Когда колонна «джипов», во главе которой шла машина Эбахона, прибыла в Ули, в ней были одни военные. Солдаты бродили среди развалин глиняных хижин, видимо взорванных гранатами, рылись на пепелищах, подбирая остатки скудного скарба, который теперь уже никогда не понадобится жителям Ули, чьи тела аккуратным рядом были положены у неглубокой братской могилы.
— Останови, — приказал Эбахон солдату-шоферу, когда «джип» поравнялся с могилой. Эбахон выпрыгнул из «джипа», сдернул свой черный берет и пошел вдоль ряда убитых медленно, заглядывая в их лица.
За ним сейчас же последовал Блейк, крутя с интересом головой и хмыкая. Петр подал руку Элинор и помог ей тоже выйти из машины: о том, чтобы взять ее в эту поездку, позаботился сам Эбахон.
Из второго «джипа» с кряхтением вылез его величество Макензуа Второй в своей неизменной красной фетровой феске и в белом бубу, за ним трое вождей, которых Петр видел на церемонии провозглашения отделения Поречья от Гвиании. Из других машин заспешили журналисты, чернокожие офицеры.
— Хэлло, бади! — услышал позади себя Петр голос Мартина Френдли. — Давненько не виделись!
Придерживая Элинор под локоть, Петр оглянулся. Мартин Френдли, заметно похудевший и посвежевший, в зеленом «сафари» с красной надписью «Пресса» на белом лоскутке, пришитом на нагрудный карман, махал ему рукой, в которой дымилась неизменная короткая трубка. Рядом с Френдли спешили Сид Стоун и Алекс Лаке — оба с кинокамерами наготове, в точно такой же, как у Френдли (и у Петра), униформе. Величественный, похожий на Бальзака Серж Богар; разбитной, приветливо улыбающийся Дании Смит из Рейтера; как всегда, меланхоличный Шварц; чахоточный, узкогрудый Дюпон — все они были здесь, возбужденные, словно охотники перед началом большой охоты.
Петр давно уже не видел их всех вместе. Они метались по фронтам, болтались в барах Обоко, вытягивая «читабельные» детали из любивших похвастаться своими подвигами «рыцарей удачи», изредка сходясь в рест-хаусе или на брифингах в министерстве информации — его возглавлял комиссар Мбойя, занявший под нужды своего учреждения здание колледжа иезуитов.
На брифинги эти Петр не ездил — Жак просто не отпускал его одного, хотя бы без Манди, а появляться перед коллегами с телохранителями ему не хотелось. Они и так уже сообщали из Поречья о «таинственном русском», к которому странно благоволит президент, многозначительно не называя ни имени Петра, ни его профессии.
— Как дела, бади? — весело повторил Френдли, приближаясь.
Он махнул трубкой в сторону братской могилы. Элинор неприязненно покосилась на американца, осторожно освободила локоть от руки Петра и быстрым шагом пошла вперед, догоняя Эбахона. Навстречу им уже спешили офицеры в форме армии Поречья, со стеками под мышкой на английский манер.
Петр остановился, решив подождать задыхающегося Френдли, которого уже обогнали Стоун и Лаке, спешившие снять президента, скорбящего над телами сограждан.
— Поздравляю! — протянул Френдли свои короткие и пухлые пальцы Петру. — Вы дали англичанам в самое подбрюшье, бади. Вот это по-репортерски! Хотя, окажись мы тогда вместе с вами у Френчи…
— А… — махнул рукой Петр, поняв, что речь идет о фотографиях Дювалье. Объяснять свою непричастность к ним было бесполезно.
— Впрочем, статьи вашего друга Войтовича тоже отравили кое-кому жизнь, — хитро подмигнул Френдли, вынимая трубку изо рта. — И придумано неплохо: один уходит к федералам, другой остается здесь. Только не слишком ли сложную игру вы ведете, мистер?
Френдли дружески улыбался, но Петру почудились в его голосе угрожающие нотки. Впрочем, это могла быть просто зависть профессионала.
— Приветствую ваше преосвященство, — меланхолично кивнул подошедший Шварц. — Надеюсь, когда благодаря вашим усилиям моих соотечественников будут изгонять из Поречья, вы замолвите за меня словечко…
— И за меня! — весело крикнул Дании Смит, хлопая Петра по плечу.
Богар гулко захохотал, но узкогрудый Дюпон ткнул сейчас же его в бок тощим и острым пальцем, делая страшные глаза и указывая взглядом на братскую могилу. Богар поперхнулся.
— Да, джентльмены, — сейчас же сделал скорбное лицо Френдли. — Вот вам и еще одна человеческая трагедия!
Он взял Петра под руку и, астматически хватая широко раскрытым ртом воздух, пошел с ним вдоль ряда убитых.
Они лежали, изуродованные выстрелами в упор, исколотые ножами, у многих были страшные рубленые раны, нанесенные тяжелыми котласами… Женщины — старые и молодые, подростки, дети, совсем младенцы, старики и старухи. Жалкие тряпки едва прикрывали их вывалянные в грязи тела, и мухи уже жужжали над их остекленевшими глазами и открытыми ртами.
Петр почувствовал, как железный обруч сжимает его горло, ему было нечем дышать.
— Питер! — позвала его Элинор. Глаза ее были полны ужаса.
— Это звери, Питер! Нет, звери так не поступают, они хуже зверей!
Френдли печально склонил голову и отступил на полшага назад:
— Да, это ужасно, мадам!
— Проводите меня к машине, Питер. — Голос Элинор сорвался, и она пошла к «джипу» не оглядываясь…
…Посадочные огни — редкие красные лампы — вдруг вспыхнули длинной кровавой полосой и почти тотчас же погасли. Они горели не больше тридцати секунд.
— «Гуманист» на подходе, — опять, ни к кому не обращаясь, сказал Пауэл. — И опять здесь Желтый Медведь!
— И все же федералы так и не могут закрыть ваш аэродром, — констатировал Жак. — Сколько бы они его ни бомбили!
— Аэродром! Пауэл фыркнул:
— Шоссе, вдоль которого разровняли канавы и вырубили деревья! Самое большое, чего они могут добиться, — наделать в нем дырок, которые мы сейчас же засыпем. Диспетчерский пост, службы, склады горючего — все это в буше.
Где-то вдалеке послышался гул самолета, непохожий на тот, что был слышен раньше. Он приближался все быстрее и быстрее. Посадочные огни опять зажглись и погасли. Самолет был уже где-то рядом… Опять вспышка красной дорожки — и вот уже тяжелая транспортная машина в темноте идет на посадку. Над самой землей зажигает бортовые огни — ив вихре пыли проносится мимо, чиркая колесами по асфальту.
— ДС-7, Канадец, — успевает бросить Пауэл вслед тяжелой машине, бортовые огни которой мгновенно гаснут, а двигатели натужно ревут в торможении. Еще минута — и наступает полная тишина. Потом мелькают пятнышки синих фар военных грузовиков. Раненые за спиной Петра оживленно разговаривают, кто-то, не в силах больше сдерживаться, стонет.
— Сейчас, ребята, сейчас! — идет к ним Жак. — Сейчас колымагу разгрузят, и тогда ваша очередь.
А над лесом снижается еще один самолет. И опять вспыхивают и гаснут посадочные огни. И опять тяжелая машина садится в темноте прямо на шоссе, проносится мимо и затихает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79