прежде я уважал его самого и выбранный им образ жизни, поскольку он такого же низкого мнения о намерьенах, как и я, и такой же обособленный член Союза. Он сидит в своих горах, предпочитая ни во что не вмешиваться, — я тоже. Но если он будет продолжать шпионить за моим королевством или отправлять ко мне послов с указаниями, то, как только я завершу строительство своей версии так называемой Огненной Кузницы, прежде всего я испытаю способность наносить удары по дальним объектам. Предоставляю королю самому решать каким.
— Я очень сильно сомневаюсь, что вы действительно хотите, чтобы я передал ваши слова Фейдриту, — не смог удержаться от язвительности посол.
— Напрасно, Гэрсон. А теперь уходите.
Дождавшись, пока представитель наинов покинет Большой зал, Акмед повернулся к Кубиле.
— Пусть Кринсель подождет меня здесь, я скоро вернусь.
Грунтор укладывал циркуль в кожаный футляр, когда Акмед взобрался на гору щебня и пепла, служившую последней преградой перед убежищем, в котором покоилась Дитя Земли.
Великан ничего не сказал приближающемуся королю болгов, но Акмед издали увидел тихое отчаяние, плескавшееся в глазах Грунтора. Акмед подошел к алтарю, на котором лежала Дитя, и сразу же увидел, что она стала заметно меньше.
— Она продолжает уменьшаться, — прошептал он.
Произнеся эти слова, Акмед выпустил на волю свои страхи, и они тяжело повисли в воздухе.
Грунтор кивнул и застегнул футляр.
Акмед осторожно провел рукой в перчатке по волосам Дитя Земли — сухое темное золото, более всего похожее на солому от окошенной пшеницы, долго лежавшую под жгучими лучами солнца. Затем они вместе с Грунтором вернулись в Котелок.
Кринсель уже ждала Акмеда в Большом зале. Она выглядела уставшей, а ее смуглое лицо было мрачным, — она провела весь день на ногах, а теперь дожидалась своего короля. Кринсель держала в руках список умерших, жертв болезни, которая все еще продолжала уносить жизни болгов. Истории болезни каждого были подробно описаны ее помощницами и теми, кто ухаживал за больными.
— Кто-нибудь еще умер? — спросил Акмед, остановившись рядом с Кринсель.
Старшая повитуха покачала головой.
— Я полагаю, что худшее уже миновало, — уверенно проговорил Акмед, кивком головы показывая Грунтору, что он может уйти. — Те, кто подвергся воздействию пикриновой кислоты и не умер сразу, скорее всего, выживут. Гургус постарался уничтожить все ее следы, в том числе и на склонах гор, где осела пыль после взрыва. Теперь нужно лишь поудобнее устроить тех, кто уцелел, и попытаться поскорее вернуться к нормальной жизни. Ты согласна со мной?
Кринсель вновь кивнула.
— Хорошо. Тогда мне пора уходить. Я буду следовать вдоль караванных путей, так что, если тебе понадобится со мной связаться, попроси Трага отправить ко мне сокола.
— Передай ее величеству привет от Оя, — проворчал Грунтор, когда Акмед направился к туннелям, ведущим к выходу из Котелка. — И не забудь про миндаль в сахаре. Если уж мы подвергаем королевство риску, хотелось бы заесть это чем-нибудь вкусненьким. Впрочем, будет неплохо, если ты приведешь с собой парочку лиринов — в особенности с темными волосами, они самые сладкие.
— Я вернусь через две недели, — сказал король болгов. — Надеюсь, что к моменту моего возвращения ничего не взорвется, не развалится и не разобьется, — голова посла наинов сюда не относится.
Драконица обнаружила, что перемещение под землей имеет свои плюсы и минусы.
Теперь ее окружала энергия, которой так не хватало в замерзшем логове, тепло и вибрация пластов мировой тверди. Земля неплохо принимала ее, хотя безоговорочного радушия она не ощущала. Обретя свое имя, она смогла вернуть себе лишь фрагменты воспоминаний, однако все, что было связано с ее матерью, продолжало скрываться за туманной пеленой.
Песня, эхом отвечающая на ее зов, была слышна под землей приглушенно, хотя и продолжала звучать довольно отчетливо. Драконица никогда не могла полностью осознать свое точное местонахождение, и ей часто приходилось возвращаться назад из-за путаницы, возникавшей от отраженного эха. Ее разум, прежде заточенный, точно сияющий клинок, оставался неповоротливым, словно был покрыт патиной времени, и она часто впадала в бешеную ярость, когда обнаруживала, что проползла по кругу и вернулась обратно или в темноте избрала неверное направление.
И все же ответные вибрации не затихали и влекли ее на юг, всякий раз помогая вернуться на правильный путь.
«Пройдет немало времени, прежде чем я доберусь до места, — подумала она после очередной ошибки. — Но когда я там окажусь, то не пожалею о затраченных усилиях».
И жажда крови еще ярче разгоралась в подземном мраке.
18
Особняк священника, склон холма, примыкающего к Ночной горе, Джерна'Сид
В полночь Талквист постучался в дверь Лазариса.
Главный хранитель Терреанфора ответил не сразу, лишь через несколько минут он торопливо подошел к двери особняка, расположенного в скалистом гроте Ночной горы. Полуодетый Лазарис распахнул дверь в промежутке между двумя яростными ударами Талквиста. Как только дверь открылась, будущий император стремительно ворвался внутрь.
— Милорд! — воскликнул Лазарис, вцепившись в ночную рубашку левой рукой — правая так дрожала, что воск горящей свечи капал ему на ладонь. — Что случилось?
— Дело закончено? — резко спросил Талквист, быстро захлопывая дверь особняка. — Солдата сняли?
Священник опустил голову и вздохнул.
— Да, — удрученно прошептал он. — И завернули в льняное полотно, пропитанное святой водой. Но его еще не перенесли на алтарь.
— Хорошо. На алтарь его относить и не нужно. Его следует поставить на площади Джерна'Сид.
— Прямо сейчас? — Ужас звучал в голосе несчастного священника.
— Да. Призови своих помощников, если нужно, разбуди их.
— Но они ужасно устали, милорд. У всех был очень долгий и трудный день.
Лицо будущего императора ожесточилось.
— А теперь им предстоит долгая и трудная ночь, но потом они смогут отдохнуть. Буди своих помощников, Лазарис.
— Слушаюсь, милорд.
И священник исчез в темном коридоре особняка.
Только при участии всех прислужников монастыря удалось перетащить помост с гигантской статуей из Живого Камня на площадь перед дворцом Джерна Тал.
Талквист приказал своей страже, горному полку, отвечающему за охрану Джерна Тала, а значит, и императора, окружить проход между Ночной горой и площадью, где стояли Весы, чтобы посторонние людишки не болтались под ногами. Стража без труда поддерживала спокойствие в вечернее время, поскольку возле площади никто не жил, за исключением обитателей дворца, и потому перевезти посреди ночи большой фургон на площадь удалось, не привлекая излишнего внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113