Он следовал за песней, пока не ступил под арку, ведущую в зал Сестер с алтарями трех других первородных стихий. В стенах огромного круглого помещения были вырублены три ниши. В одной из них мерцал яркий свет, поднимающийся к алтарю из самого центра Земли, в другой журчал ручей Священной Воды, в третьей кружил пойманный порыв свежего ветра, вечно восхваляющий стихию воздуха. Четвертую Сестру, стихию эфира, можно было найти в дальней части базилики, куда не проникали ослепительные отсветы горячего сердца Земли. Там сами скалы испускали холодное сияние первородной стихии, возникшей вместе со вселенной.
Благословенный погасил лампу, погрузив зал в привычную темноту.
Он двинулся дальше, мимо огромных колонн, имевших форму деревьев, в кронах которых прятались фигурки самых разных птиц, мимо выполненных в натуральную величину статуй слонов, газелей и львов, сквозь арку, охраняемую воинами-великанами, один из которых — к ужасу Благословенного — отсутствовал, он прошел к внутреннему святилищу, главному алтарю из Живого Камня. Он слышал, как льется в темноте песня Земли, переходящая в погребальный плач, такой жалобный, что из глаз Моусы вновь потекли слезы.
Базилика, его базилика, осквернена.
«Никогда больше, — подумал он, встряхнув головой и склоняясь перед алтарем. — Никогда, никогда».
В его ушах все еще звенели слова Патриарха:
— Найлэш Моуса, задержись. Береги Терреанфор.
— Я понял, — вновь прошептал он.
С сухими глазами и выражением решимости на лице Благословенный начал обряд, открыв свой разум и священный алтарь молитвам верующих Сорболда, с которыми они обращались к Создателю. Услышав последнюю, он присоединил к ним собственную мольбу и начал по Цепи Молитв передавать их в Сепульварту, где Патриарх направит их прямо к Единому Богу.
Завершив ритуал передачи молитв, Найлэш Моуса начал обряд прощания. За каждого убитого послушника и священника он пять раз склонялся перед алтарем из Живого Камня и повторял благословение:
— О наша мать Земля, ждущая нас под вечными небесами, укрой нас, поддержи, дай нам покой.
Отдав долг погибшим, он двинулся дальше по бесконечным темным коридорам, затем поднялся по широким ступеням к подножию узкой винтовой лестницы, ведущей к склепам королевской усыпальницы. Менее года назад он совершил похоронный обряд для вдовствующей императрицы и ее сына, наследного принца Вишлы, умерших друг за другом в течение часа. Тогда ему не пришло в голову, что они могли быть убиты, теперь страшное понимание тяжким бременем легло ему на плечи — еще одно преступление Талквиста.
— Никогда больше, — повторял он, и глаза его вновь наполнились слезами. — Никогда больше.
Свет начал постепенно просачиваться в священную темноту. Благословенный вошел в часовню, откуда и начинался тяжелый подъем по Лестнице Истинно Верующих на самую вершину горы. Именно там находились склепы императоров, и в каждом было окно, украшенное великолепным витражом.
Гора и базилика были неприступны, но Найлэш Моуса знал, что, помимо главного входа, существует еще одна возможность проникнуть в Терреанфор — нужно просто разбить цветные стекла.
Найлэш Моуса опустился на колени перед Лестницей Истинно Верующих.
И начал медленно повторять слова, которые выучил очень давно, — как часто он молился, чтобы ему никогда не пришлось их произносить. То были слова Запирания, несущие в себе страшную силу уничтожения, Моусе было известно, из какого древнего, давно уже мертвого языка взяты эти фразы, которым втайне обучали всех Благословенных Сорболда с момента основания Терреанфора. Но зато он твердо знал, что должен произнести эти слова только в том случае, когда нет другого выхода: базилика подвергается нападению и ей грозит уничтожение или, еще того хуже, кто-то хочет воспользоваться ее магией во вред людям. Никогда прежде не возникало такой опасности, даже во время войны, едва не уничтожившей весь континент, поскольку никто из воюющих не брезговал любыми, даже самыми грязными и подлыми средствами.
Теперь это время пришло.
46
Гвинвуд
Казалось, мрак в склепе, в который превратилось тело Ллаурона, сгущается.
— Неужели здесь нет хотя бы небольшого отверстия…
Акмед поднял руку, мягко попросив Рапсодию замолчать. Он закрыл глаза и обратился к своей магии поиска пути, пытаясь обнаружить хотя бы самую маленькую щелочку, ведущую наружу. Наконец он покачал головой.
— Ничего, — сказал он. — Вирм-Прародитель знал, что делает, когда запечатал собой Подземные Палаты. Если бы в нем имелась пускай даже крохотная трещина, бесформенные демоны огня сумели бы спастись. Однако в течение тысяч лет ни одному из них не удавалось выбраться оттуда, пока Спящее Дитя не упала на Землю и не разбила их тюрьму. Создается впечатление, что Ллаурон, пытаясь нас защитить, обрек всех троих на смерть от удушья.
— Скоро вернется Эши с каретой, — напомнила Рапсодия, и ее глаза сверкнули, она отчаянно боролась с подступающей паникой. — Он сумеет помочь нам выбраться отсюда.
— Как? Какой властью может обладать Эши над оболочкой принявшего Завершение дракона, которой бы не было у Элинсинос?
Ребенок зашевелился на руках у Рапсодии и послышался его недовольный голос. Акмед видел, как мгновенно изменилось лицо Рапсодии — печаль уступила место ужасу. Она подползла к стене, с трудом поднялась на ноги и принялась колотить кулаком по каменной стене.
— Элинсинос! Помоги нам! Элинсинос! — кричала она. Она вновь и вновь колотила по стене, а ребенок продолжал плакать.
Акмед схватил ее за запястье, и у него неожиданно закружилась голова. Мир на мгновение качнулся, и он вдруг вспомнил, как в первый раз схватил ее за руку и потащил за собой, заставив покинуть родину, чтобы долгие годы скитаться во чреве Земли.
Он ослабил хватку, не желая причинить Рапсодии боль, и отметил, какими хрупкими у нее стали запястья и какой тонкой, почти прозрачной, кожа. Побледневшая Рапсодия обратила на него полные паники глаза.
— Тихо, тихо, — он словно опять пытался успокоить крошечного ребенка. — Береги воздух. Если Элинсинос жива, она знает, что мы здесь. Звать ее не имеет никакого смысла.
Рапсодия опустилась на пол пещеры, прижимая к себе плачущего ребенка, и ее глаза наполнились слезами отчаяния. Она погладила ребенка и вдруг резко подняла голову.
— Нет, есть, — медленно проговорила она, прислонившись спиной к стене. — Это поможет, если меня услышит Кузен — Анборн или Грунтор. Если бы ветер донес до них мой голос…
— Какой ветер, Рапсодия? — тихо спросил Акмед. Она вздохнула, и ему показалось, что надежда ее покидает.
— Иди сюда, — предложил он и оперся о стену. — Вы, лирины, слишком легко расходуете воздух, поскольку привыкли, что его всегда много, — бери пример с обитателя пещер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Благословенный погасил лампу, погрузив зал в привычную темноту.
Он двинулся дальше, мимо огромных колонн, имевших форму деревьев, в кронах которых прятались фигурки самых разных птиц, мимо выполненных в натуральную величину статуй слонов, газелей и львов, сквозь арку, охраняемую воинами-великанами, один из которых — к ужасу Благословенного — отсутствовал, он прошел к внутреннему святилищу, главному алтарю из Живого Камня. Он слышал, как льется в темноте песня Земли, переходящая в погребальный плач, такой жалобный, что из глаз Моусы вновь потекли слезы.
Базилика, его базилика, осквернена.
«Никогда больше, — подумал он, встряхнув головой и склоняясь перед алтарем. — Никогда, никогда».
В его ушах все еще звенели слова Патриарха:
— Найлэш Моуса, задержись. Береги Терреанфор.
— Я понял, — вновь прошептал он.
С сухими глазами и выражением решимости на лице Благословенный начал обряд, открыв свой разум и священный алтарь молитвам верующих Сорболда, с которыми они обращались к Создателю. Услышав последнюю, он присоединил к ним собственную мольбу и начал по Цепи Молитв передавать их в Сепульварту, где Патриарх направит их прямо к Единому Богу.
Завершив ритуал передачи молитв, Найлэш Моуса начал обряд прощания. За каждого убитого послушника и священника он пять раз склонялся перед алтарем из Живого Камня и повторял благословение:
— О наша мать Земля, ждущая нас под вечными небесами, укрой нас, поддержи, дай нам покой.
Отдав долг погибшим, он двинулся дальше по бесконечным темным коридорам, затем поднялся по широким ступеням к подножию узкой винтовой лестницы, ведущей к склепам королевской усыпальницы. Менее года назад он совершил похоронный обряд для вдовствующей императрицы и ее сына, наследного принца Вишлы, умерших друг за другом в течение часа. Тогда ему не пришло в голову, что они могли быть убиты, теперь страшное понимание тяжким бременем легло ему на плечи — еще одно преступление Талквиста.
— Никогда больше, — повторял он, и глаза его вновь наполнились слезами. — Никогда больше.
Свет начал постепенно просачиваться в священную темноту. Благословенный вошел в часовню, откуда и начинался тяжелый подъем по Лестнице Истинно Верующих на самую вершину горы. Именно там находились склепы императоров, и в каждом было окно, украшенное великолепным витражом.
Гора и базилика были неприступны, но Найлэш Моуса знал, что, помимо главного входа, существует еще одна возможность проникнуть в Терреанфор — нужно просто разбить цветные стекла.
Найлэш Моуса опустился на колени перед Лестницей Истинно Верующих.
И начал медленно повторять слова, которые выучил очень давно, — как часто он молился, чтобы ему никогда не пришлось их произносить. То были слова Запирания, несущие в себе страшную силу уничтожения, Моусе было известно, из какого древнего, давно уже мертвого языка взяты эти фразы, которым втайне обучали всех Благословенных Сорболда с момента основания Терреанфора. Но зато он твердо знал, что должен произнести эти слова только в том случае, когда нет другого выхода: базилика подвергается нападению и ей грозит уничтожение или, еще того хуже, кто-то хочет воспользоваться ее магией во вред людям. Никогда прежде не возникало такой опасности, даже во время войны, едва не уничтожившей весь континент, поскольку никто из воюющих не брезговал любыми, даже самыми грязными и подлыми средствами.
Теперь это время пришло.
46
Гвинвуд
Казалось, мрак в склепе, в который превратилось тело Ллаурона, сгущается.
— Неужели здесь нет хотя бы небольшого отверстия…
Акмед поднял руку, мягко попросив Рапсодию замолчать. Он закрыл глаза и обратился к своей магии поиска пути, пытаясь обнаружить хотя бы самую маленькую щелочку, ведущую наружу. Наконец он покачал головой.
— Ничего, — сказал он. — Вирм-Прародитель знал, что делает, когда запечатал собой Подземные Палаты. Если бы в нем имелась пускай даже крохотная трещина, бесформенные демоны огня сумели бы спастись. Однако в течение тысяч лет ни одному из них не удавалось выбраться оттуда, пока Спящее Дитя не упала на Землю и не разбила их тюрьму. Создается впечатление, что Ллаурон, пытаясь нас защитить, обрек всех троих на смерть от удушья.
— Скоро вернется Эши с каретой, — напомнила Рапсодия, и ее глаза сверкнули, она отчаянно боролась с подступающей паникой. — Он сумеет помочь нам выбраться отсюда.
— Как? Какой властью может обладать Эши над оболочкой принявшего Завершение дракона, которой бы не было у Элинсинос?
Ребенок зашевелился на руках у Рапсодии и послышался его недовольный голос. Акмед видел, как мгновенно изменилось лицо Рапсодии — печаль уступила место ужасу. Она подползла к стене, с трудом поднялась на ноги и принялась колотить кулаком по каменной стене.
— Элинсинос! Помоги нам! Элинсинос! — кричала она. Она вновь и вновь колотила по стене, а ребенок продолжал плакать.
Акмед схватил ее за запястье, и у него неожиданно закружилась голова. Мир на мгновение качнулся, и он вдруг вспомнил, как в первый раз схватил ее за руку и потащил за собой, заставив покинуть родину, чтобы долгие годы скитаться во чреве Земли.
Он ослабил хватку, не желая причинить Рапсодии боль, и отметил, какими хрупкими у нее стали запястья и какой тонкой, почти прозрачной, кожа. Побледневшая Рапсодия обратила на него полные паники глаза.
— Тихо, тихо, — он словно опять пытался успокоить крошечного ребенка. — Береги воздух. Если Элинсинос жива, она знает, что мы здесь. Звать ее не имеет никакого смысла.
Рапсодия опустилась на пол пещеры, прижимая к себе плачущего ребенка, и ее глаза наполнились слезами отчаяния. Она погладила ребенка и вдруг резко подняла голову.
— Нет, есть, — медленно проговорила она, прислонившись спиной к стене. — Это поможет, если меня услышит Кузен — Анборн или Грунтор. Если бы ветер донес до них мой голос…
— Какой ветер, Рапсодия? — тихо спросил Акмед. Она вздохнула, и ему показалось, что надежда ее покидает.
— Иди сюда, — предложил он и оперся о стену. — Вы, лирины, слишком легко расходуете воздух, поскольку привыкли, что его всегда много, — бери пример с обитателя пещер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113