Молодой боярин отворил дверь, и оба собеседника вышли. Снова в палате повисла непроглядная тьма.
Раздался негромкий стук — это Богдан ударился лбом о лавку, когда поднимался на ноги.
— Что теперь? — прошептал он.
— Нашел что-нибудь?
— Да. Печка да беседа.
— Шутник, талый снеговик… — выругался Ра-дим. — Ценности нашел?
— Нет.
— Иди сюда. — Замок короба поддался ловким рукам Радима. Он откинул крышку и стал шарить внутри.
— Ничего не видать, — пожаловался Богдан. Радим извлек из-за кушака лучину и чиркнул огнивом. Маленький огонек заплясал во тьме.
— Во! Так лучше!
— Тс-с!
Скоморохи стали извлекать барахло, лежавшее в коробе. Несколько холщовых рубах, еще какое-то тряпье, глиняные горшки, какие-то деревянные доски… Ага, наконец попалось что-то ценное: кольчуга тонкой византийской работы. Тут же рядом находился и массивный конический шишак с позолоченным наносьем.
— Давай мешок! — скомандовал Радим.
Богдан подчинился, и вскоре кольчуга и шишак перекочевали в мешок. Радим стал рыться в коробе дальше.
— Еще есть что?
— Беда, пусто, — Радим был расстроен. Добыча не радовала богатством. Скоморох рассчитывал на большее.
— Что будем делать?
— Пойдем дальше, — кивок в сторону двери указал направление.
— Куда? Там же бояре!
— Уже ушли. Боишься?
— А то! Но все равно пойду. Веди.
На всякий случай лучину притушили, прежде чем заскрипеть дверью. Однако предосторожность была излишней. Радим чиркнул огнивом, подпаливая лучину вновь. Тени заиграли на бревенчатых стенах.
— Может, не пойдем дальше? — беспокойно спросил Богдан. — Тут тоже пусто.
Действительно, клеть, в которую они попали, была уставлена какими-то невразумительными бочками и чурбаками. Похоже, это был проходной помост, в который вела лестница с первого яруса. Из клети двери вели в отдельные палаты.
Удостоверившись, что ничего ценного и в этом месте не добыть, Радим принял решение идти дальше. Он приблизился к одной из дубовых дверей и прислонил к ней ухо.
— Богдан, а ты слышишь там что-нибудь?
— Нет.
Радим подождал еще несколько мгновений, потом начал медленно отворять дверь. Он был напряжен, в любой миг готов броситься в сторону. Были в жизни Радима случаи, когда ему приходилось сталкиваться с владельцем хором нос к носу — и уносить ноги. Все встречи окончились благополучно именно благодаря постоянной готовности скомороха к неожиданностям.
Дверь распахнулась полностью, но Радим не спешил переступать порог. Некоторое время он выжидал, вглядываясь в темноту. Может, здесь кто-то спит? Не хотелось бы забрести в палату, забитую отдыхающими ратниками. Расправа будет быстрой и жестокой. Судить по Русской Правде изувеченный труп не станут.
Радим счел задержку достаточной и переступил порог. Богдан подался за ним. Они осторожно прошли в глубь палаты, держась левой стены. Огонек лучины давал мало света, однако Радим сразу понял, что они попали в то место, о котором он мечтал.
Столы и лавки были покрыты дорогими паволоками, серебряная утварь в изобилии стояла на расписных коробах, на стенах висели диковинные шкуры и ковры. В глубине угадывались очертания огромного одра, украшенного вычурной резьбою и позолотой. Вдвоем, даже если очень напрячься, всего, что просилось в руки, не унести.
— Богато! — вырвалось у Богдана, и он потянулся рукой к чаше, стоявшей на одном из столов. — Ого! Вино!
То, что произошло дальше, Радим воспринял как гром среди ясного неба. Не успел Богдан поднести чашу к губам, как палата внезапно осветилась и скоморохи оказались окруженными дворовыми девками и детинами. Каждый холоп держал перед собой лучину. В клети стало светло, как днем.
Радим попытался прорваться к двери, но путь преградил коренастый бородач с секирой наперевес. Вид страж имел свирепый — вихры перехвачены железным кольцом-наголовником, на обеих руках широкие кожаные обручни, волосатая грудь выпирала из толстой тюленьей рубахи. Уткнувшись ему в живот, Радим отступил. Остальные противники были не столь грозны — несколько отроков и вдвое больше отроковиц, но бежать все равно было некуда: из палаты имелся только один выход.
Вооруженные мялицами и колотушками, дворовые теснились вокруг пожилой боярыни, которую Радим видел во главе праздничного стола.
— Отравители? — грозно спросила хозяйка.
— Что? — Богдан, на которого был направлен жесткий взгляд ее глаз, неуютно поежился.
Боярыня медленно села на массивный стул, украшенный причудливой резьбой и росписью. Одна из девок заботливо подложила ей за спину мягкую бархатную подушку.
— Кто послал вас отравить меня? — боярыня явно не шутила. — А ну-ка, Антипка, придуши старшого.
Радим еще не успел понять, что старшой — это он, как деревянное топорище прижало его кадык. Скоморох захрипел и задергался, но вырваться не мог: державший сзади Антипка знал свое дело.
— Отпусти, — велела боярыня слуге. Потом обратилась к Радиму: — Говори.
— Вот те зуб, милостивая боярыня! — Скоморох повалился на колени. — Не отравители мы. И помыслов даже не было!
— Проклятые язычники… — выругалась боярыня. — Зуб дают… Захочу, вообще без единого зуба отсюда уйдешь.
— Не гневись, милостивая боярыня! Христиане мы, добрые христиане! Вот и нательный крестик имеется, — Радим начал судорожно шарить на груди в поисках христианского талисмана.
— Знаю, какие вы христиане. Как и мой муженек, — церкви строите, а идолов не жгете. Спроси вас, что в Библии написано, слова верного не скажете.
— Неграмотные мы, есть беда, помилуй, милостивая боярыня…
— Пей вино, что истуканом замер, — приказала боярыня Богдану. — А ну, быстро!
Юноша повторять приказ не заставил и большими глотками стал поглощать содержимое чаши. Присутствующие молча наблюдали за процессом. Когда Богдан сделал последний глоток, отставил чашу и вытер рукавом сорочки капли с губ, боярыня глубокомысленно заметила:
— Не помер.
— Да рано мне помирать-то, матушка боярыня, — Богдану вино понравилось, он с удовольствием выпил бы еще. — Доброе питие!
— Кто ж вы тогда такие, коли не отравители?
— Я — Радим, а он вот — Богдан. Люди мы простые, не отравители, точно.
— Что за Радим? Что за Богдан? Ежели б это я сказала, мол, Параскева мое имя, то все б поняли, что я — жена воеводы Эйлива. Ибо нет другой Параскевы, которая ходит в золоченых сапожках и носит золотой обруч в седых волосах. Радимов же и Богданов, одетых в замызганные холщовые рубахи, в наших краях немало. Что тут делаете?
— Скоморохи мы. В хоромы нас какой-то важный господин завел, велел ждать. Мы же — глупня — решили палаты посмотреть, сюда вот зашли.
— Не тот ли важный господин вам и мешок этот дал? — Параскева указала на набитый доспехами мешок Богдана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79