Остромир задумчиво посмотрел вслед Радиму. Он до сих пор не был уверен, какое решение самое правильное: немедленно казнить опасного бродягу, заточить его в порубе и заставить работать на себя или отпустить от греха подальше. На счастье скомороха, боярин склонялся к последнему.
Яков, как обычно, ворчал, Сара его успокаивала.
— Ой, разорили бедного купчину! Столько всего претерпел, а что взамен? Пара ржавых мечей? Вернусь в Булгар грязный, ободранный и обессиленный! Почему кому-то достаются сокровища, как Исаку… Помнишь, Сара, он в прошлом годе золотую домовину древнего царя Атиллы откопал? Ходил такой важный, а потом переехал в Итиль. Кому-то сокровища, а мне — одни несчастья! За что Господь так недобр ко мне?
— Думаю, он добр, господин, — ответил за Бога Радим. — Благо, голову сохранили.
— Голова на месте, — согласился купец. — Но болит. У меня всегда голова болит после того, как надышусь какой-нибудь гадостью. Как этот крест вонял! Я давно не помню, чтобы у меня так закладывало нос. Ты, Сара, помнишь? Я — нет. И как, спрашивается, у меня должно быть после этого с головой?
Радим улыбнулся. Когда никого не было, он достал из-за пояса мошну, ловко срезанную с пояса покойного князя. Ослабив горловину, скоморох запустил в нее руку. Сребреники приятно охолодили пальцы.
КРОВЬ СКОМОРОХА
Глава 1
С Ильменя веяло прохладой, обычной для этих мест в конце серпеня. На ветру поскрипывала калитка, ведущая во двор, огороженный высоким тыном. На Причальной улице Городища было пусто. Уже давно отзвонили вечерню, и добрые люди уснули, оставив заботы до утра.
Тишину разорвал густой лай собак, потом послышался топот копыт: по улице рысью проехали вершники. Их было пятеро, все рослые, на ухоженных конях под боевыми седлами и с крепкими сбруями. Темные шерстяные плащи защищали всадников от порывов ветра, а длинные мечи, опоясывавшие четверых из них, — от недобрых людей.
Коней осадили у скрипучей калитки.
— Мы с Дудикой войдем, — сказал тот вершник, что был без меча. — Стерегите ворота, привяжите животин и ждите. Ежели свистнем, немедля рвите к нам.
— Делайте как диакон велит, — подтвердил сказанное самый широкоплечий из ватаги. — И никого не пускать — ни туда, ни сюда.
— Угу, — кивнули здоровяки.
Спешившись, Дудика и диакон уверенным шагом направились к крыльцу большого дома. Оконца не были затворены ставнями, а потому падавший из них свет хорошо освещал натоптанную дорожку. Пахло домашней скотиной и свежей едой. Навстречу гостям выбежал хромой детина:
— Просим, просим! Проходите! Хозяин рад, очень рад.
— Отрадно, — негромко проговорил диакон.
— А ну, с дороги! — Дудика грубо оттолкнул мешавшегося под ногами детину.
Не замедляя шага, приезжие вошли в дом. Внутри было ненамного светлее. В центре клети полыхал очаг, пара лучин освещала длинный стол, поставленный у стены, огарок свечи теплился у образа Богородицы в красном углу. Диакон и Дудика перекрестились. Остановившись у самой двери, осмотрелись.
— Видишь кого похожего?
— Нет.
— Надо искать. Слово было верное. Дурить нас тот холоп не посмел бы.
Углядеть всех, кто находился в доме, было трудно. Мало что некоторые лежали на полу, с головой укрывшись дерюгами, и зычно храпели, так еще сумрак скрадывал закутки и закоулки. Явно бодрствовали только трое. Два мужа, лет по тридцати от роду, сидели за столом и, вяло переговариваясь, хлебали мутноватое пиво из потемневшего, потрескавшегося жбана. Низкорослый толстячок в замасленной рубахе, подвязанной кожаным ремешком, суетился у очага.
— Надо хозяина попытать. Он всех примечать должен. Гостеприимцы — скользкие твари, но мы тоже не лыком шиты.
Диакон и Дудика направились к очагу. Языки пламени лизали нанизанную на вертел тушу кабана. Шипел на углях жир. Пахло так вкусно, что Дудика сглотнул слюну.
— Добро пожаловать, гости дорогие, к Боровичку на роздых и горячую кашу. Рассаживайтесь поудобнее. Могу предложить меда сладчайшего и мясца свежайшего.
— Ты — хозяин? — спросил диакон.
— Да, да, гости дорогие, Боровичок стоит перед вами. Очень рад, что почтили меня своим вниманием. Как величать почтенных господ? Вижу, вы из храбрых мужей. Уж не из княжьей ли дружины?
— Много болтаешь, толстяк. Отвечай, не заходил ли к тебе сегодня скоморох?
— Может, сначала угощенье, а дело потом, гости дорогие? Я тут…
— Отвечай, живо! — вступил в разговор Дудика, хватая Боровичка за горло.
— Хочешь с нами в хитрого и тупого поиграть? — нахмурился диакон. — Не выйдет, заруби себе на носу, толстяк. Мы пока по-доброму спрашиваем. Так видел скомороха?
Шум у очага отвлек мужей, грустивших у полупустого жбана. Они окинули мутным взором грубых гостей и решили вмешаться:
— Эй, вы, лиходеи! А ну пустите Боровичка!
— Щас мы вам накидаем! — пошатываясь, один из мужей поднялся со скамьи и стиснул кулаки.
Как ни высок был Дудика, но тот, кто приближался к нему, почти доставал притолоки. Рука воина стиснула рукоять меча. Со всех сторон зашевелились постояльцы.
— Назад, смерды! — закричал диакон. — Ослепли, что ль? Не видите, кто перед вами стоит? Я — Григорий, диакон Святой Софии! Кто нам поперек пойдет, именем Божьим пойман будет!
Для большего эффекта диакон распахнул плащ, чтобы все увидели богатый золотой крест, висящий на груди.
— Прости, отче! — Мужи повалились на колени. — Не ведали, что творили. Бес попутал, да хмель в голову вдарил. Темно тут… Не приметили…
— Молчать, — коротко ответил Григорий.
— Благослови!
— Молчать!
Дудика пинками погнал пьяниц в угол. Диакон повернулся к Боровичку, продолжая начатый разговор:
— Где скоморох?
Увлеченный расспросами хозяина постоялого двора, Григорий не заметил, как один из постояльцев тенью скользнул под стол. Пока шел разговор, он сидел, прижавшись к стене и стараясь не дышать. Точнее, замер он после того, как вошедшие упомянули скомороха.
— Был тут один. Но уж верно не знаю, скоморох он или кто, — начал Боровичок. — Как мешок свой расшнуровал, так я личину липовую увидел. Может, и не скоморох вовсе.
— Где он?
— Хорошее серебро мне дал. Я ему в своей горнице постелил. Там, верно, и спит. А может, гуляет где. Я его вечор не видел. Эй, Хромец, покажи важным господам, где моя горница!
Хромой детина, глупо улыбаясь, вынырнул из темноты. Он услужливо приоткрыл низкую скрипучую дверь и осветил порог лучиной.
— Пойдешь с нами сам.
— Э-э, милостивые господа. У меня тут хряк добрый на вертеле. Сгорит, вот вам крест, ежели не прослежу. Не вводите в убытки, помилуйте.
— Пусть Хромец последит. Двигай. Дудика грубо толкнул Боровичка в спину, понуждая идти.
— Смотри, Хромец, не подведи!
— Не подведу, хозяин!
Детина и Боровичок многозначительно переглянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Яков, как обычно, ворчал, Сара его успокаивала.
— Ой, разорили бедного купчину! Столько всего претерпел, а что взамен? Пара ржавых мечей? Вернусь в Булгар грязный, ободранный и обессиленный! Почему кому-то достаются сокровища, как Исаку… Помнишь, Сара, он в прошлом годе золотую домовину древнего царя Атиллы откопал? Ходил такой важный, а потом переехал в Итиль. Кому-то сокровища, а мне — одни несчастья! За что Господь так недобр ко мне?
— Думаю, он добр, господин, — ответил за Бога Радим. — Благо, голову сохранили.
— Голова на месте, — согласился купец. — Но болит. У меня всегда голова болит после того, как надышусь какой-нибудь гадостью. Как этот крест вонял! Я давно не помню, чтобы у меня так закладывало нос. Ты, Сара, помнишь? Я — нет. И как, спрашивается, у меня должно быть после этого с головой?
Радим улыбнулся. Когда никого не было, он достал из-за пояса мошну, ловко срезанную с пояса покойного князя. Ослабив горловину, скоморох запустил в нее руку. Сребреники приятно охолодили пальцы.
КРОВЬ СКОМОРОХА
Глава 1
С Ильменя веяло прохладой, обычной для этих мест в конце серпеня. На ветру поскрипывала калитка, ведущая во двор, огороженный высоким тыном. На Причальной улице Городища было пусто. Уже давно отзвонили вечерню, и добрые люди уснули, оставив заботы до утра.
Тишину разорвал густой лай собак, потом послышался топот копыт: по улице рысью проехали вершники. Их было пятеро, все рослые, на ухоженных конях под боевыми седлами и с крепкими сбруями. Темные шерстяные плащи защищали всадников от порывов ветра, а длинные мечи, опоясывавшие четверых из них, — от недобрых людей.
Коней осадили у скрипучей калитки.
— Мы с Дудикой войдем, — сказал тот вершник, что был без меча. — Стерегите ворота, привяжите животин и ждите. Ежели свистнем, немедля рвите к нам.
— Делайте как диакон велит, — подтвердил сказанное самый широкоплечий из ватаги. — И никого не пускать — ни туда, ни сюда.
— Угу, — кивнули здоровяки.
Спешившись, Дудика и диакон уверенным шагом направились к крыльцу большого дома. Оконца не были затворены ставнями, а потому падавший из них свет хорошо освещал натоптанную дорожку. Пахло домашней скотиной и свежей едой. Навстречу гостям выбежал хромой детина:
— Просим, просим! Проходите! Хозяин рад, очень рад.
— Отрадно, — негромко проговорил диакон.
— А ну, с дороги! — Дудика грубо оттолкнул мешавшегося под ногами детину.
Не замедляя шага, приезжие вошли в дом. Внутри было ненамного светлее. В центре клети полыхал очаг, пара лучин освещала длинный стол, поставленный у стены, огарок свечи теплился у образа Богородицы в красном углу. Диакон и Дудика перекрестились. Остановившись у самой двери, осмотрелись.
— Видишь кого похожего?
— Нет.
— Надо искать. Слово было верное. Дурить нас тот холоп не посмел бы.
Углядеть всех, кто находился в доме, было трудно. Мало что некоторые лежали на полу, с головой укрывшись дерюгами, и зычно храпели, так еще сумрак скрадывал закутки и закоулки. Явно бодрствовали только трое. Два мужа, лет по тридцати от роду, сидели за столом и, вяло переговариваясь, хлебали мутноватое пиво из потемневшего, потрескавшегося жбана. Низкорослый толстячок в замасленной рубахе, подвязанной кожаным ремешком, суетился у очага.
— Надо хозяина попытать. Он всех примечать должен. Гостеприимцы — скользкие твари, но мы тоже не лыком шиты.
Диакон и Дудика направились к очагу. Языки пламени лизали нанизанную на вертел тушу кабана. Шипел на углях жир. Пахло так вкусно, что Дудика сглотнул слюну.
— Добро пожаловать, гости дорогие, к Боровичку на роздых и горячую кашу. Рассаживайтесь поудобнее. Могу предложить меда сладчайшего и мясца свежайшего.
— Ты — хозяин? — спросил диакон.
— Да, да, гости дорогие, Боровичок стоит перед вами. Очень рад, что почтили меня своим вниманием. Как величать почтенных господ? Вижу, вы из храбрых мужей. Уж не из княжьей ли дружины?
— Много болтаешь, толстяк. Отвечай, не заходил ли к тебе сегодня скоморох?
— Может, сначала угощенье, а дело потом, гости дорогие? Я тут…
— Отвечай, живо! — вступил в разговор Дудика, хватая Боровичка за горло.
— Хочешь с нами в хитрого и тупого поиграть? — нахмурился диакон. — Не выйдет, заруби себе на носу, толстяк. Мы пока по-доброму спрашиваем. Так видел скомороха?
Шум у очага отвлек мужей, грустивших у полупустого жбана. Они окинули мутным взором грубых гостей и решили вмешаться:
— Эй, вы, лиходеи! А ну пустите Боровичка!
— Щас мы вам накидаем! — пошатываясь, один из мужей поднялся со скамьи и стиснул кулаки.
Как ни высок был Дудика, но тот, кто приближался к нему, почти доставал притолоки. Рука воина стиснула рукоять меча. Со всех сторон зашевелились постояльцы.
— Назад, смерды! — закричал диакон. — Ослепли, что ль? Не видите, кто перед вами стоит? Я — Григорий, диакон Святой Софии! Кто нам поперек пойдет, именем Божьим пойман будет!
Для большего эффекта диакон распахнул плащ, чтобы все увидели богатый золотой крест, висящий на груди.
— Прости, отче! — Мужи повалились на колени. — Не ведали, что творили. Бес попутал, да хмель в голову вдарил. Темно тут… Не приметили…
— Молчать, — коротко ответил Григорий.
— Благослови!
— Молчать!
Дудика пинками погнал пьяниц в угол. Диакон повернулся к Боровичку, продолжая начатый разговор:
— Где скоморох?
Увлеченный расспросами хозяина постоялого двора, Григорий не заметил, как один из постояльцев тенью скользнул под стол. Пока шел разговор, он сидел, прижавшись к стене и стараясь не дышать. Точнее, замер он после того, как вошедшие упомянули скомороха.
— Был тут один. Но уж верно не знаю, скоморох он или кто, — начал Боровичок. — Как мешок свой расшнуровал, так я личину липовую увидел. Может, и не скоморох вовсе.
— Где он?
— Хорошее серебро мне дал. Я ему в своей горнице постелил. Там, верно, и спит. А может, гуляет где. Я его вечор не видел. Эй, Хромец, покажи важным господам, где моя горница!
Хромой детина, глупо улыбаясь, вынырнул из темноты. Он услужливо приоткрыл низкую скрипучую дверь и осветил порог лучиной.
— Пойдешь с нами сам.
— Э-э, милостивые господа. У меня тут хряк добрый на вертеле. Сгорит, вот вам крест, ежели не прослежу. Не вводите в убытки, помилуйте.
— Пусть Хромец последит. Двигай. Дудика грубо толкнул Боровичка в спину, понуждая идти.
— Смотри, Хромец, не подведи!
— Не подведу, хозяин!
Детина и Боровичок многозначительно переглянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79