали слух. Лилит наморщила носик.
Теплоход ушел под мост, к Речному вокзалу. В отвилку от основного русла пришли волны, блики заиграли на растревоженной воде, она стала еще чернее и гуще, как машинное масло.
Лилит осмотрелась. По левую руку, там, где отвилок утыкался в дамбу, белел корпус гостиницы «Союз». Светились несколько окон, на нижнем этаже разноцветными огнями вспыхивали окна ресторана. Музыку слышно, но, что наяривают ресторанные лабухи, разобрать невозможно. Очевидно, градус веселья уже перевалил за ту черту, когда, кроме интернационального танца «семь-сорок», народу уже ничего не требуется. На противоположном берегу вспыхивали красные точки сигарет. Горел огонь в мангале, плясали причудливые тени снующих вокруг мангала людей. Даже сюда долетал уксусный запах шашлыка.
Стоявший перед Лилит мужчина до хруста потянулся, закинув за голову руки.
— Класс! — Отсвет фонарей упал на его лицо. За небольшим обрывчиком, за строем сосен стояли приземистые корпуса военного госпиталя. Постояльцы уже, приняв положенную дозу лекарств, готовились ко сну.
Лилит сидела, обхватив колени. Снизу вверх посмотрела на мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212