Жека Бульбас, человек совершенно неопределенного возраста, потряхивая крашеными черными кудрями, и дородная дама Нелли Закуска в сопровождении струнных и пианино печально пели на два голоса:
Смотрю как безумный на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил…
— О чем они поют, Натали? — спросил Лот, когда они заняли стол.
— Когда он был молод, он любил гречанку, — перевела Натали.
— В Греции хорошо, — сказал Рон Шуц. — Я жил там на берегу моря в пещере, играл на гитаре день-деньской…
— А что ты ел, Рон? — спросила Наташа.
— Там рядом был курорт, всякая богатая шпана. Эти паразиты иногда приносили мне суп, куриные кости, потом я собирал мидий, всегда был сыт.
…Я помню мгновенье. Текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь, —
еле сдерживая слезы, закончили романс Жека Бульбас и Нелли Закуска. Немногочисленная публика зааплодировала.
— Чем кончилось? — спросил Лот.
— Гречанка погибла, — сказала Наташа и вдруг почувствовала настоящую тоску по погибшей гречанке и жалость к человеку, который умел так любить.
— А тебя любили гречанки, Рон? — спросила Пенни.
— О господи! — махнул рукой Рон Шуц и отвернулся.
В ресторан, отдуваясь, ворочая шеей в тесном воротничке, вошел Тео Костецкий, он же Джи-Ти Брудерак. Под руку он вел юную девушку с расширенными, словно чего-то ждущими, глазами, ну просто Натали Вуд.
«Тоже с прикрытием, молодец», — подумал Лот, не сводя глаз с дяди Тео.
Дядя Тео, заметив его, смиренно поклонился и остановился в выжидающей позе.
Лот махнул ему рукой, приглашая к столу.
— Вы не возражаете, если мой знакомый сядет с нами? — с подчеркнутой вежливостью обратился Лот к битникам. — Не глядите, что он квадратный, в душе он настоящий битник!
— Нам-то что, — явно подделываясь под стиль своего друга, сказала Пенни.
— Нам лишь бы выпить и поесть, — сказал Рон. — За ваш счет, конечно.
— Ну, разумеется, за счет паразитов, — сказал Лот, вставая весьма торжественно навстречу дяде Тео. — Позвольте мне представить вам моего старого товарища по лыжным соревнованиям в Гренобле мистера…
— Костецкий, — сияя остекленевшим благодушием, сказал дядя Тео. — Я был, господа, как вы сами понимаете, в организационном комитете, а вот мистер Лот, он угрожал, хе-хе, чемпионам. А это, леди и джентльмены, дочь моего старого друга мисс Краузе.
— Катя, — сказала девушка и протянула ладошку. Целуя ей руку, Лот взглянул на дядю Тео. Тот утвердительно прикрыл глаза.
Катю посадили рядом с Наташей. Дядя Тео поместился между битниками. В течение всего обеда он поглядывал то вправо, то влево с остекленелым изумлением, а Рон Шуц, совершенно не считаясь с солидностью соседа, говорил через его голову многие изумительные и абсолютно «не квадратные» вещи.
Они ели астраханскую селедку, выловленную у берегов Ньюфаундленда, несчастного кордильерского гризли, убитого под псевдонимом «вологодский косолапый», уху «валдайский колокольчик» на бульоне из хищных амазонских рыбок пиранья, высококачественный тверской хлеб «горбушка», настоящую паюсную икру, приготовленную на заводе синтетического волокна в Омахе, штат Небраска. Во время обеда на все лады превозносили того, чье имя скромно значилось в конце меню: «Шеф-повар нашего ресторана надеется, что вы останетесь довольны его искусством».
Лот потешался над дядей Тео, заводя с ним разговор то о новом методе бурения нефти (под углом, на территории соседа), к которому якобы мистер Костецкий имеет отношение, то о якобы изобретенном мистером Костецким методе выделки модных моржовых шкур, при котором простая джутовая мешковина превращается в роскошный панцирь северного гиганта.
Дядя Тео пыхтел, выпускал к потолку большие синие, розовые, лимонно-желтые пузыри в виде шариков, колбасок и кругов.
В конце обеда дядя Тео выразительно посмотрел на часы, а потом взглянул на Лота. Лот встал.
— Извините, леди и джентльмены, мы с мистером Костецким вынуждены вас временно покинуть для краткого делового разговора. Натали, веди себя прилично, постарайся не ударить лицом в грязь перед мисс Пенелопой и мистером Шуцем.
Следуя за дядей Тео по узкому проходу между столиками, Лот осматривал ресторан. Все было спокойно: несколько старых русских эмигрантов, вяло переговариваясь друг с другом, проводили один из своих обычных бесконечных вечеров; четверо пышущих здоровьем молодых фармацевтов скромно пировали в углу, должно быть отмечая получение диплома; на эстраде стояли лишь печальная Нелли Закуска («Над розовым морем повисла луна») да верный ее друг Жека Бульбас, свесив кудри, аккомпанировал ей на гитаре; остальных музыкантов можно было видеть в раскрытые двери кухни — они ели лапшу.
Дядя Тео и Лот прошли мимо туалетов, по узкой лестнице поднялись на второй этаж в отдельный кабинет.
За длинным столом, накрытым белой скатертью, в полном одиночестве лицом к двери сидел Эдвин Мерчэнт. На вошедших устремился взгляд глубоко запавших глаз. В темных глубинах глазниц горел желтый фанатический огонь, освещающий узкое, невероятно бледное лицо и будто бы отбрасывающий отблеск на кончики свисающих к бровям жидких черных волос. Эдвин Мерчэнт сидел за этим простым обеденным столом так, словно в ногах у него был гигантский зал, забитый ревущими единомышленниками, по крайней мере Нюрнбергский зал партийных съездов. При каждой из своих немногочисленных встреч с этим человеком Лоту казалось, что вот сейчас он может встать, прокричать своим гнусавым, откровенно безумным голосом некое заклинание, и произойдет что-то невероятное, необъяснимое — то ли горизонт расширится до невероятных, предсмертных пределов, то ли пространство сузится до размеров склепа. Такой гипнотической силой безумия определенно обладали и руководители «третьего рейха».
Мерчэнт встал навстречу Лоту, протянул руку, сказал задушевно:
— Как я рад вас снова видеть, старина Лот!
— Здравствуйте, мистер Мерчэнт, — сухо поздоровался Лот. Норма поведения во время этой встречи была им продумана заранее во многих вариантах.
Мерчэнт сел, покоробленный сухостью Лота. Лот сел напротив, дядя Тео бочком, неловко поместился рядом.
Вошел официант с подносом, на котором была бутылка шотландского виски «Баллантайн» (любимая марка Лота), лед, содовая.
Как только официант покинул кабинет, в дверях возник верзила с незапоминающимся лицом.
— О'кэй, босс, — сказал он дяде Тео. Дядя Тео кивнул. Верзила исчез.
— Извините, мистер Лот, обычные меры предосторожности, — пискнул дядя Тео.
— Красные не дремлют, — каркнул Мерчэнт, мрачными глазами ловя ускользающий взгляд Лота.
— И не говорите, — сказал Лот, махнув рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
Смотрю как безумный на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил…
— О чем они поют, Натали? — спросил Лот, когда они заняли стол.
— Когда он был молод, он любил гречанку, — перевела Натали.
— В Греции хорошо, — сказал Рон Шуц. — Я жил там на берегу моря в пещере, играл на гитаре день-деньской…
— А что ты ел, Рон? — спросила Наташа.
— Там рядом был курорт, всякая богатая шпана. Эти паразиты иногда приносили мне суп, куриные кости, потом я собирал мидий, всегда был сыт.
…Я помню мгновенье. Текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь, —
еле сдерживая слезы, закончили романс Жека Бульбас и Нелли Закуска. Немногочисленная публика зааплодировала.
— Чем кончилось? — спросил Лот.
— Гречанка погибла, — сказала Наташа и вдруг почувствовала настоящую тоску по погибшей гречанке и жалость к человеку, который умел так любить.
— А тебя любили гречанки, Рон? — спросила Пенни.
— О господи! — махнул рукой Рон Шуц и отвернулся.
В ресторан, отдуваясь, ворочая шеей в тесном воротничке, вошел Тео Костецкий, он же Джи-Ти Брудерак. Под руку он вел юную девушку с расширенными, словно чего-то ждущими, глазами, ну просто Натали Вуд.
«Тоже с прикрытием, молодец», — подумал Лот, не сводя глаз с дяди Тео.
Дядя Тео, заметив его, смиренно поклонился и остановился в выжидающей позе.
Лот махнул ему рукой, приглашая к столу.
— Вы не возражаете, если мой знакомый сядет с нами? — с подчеркнутой вежливостью обратился Лот к битникам. — Не глядите, что он квадратный, в душе он настоящий битник!
— Нам-то что, — явно подделываясь под стиль своего друга, сказала Пенни.
— Нам лишь бы выпить и поесть, — сказал Рон. — За ваш счет, конечно.
— Ну, разумеется, за счет паразитов, — сказал Лот, вставая весьма торжественно навстречу дяде Тео. — Позвольте мне представить вам моего старого товарища по лыжным соревнованиям в Гренобле мистера…
— Костецкий, — сияя остекленевшим благодушием, сказал дядя Тео. — Я был, господа, как вы сами понимаете, в организационном комитете, а вот мистер Лот, он угрожал, хе-хе, чемпионам. А это, леди и джентльмены, дочь моего старого друга мисс Краузе.
— Катя, — сказала девушка и протянула ладошку. Целуя ей руку, Лот взглянул на дядю Тео. Тот утвердительно прикрыл глаза.
Катю посадили рядом с Наташей. Дядя Тео поместился между битниками. В течение всего обеда он поглядывал то вправо, то влево с остекленелым изумлением, а Рон Шуц, совершенно не считаясь с солидностью соседа, говорил через его голову многие изумительные и абсолютно «не квадратные» вещи.
Они ели астраханскую селедку, выловленную у берегов Ньюфаундленда, несчастного кордильерского гризли, убитого под псевдонимом «вологодский косолапый», уху «валдайский колокольчик» на бульоне из хищных амазонских рыбок пиранья, высококачественный тверской хлеб «горбушка», настоящую паюсную икру, приготовленную на заводе синтетического волокна в Омахе, штат Небраска. Во время обеда на все лады превозносили того, чье имя скромно значилось в конце меню: «Шеф-повар нашего ресторана надеется, что вы останетесь довольны его искусством».
Лот потешался над дядей Тео, заводя с ним разговор то о новом методе бурения нефти (под углом, на территории соседа), к которому якобы мистер Костецкий имеет отношение, то о якобы изобретенном мистером Костецким методе выделки модных моржовых шкур, при котором простая джутовая мешковина превращается в роскошный панцирь северного гиганта.
Дядя Тео пыхтел, выпускал к потолку большие синие, розовые, лимонно-желтые пузыри в виде шариков, колбасок и кругов.
В конце обеда дядя Тео выразительно посмотрел на часы, а потом взглянул на Лота. Лот встал.
— Извините, леди и джентльмены, мы с мистером Костецким вынуждены вас временно покинуть для краткого делового разговора. Натали, веди себя прилично, постарайся не ударить лицом в грязь перед мисс Пенелопой и мистером Шуцем.
Следуя за дядей Тео по узкому проходу между столиками, Лот осматривал ресторан. Все было спокойно: несколько старых русских эмигрантов, вяло переговариваясь друг с другом, проводили один из своих обычных бесконечных вечеров; четверо пышущих здоровьем молодых фармацевтов скромно пировали в углу, должно быть отмечая получение диплома; на эстраде стояли лишь печальная Нелли Закуска («Над розовым морем повисла луна») да верный ее друг Жека Бульбас, свесив кудри, аккомпанировал ей на гитаре; остальных музыкантов можно было видеть в раскрытые двери кухни — они ели лапшу.
Дядя Тео и Лот прошли мимо туалетов, по узкой лестнице поднялись на второй этаж в отдельный кабинет.
За длинным столом, накрытым белой скатертью, в полном одиночестве лицом к двери сидел Эдвин Мерчэнт. На вошедших устремился взгляд глубоко запавших глаз. В темных глубинах глазниц горел желтый фанатический огонь, освещающий узкое, невероятно бледное лицо и будто бы отбрасывающий отблеск на кончики свисающих к бровям жидких черных волос. Эдвин Мерчэнт сидел за этим простым обеденным столом так, словно в ногах у него был гигантский зал, забитый ревущими единомышленниками, по крайней мере Нюрнбергский зал партийных съездов. При каждой из своих немногочисленных встреч с этим человеком Лоту казалось, что вот сейчас он может встать, прокричать своим гнусавым, откровенно безумным голосом некое заклинание, и произойдет что-то невероятное, необъяснимое — то ли горизонт расширится до невероятных, предсмертных пределов, то ли пространство сузится до размеров склепа. Такой гипнотической силой безумия определенно обладали и руководители «третьего рейха».
Мерчэнт встал навстречу Лоту, протянул руку, сказал задушевно:
— Как я рад вас снова видеть, старина Лот!
— Здравствуйте, мистер Мерчэнт, — сухо поздоровался Лот. Норма поведения во время этой встречи была им продумана заранее во многих вариантах.
Мерчэнт сел, покоробленный сухостью Лота. Лот сел напротив, дядя Тео бочком, неловко поместился рядом.
Вошел официант с подносом, на котором была бутылка шотландского виски «Баллантайн» (любимая марка Лота), лед, содовая.
Как только официант покинул кабинет, в дверях возник верзила с незапоминающимся лицом.
— О'кэй, босс, — сказал он дяде Тео. Дядя Тео кивнул. Верзила исчез.
— Извините, мистер Лот, обычные меры предосторожности, — пискнул дядя Тео.
— Красные не дремлют, — каркнул Мерчэнт, мрачными глазами ловя ускользающий взгляд Лота.
— И не говорите, — сказал Лот, махнув рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175