– Понял, генерал. – Гвоздь вскинул автомат, озираясь.
Даня нагнулся над пятном. Кровь впиталась, застыла, но была свежей. Еще маленькие капельки ее тянулись дорожкой по двору.
– Здесь сбили, – молвил Немо. – И потащили туда.
– По следу! – приказал Даня. – Следить за округой.
След вел прямо от крыльца, к гаражам. Не только кровь – снег был истоптан множеством ног.
– Люди, – заключил Немо. – Не меньше пяти. Даня кивнул. По снегу все читалось, как по книге.
– Скорей, – зачем-то сказал он. – Туда! Холодный, жестокий азарт охотника погнал его вперед.
– Генерал, – негромко сказал Немо.
– Да?..
– Погоди.
Немо умел сказать так, чтоб его послушали. Даня остановился:
– Что?
– Я уверен, что это те. Которых обнаружили мы с Тэйки. Они его взяли.
Подошел Гвоздь, шмыгнул носом. Даня проследил линию следов, соотнес ее направление с тем, что слышал от Немо, видел на карте – и понял, что Немо прав...
Скорее всего прав. Рационалист в Дане держал оборону твердо.
– Но проследить надо, – произнес он.
– Надо, – согласился Немо. – Я прослежу. А вы возвращайтесь. Надо сбор объявлять. Будем спасать.
Гвоздь сдвинул шапку, почесал в затылке. Что-то такое промелькнуло в его взгляде...
– Ты что? – сдвинул брови Даня.
– Да... гм! Спасать-то надо, без базара. Только боюсь, как бы не кончили уже парня, а?
– Нет, – резко сказал Даня. – Раз поволокли, значит, живым нужен.
– А! Точно. – Гвоздь обрадовался.
– Но может, что и ненадолго. Потому надо спешить. Немо!
– Я, генерал.
– Ты на связи?
– Конечно. – Рука Немо полезла за пазуху, вынула рацию. – Вот.
– Отлично. Значит, как проследишь, отзвонишься. Мы собираем всех. Уфимских тоже. Идем выручать. Мы своих не сдаем!
Глава 15
ОДИН ЗА ВСЕХ

1
Муха выплывал из провала несколько раз. Первый – еще на улице, очень смутно, как в бреду. Он разлепил веки, увидел снег, мелькающие ноги, услышал сбивчивое сопение – и вновь провалился в никуда.
Потом ему показалось, что кто-то тянет, дергает его за руки, он ощутил тупую боль в ушибленном плече. Пошевелил языком, и другая боль отдалась в правой скуле. Муха успел почувствовать во рту вкус крови... Но даже не успел понять, что потерял сознание. А потом резкая вонь шибанула в нос. Федя откинул голову, но эта дрянь пробила его еще раз. Муха дернулся, но с места не сдвинулся. Еще сунь, – услышал он голос. «Я вам суну, гады», – хотел сказать Муха, но вместо того промычал что-то вроде:
– Э-аммм!.. – Язык не слушался его.
– Очухался! – радостно сказал другой голос. Глаза Мухи открылись, тусклый взгляд проехался по мрачной комнате...
Да, то была комната, и именно мрачная.
Даже не столько мрачный, сколько дикий был у нее вид.
Подсобка гастронома – помещение без окон, только с дверью. Дверь, кстати, вовсе не была закрыта, да и закрывать ее нужды не было. Пленник все равно никуда удрать не мог.
Что там удрать! Он не мог и пошевелиться: сидел на тяжелом железном стуле, прочно привязанный к нему.
Где бандиты раздобыли этот стул – уму непостижимо.
Перед беспомощным Мухой стоял Тощий. В левой руке он держал склянку с нашатырным спиртом, в правой – тряпку, этим спиртом пропитанную. Правую руку он и подносил к Федькиным ноздрям. Откуда у главаря взялся водный раствор аммиака – тоже тайна сия великая есть.
За спиной Мухи топтался, с любопытством поглядывая на все это, Редька. Он держал «вечный» фонарик, такой же был и у Капкана, стоявшего сбоку, – бывший фонарь Жженого. Кроме того, на полу поодаль стояла известная керосиновая лампа, горевшая неровно и чадившая. В сумме три этих источника света и создавали дикий, мрачный фон, вроде подвала средневекового замка.
Вместе с памятью к Мухе возвращалась способность соображать – да вот радости от того было совсем немного. Он прекрасно понял, что с ним случилось; где он находится, конечно, он не знал, да это и не важно было. Важно было осознание произошедшего – а именно того, что дела обстоят хреново.
Можно было потянуть время, притворяясь оглушенным, но не до бесконечности же. Да и тогда так и будут совать в нос дерьмо.
Чья-то рука несильно хлопнула Федьку по щеке.
– Ну, будет, – сказал голос. – Видно, что очнулся. Не бойся, ничего не сделаем.
Конечно, так Муха им и поверил, уродам. Но делать нечего, глаза открыл.

2
Увидя, что объект приходит в себя, Тощий кликнул:
– Пистон!
– Я, босс. – Тот выступил из мрака.
– Возьми. – Тощий отдал ему склянку и тряпку. Пленник вполне осмысленно поводил глазами по округе. Затем горло его сделало судорожное глотательное движение.
Тощий понимал, что сладким голосом сюсюкать бесполезно. Рычать зверем – такая же чушь в данной ситуации. Потому он заговорил спокойно и размеренно:
– Слушай, малый, меня внимательно. Слушаешь? Муха вынужден был кивнуть.
– Вот и отлично. Ты, видимо, уже понял, где ты. Ты в плену. Дела твои аховые, прямо скажем. Сделать ты ничего не можешь, сам видишь. А мы можем, все, что захотим. Захотим убить – шлепнем на месте.
И Тощий вынул пистолет – бельгийский ФН-27 с электронным комплексом «свой – чужой» – далекий потомок легендарного «хай-пауэра».
Электроника в нем, понятно, давно сдохла, но все прочее работало как часы.
Дульный срез уткнулся Федьке в переносицу. Тощий это сделал намеренно: чтобы беспомощный человек ощутил смертный холод между глаз.
Муха ощутил. Этот холод словно влился в него, потек по телу. А психологические этюды на том не закончились. Тощий легко и просто нажал на спуск.
Звонко щелкнул боек.
Федя вздрогнул всем телом – так, что чуть не опрокинулся со стулом вместе.
Пистолет был не заряжен.
– Х-ха! – грубо хохотнул Капкан.
Щелчок предохранителя. Пистолет исчез.
– Вот видишь, – ровно молвил Тощий, – Это пример. Но никто ничего тебе не сделает – и пальцем не тронет! – если ты будешь делать, что тебе скажут. Понимаешь?
Пленник разлепил губы.
– Ты... – хрипло произнес он, совсем не по-детски. По-мужски. – Это ты будешь приказывать?
– Нет, – ответил Тощий. – Сам увидишь. Но я уже понял, ты парень не глупый. Это хорошо. Сработаемся.

3
У Пистона дрожали руки. Когда Тощий позвал его, он перепугался – подумал, что все сейчас увидят эту дрожь. А Тощий точно не помилует. На всякий случай: зачем ему нервные слюнтяи. И вот от страха, что ли, дрожь пропала. Он взял то, что ему дали, и отступил в тень, где и был. Он нарочно встал в то место, чтоб его не видно было.
Как ему было жалко пленного!.. Никогда никого Пистон в своей жизни не жалел – потому что никто ни разу не пожалел его. А сейчас он взял и понял, что жалеть людей надо не за то, что они жалеют тебя, а просто за то, что они люди. И тогда ты тоже будешь человек.
Да только поздно он это понял.
Смотреть на связанного парня было невыносимо. Правда, босс плел сказку хитрую, усыпляющую, но Пистон знал цену таким сказкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84