Вот она ему пусть и сочувствует.
Конечно, Оля всей душой рвалась на его защиту. Для нее это был последний шанс увидеть его. Последний шанс, последний раз. Потом он улетит на Венеру, и больше никогда в жизни они не встретятся.
— Как ты думаешь, что будет, когда Илья увидит меня в зале?
Наташа пожала плечами:
— Наверное, обрадуется. Всегда приятно, когда тебя поддерживают. Тем более, что вы же не враги.
— Ох, я уже не знаю. Я никогда не знаю, что он сделает и как отреагирует.
Паничкин пришел, когда девушки заканчивали оформление документов. Втроем пошли в первый корпус, в конференц-зал. Там он устроил своих временных помощниц за боковым компьютером, шепотом объяснив, что требуется. Во-первых, следить за уровнем видеозаписи: защита полностью писалась на диск. Во-вторых, оформлять документы: вносить оценки за проекты в базу данных и во вкладки к диплому. В-третьих, регистрировать все пояснительные записки и другие материалы, сопровождающие выступление.
Первой защищалась девушка из В-4011. Она страшно волновалась, заикалась, краснела и под конец едва не заплакала. А за ней в зал вызвали Илью.
Он увидел Олю сразу. И на радость по поводу встречи рассчитывать не приходилось: его аж перекосило. Побагровел, сжал губы и в сторону Оли не посмотрел больше ни разу. Она не возражала, в конце концов, это же защита, а не свидание. Сейчас он в своем праве.
Когда у него не заработала демонстрационная модель, он только прикрыл глаза. Стоял несколько секунд, по скулам ходили желваки, но сумел взять себя в руки. Модель не заработала ни со второй, ни с третьей попытки. Встревожился Иосыч, входивший в состав комиссии. Подошел, посмотрел, выглянул в коридор. Оказалось, какой-то шутник вырубил ток, причем не весь зал обесточил, а только временную линию, от которой запитывались модели. Заработало.
Илье задавали много вопросов. Он отвечал нервно, сбивчиво, говорил с избыточными подробностями. А потом встал Иосыч:
— Между прочим, я тут вижу, что при оформлении было использовано ручное письмо. А не так давно мне коллеги с Венеры жаловались: наши выпускники не умеют писать от руки. Илья, ты сам оформлял?
Оля похолодела: вставки от руки делала она. В тот день, когда к нему приезжали родители. Илья тогда признался ей, что пишет как курица лапой.
— Сам, — твердо сказал он.
Иосыч протянул ему маркер, отодвинул стенды, открывая пластиковый щит белого цвета:
— Напиши-ка тему своего проекта. Тем же почерком, какой был использован при общем оформлении.
Оля закрыла глаза. Наверное, то, как поступил Илья, и называется делать хорошую мину при плохой игре. Он нацарапал кое-как, вкривь и вкось, еще и с орфографической ошибкой.
— Понятно. Спасибо, у меня вопросов больше нет, — сказал довольный Иосыч.
Следующие восемнадцать человек прошли как в тумане. Оля слушала, ловила то, что уже знала по спецпредметам, пыталась как-то сориентироваться в будущей специальности. Но все это шло будто за стеклом.
Потом комиссия выгнала всех из зала, чтобы обсудить оценки. Оля с Наташей стояли около двери, их должны были пригласить в зал чуть раньше, чтоб они дооформили документы. И тут Оля увидела, что Илья направляется прямо к ней.
Сначала она подумала, что он готов к примирению. Потом увидела выражение его лица и съежилась.
— Оля, можно задать тебе один вопрос?
Таким тоном он говорил только тогда, когда не собирался сказать ничего хорошего. Оля возблагодарила бога за то, что он дал ей время поближе узнать, что может сказать и подумать этот человек.
— Смотря какой, — осторожно сказала Оля.
— Можно или нет?
— Ну, задавай.
Вокруг столпилось человек пятьдесят — защищающиеся и сочувствующие из выпускных групп. Они сомкнулись так плотно, что Оля не видела солнечного света, заливавшего коридор сквозь высокие окна. И на всех лицах извивалось жадное до чужих тайн любопытство.
— Зачем ты пришла на защиту?
— Какая разница?
— Мне нужен точный ответ.
Оля лихорадочно соображала. Конечно, можно сказать правду. Поверит? Ни за что. Он пришел за ссорой.
— Точный? Одно я тебе могу сказать точно: не из-за тебя!
Раздался издевательский смех. Илья провернулся вокруг своей оси и, растолкав однокашников, скрылся. Он был в бешенстве.
А Оля, хотя и улыбалась, хотя и держала голову по-королевски высоко, с трудом сдерживала слезы.
За что?!
* * *
27 июня 2084 года, вторник
Селенград
Оля с головой окунулась в учебу. Дни были расписаны поминутно. Утром — зачеты и подготовка к сессии, а в свободное время разбор лаборантских. Днем — работа с прилетевшей делегацией американцев. Вечером зубрежка к экзаменам.
Наверное, она была рада полной загрузке. Илья из Селенграда уехал, даже не подумав попрощаться. В самом деле — зачем? Они очень хорошо попрощались. На защите. Оля сама не хотела его больше видеть. Только косвенным путем узнавала, не грозит ли ему суд. Наверное, если б от нее зависела его судьба, и ей предложили бы на выбор, сядет ли он в тюрьму или они никогда больше не увидятся, она бы выбрала второе.
Перед экзаменом по теормеху к ней в лаборантскую завалился Колька Земляков. Оля знала, что Колька влюблен в нее. И ничем не могла ему помочь. Только с тех пор, как он весной на дискотеке попытался поцеловать ее, а она отвернулась, старалась быть поделикатней с ним. Он же не виноват, мучается ни за что.
Колька вцепился в колбу с концентрированной серной кислотой.
— Поставь на место, — потребовала Оля, стоя на последней ступеньке стремянки.
Колька, будто не услышал, медленно вытащил пробку:
— На самом деле концентрированная?
— Вряд ли. Ей Бог знает сколько лет, да и пробка не герметичная.
Он плеснул себе на тыльную сторону ладони. Оля скатилась со стремянки, ухватила его за шиворот, приказала срочно вымыть руки. Колька уперся. В застывших зрачках — веселье отчаяния, побледнел, но улыбается:
— Да ничего не будет. Даже не щиплет.
Рука слегка покраснела, но возможно, Оле это только показалось. Она сдалась, и в этот момент Колька опрокинул колбу в рот, проглотив залпом чуть ли не половину. Оля закричала, заметалась, пытаясь срочно что-то делать, спасать этого дурака… Колька сидел, вытянувшись, как будто проглотил не кислоту, а линейку, идиотски улыбался, прислушиваясь к происходящему в его желудке. У него дрожали руки от ненормального возбуждения, когда адреналина в крови столько, что тут или убивать, или умирать. А глаза будто смотрели уже за край.
— Знаешь, она действительно выдохлась, — констатировал он.
Оля бессильно осела на край стола.
— Ты дурак. Умрешь же, — спокойно сказала она.
— А умирать не страшно, — возразил он с этой своей жуткой улыбкой решившегося человека.
Оля молчала. Колька закурил, и она не возразила, хотя обычно гоняла гостей-курильщиков на улицу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Конечно, Оля всей душой рвалась на его защиту. Для нее это был последний шанс увидеть его. Последний шанс, последний раз. Потом он улетит на Венеру, и больше никогда в жизни они не встретятся.
— Как ты думаешь, что будет, когда Илья увидит меня в зале?
Наташа пожала плечами:
— Наверное, обрадуется. Всегда приятно, когда тебя поддерживают. Тем более, что вы же не враги.
— Ох, я уже не знаю. Я никогда не знаю, что он сделает и как отреагирует.
Паничкин пришел, когда девушки заканчивали оформление документов. Втроем пошли в первый корпус, в конференц-зал. Там он устроил своих временных помощниц за боковым компьютером, шепотом объяснив, что требуется. Во-первых, следить за уровнем видеозаписи: защита полностью писалась на диск. Во-вторых, оформлять документы: вносить оценки за проекты в базу данных и во вкладки к диплому. В-третьих, регистрировать все пояснительные записки и другие материалы, сопровождающие выступление.
Первой защищалась девушка из В-4011. Она страшно волновалась, заикалась, краснела и под конец едва не заплакала. А за ней в зал вызвали Илью.
Он увидел Олю сразу. И на радость по поводу встречи рассчитывать не приходилось: его аж перекосило. Побагровел, сжал губы и в сторону Оли не посмотрел больше ни разу. Она не возражала, в конце концов, это же защита, а не свидание. Сейчас он в своем праве.
Когда у него не заработала демонстрационная модель, он только прикрыл глаза. Стоял несколько секунд, по скулам ходили желваки, но сумел взять себя в руки. Модель не заработала ни со второй, ни с третьей попытки. Встревожился Иосыч, входивший в состав комиссии. Подошел, посмотрел, выглянул в коридор. Оказалось, какой-то шутник вырубил ток, причем не весь зал обесточил, а только временную линию, от которой запитывались модели. Заработало.
Илье задавали много вопросов. Он отвечал нервно, сбивчиво, говорил с избыточными подробностями. А потом встал Иосыч:
— Между прочим, я тут вижу, что при оформлении было использовано ручное письмо. А не так давно мне коллеги с Венеры жаловались: наши выпускники не умеют писать от руки. Илья, ты сам оформлял?
Оля похолодела: вставки от руки делала она. В тот день, когда к нему приезжали родители. Илья тогда признался ей, что пишет как курица лапой.
— Сам, — твердо сказал он.
Иосыч протянул ему маркер, отодвинул стенды, открывая пластиковый щит белого цвета:
— Напиши-ка тему своего проекта. Тем же почерком, какой был использован при общем оформлении.
Оля закрыла глаза. Наверное, то, как поступил Илья, и называется делать хорошую мину при плохой игре. Он нацарапал кое-как, вкривь и вкось, еще и с орфографической ошибкой.
— Понятно. Спасибо, у меня вопросов больше нет, — сказал довольный Иосыч.
Следующие восемнадцать человек прошли как в тумане. Оля слушала, ловила то, что уже знала по спецпредметам, пыталась как-то сориентироваться в будущей специальности. Но все это шло будто за стеклом.
Потом комиссия выгнала всех из зала, чтобы обсудить оценки. Оля с Наташей стояли около двери, их должны были пригласить в зал чуть раньше, чтоб они дооформили документы. И тут Оля увидела, что Илья направляется прямо к ней.
Сначала она подумала, что он готов к примирению. Потом увидела выражение его лица и съежилась.
— Оля, можно задать тебе один вопрос?
Таким тоном он говорил только тогда, когда не собирался сказать ничего хорошего. Оля возблагодарила бога за то, что он дал ей время поближе узнать, что может сказать и подумать этот человек.
— Смотря какой, — осторожно сказала Оля.
— Можно или нет?
— Ну, задавай.
Вокруг столпилось человек пятьдесят — защищающиеся и сочувствующие из выпускных групп. Они сомкнулись так плотно, что Оля не видела солнечного света, заливавшего коридор сквозь высокие окна. И на всех лицах извивалось жадное до чужих тайн любопытство.
— Зачем ты пришла на защиту?
— Какая разница?
— Мне нужен точный ответ.
Оля лихорадочно соображала. Конечно, можно сказать правду. Поверит? Ни за что. Он пришел за ссорой.
— Точный? Одно я тебе могу сказать точно: не из-за тебя!
Раздался издевательский смех. Илья провернулся вокруг своей оси и, растолкав однокашников, скрылся. Он был в бешенстве.
А Оля, хотя и улыбалась, хотя и держала голову по-королевски высоко, с трудом сдерживала слезы.
За что?!
* * *
27 июня 2084 года, вторник
Селенград
Оля с головой окунулась в учебу. Дни были расписаны поминутно. Утром — зачеты и подготовка к сессии, а в свободное время разбор лаборантских. Днем — работа с прилетевшей делегацией американцев. Вечером зубрежка к экзаменам.
Наверное, она была рада полной загрузке. Илья из Селенграда уехал, даже не подумав попрощаться. В самом деле — зачем? Они очень хорошо попрощались. На защите. Оля сама не хотела его больше видеть. Только косвенным путем узнавала, не грозит ли ему суд. Наверное, если б от нее зависела его судьба, и ей предложили бы на выбор, сядет ли он в тюрьму или они никогда больше не увидятся, она бы выбрала второе.
Перед экзаменом по теормеху к ней в лаборантскую завалился Колька Земляков. Оля знала, что Колька влюблен в нее. И ничем не могла ему помочь. Только с тех пор, как он весной на дискотеке попытался поцеловать ее, а она отвернулась, старалась быть поделикатней с ним. Он же не виноват, мучается ни за что.
Колька вцепился в колбу с концентрированной серной кислотой.
— Поставь на место, — потребовала Оля, стоя на последней ступеньке стремянки.
Колька, будто не услышал, медленно вытащил пробку:
— На самом деле концентрированная?
— Вряд ли. Ей Бог знает сколько лет, да и пробка не герметичная.
Он плеснул себе на тыльную сторону ладони. Оля скатилась со стремянки, ухватила его за шиворот, приказала срочно вымыть руки. Колька уперся. В застывших зрачках — веселье отчаяния, побледнел, но улыбается:
— Да ничего не будет. Даже не щиплет.
Рука слегка покраснела, но возможно, Оле это только показалось. Она сдалась, и в этот момент Колька опрокинул колбу в рот, проглотив залпом чуть ли не половину. Оля закричала, заметалась, пытаясь срочно что-то делать, спасать этого дурака… Колька сидел, вытянувшись, как будто проглотил не кислоту, а линейку, идиотски улыбался, прислушиваясь к происходящему в его желудке. У него дрожали руки от ненормального возбуждения, когда адреналина в крови столько, что тут или убивать, или умирать. А глаза будто смотрели уже за край.
— Знаешь, она действительно выдохлась, — констатировал он.
Оля бессильно осела на край стола.
— Ты дурак. Умрешь же, — спокойно сказала она.
— А умирать не страшно, — возразил он с этой своей жуткой улыбкой решившегося человека.
Оля молчала. Колька закурил, и она не возразила, хотя обычно гоняла гостей-курильщиков на улицу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136