Гитарист Макс, почувствовав что-то неладное, делает один из своих «запилов» (это мягко сказано), полностью заглушив не только гитару Фила, но и вступившего Ударника. Последний, не узнавая почему-то песни, все же старается попадать в ритм, который угадывает по телодвижениям Макса.
С невозмутимым лицом Тимшин начинает вести басовую партию, которую он придумал накануне, сидя в ванной (иногда Тимшин сидит в ванной). Чтобы услышать свою гитару, ему приходится спуститься в зал и встать возле динамиков.
Публика вскакивает на сидения, ломает первые за этот вечер кресла, и вопит от восторга и благоговения что-то неразборчивое. Две симпатичные девчонки оперативно закидывают Фила своим нижним, хорошо пахнущим, бельем.
Фил, механически передвигаясь по грифу гитары, решает, что пора что-нибудь сказать в микрофон. Макс, однако, все пилит и пилит на своей черной и узкой гитаре, а Тимшин к этому времени выясняет, что его гитара не слышна совсем, потому что шнур выпал из гнезда усилителя.
– Да заткнись ты, гад! – кричит Фил Максу и тот выходит из «клинча» (это мягко сказано), недоумевающе глядя на Фила. Неужели тому не понравилась его нефиговая импровизация?
Фил бросает играть и под монотонный ритм барабанов начинает говорить в микрофон тихим и невозмутимым голосом текст песни, да так, словно собирается сейчас же броситься в туалет. Текст замечательной песни приходится выдумывать сразу из головы, что никогда Филу особенно не нравилось.
– Когда ты кидаешься нижним бельем в меня, такого милого, в меня, такого пьяного, я плохо сплю потом по ночам, прошу тебя перестань – меня уже тошнит!..
Тимшин, оперативно включив свою гитару, зажимает поочередно две струны, делая вид, что играет что-то весьма крутое, над чем много думал до этого, почти всю жизнь.
– Ништяк! Круто! А-а!!! – кричат зрители в зале.
Фил улыбается и идет отпить из бутылки пива, которую спрятал за колонку. Там он сталкивается с Максом, они начинают жадно пить из горла, не пользуясь руками (они заняты гитарами). Ударник следит за ними презрительным взглядом и лупит по барабанам. Все уже знают, что Ударник пьет исключительно водку Саратовского розлива.
Тимшин, поговорив с какой-то девушкой возле кулис, неспешно подходит к микрофону. Забрав его в рот, он начинает думать: что же он может сказать собравшимся чувакам, которые так любят их всех – и Тимшина и Фила? В голову почему-то ничего не приходит.
– А-а! – кричит он в микрофон на всякий случай.
– А-а!! – отвечают ему из зала.
– На! – кричит Тимшин, чувствуя, что попал в ТОЧКУ.
– На!! – отвечает публика.
– Кареверды! – вопит Тимшин, но завистливый Фил уже оттаскивает его от микрофона, пиная при этом ногами.
– Ну ты, козел, Тимшин! Это же мой микрофон! – возмущается Фил.
Поругавшись с басистом и про себя решив, что больше он его ни на один концерт не возьмет, Фил начинает петь второй куплет своей замечательной песни.
– Я летаю самолетом фирмы «Аэрофлот», отчего меня тошнит потом целый год, не подноси мне больше водки, старый коммунист, не подноси мне больше водки, меня сейчас стошнит! А-а! – лениво пропел Фил.
Тут Фила и в самом деле тошнит прямо на бородатого фотографа, необдуманно вставшего возле сцены. Этого не ожидал никто. Это было так необычно на сцене Дома Культуры, так ново!
– Ништяк! – скандирует зал. – Отпад! Улет! Ка-ре-вер-ды!
Фила снова забрасывают нижним бельем, но праздник портит директор ДК Шкафчик, который одним мановением руки выключает всю аппаратуру и заявляет, что ТАКОГО он еще никогда не видел (словно мало на улице пьяных), и «лично он» участвовать в этом больше не собирается (и аппаратура его в том числе).
Музыканты облегченно вздыхают и идут в гримерную допивать водку, и там Фил говорит, что все они (кроме него) «козлы», и он больше с ними не играет ни во что, даже в карты, в «подкидного придурка».
Это вызывает небывалую волну энтузиазма среди Тусовки, все соглашаются, что Фил так знатно блевал на сцене, а эти «козлы» так ничего и не сделали. Даже Тимшин ничего не сделал, хотя мог бы поиметь кого-нибудь возле сцены. А все от того, что ленится, да и вообще, он уже исторически не нужен.
Вот так и кончилось обычное выступление необыкновенной команды «Орбита». Кстати, другой рокер по имени Хэнк, в то время числился в ДК работником сцены. После таких концертов он сдавал все найденное нижнее белье в комок неподалеку и мог жить некоторое время припеваючи. Он так и жил, но пел только свои песни, а Филовские – никогда. У Хэнка (это все знали) была мания величия.
ЭКСКРЕМЕНТ ТРЕТИЙ
После всего, что было в гримерной, после гримерной, на улице, в какой-то общаге, на каком-то флэту, в комнате у знакомого чувака, Фил знакомится с каким-то таксистом и тот бесплатно(!) отвозит его на площадь Трех Вокзалов. Таксист как раз туда ехал, и не прогадал, потому что Фил забыл в кабине свою классную гитару.
Фил вырулил на заплеванную площадь и сразу же купил на сто рублей бутылку водки. Нашлись какие-то мужики, которые пили с ним из мягких, тут же найденных, пластмассовых стаканчиков, а потом изменили Филу у Фила на глазах с каким-то гопником из Казани, то есть, стали пить с ним, а на Фила махнули рукой.
Фил как раз собрался рассказать о необычайном концерте, в котором ему довелось поучаствовать и даже о том, что знаменитый редактор Бегемотов чуть было не взял у него интервью – до того Филу понравились сначала эти гады-мужики.
Фил пожал плечами и пошел послушать оркестр, играющий за деньги что попало. Фил был в восторге от трубача, который очень классно дудел в трубу. Фил хотел его подписать в свою команду, но отвлекся, потому что его стало тошнить.
К несчастью, вокруг была толпа народа и блевать было негде. Оторвавшись от преследовавших его двух проституток, Фил перешел улицу, чуть не попав под восемь разноцветных машин, и пробрался на занесенный снегом газончик, словно для Фила и созданный.
Облюбовав табличку
«ПО ГАЗОНУ НЕ ХОДИТЬ
ШТРАФ 20 РУБЛЕЙ»
Фил задумался – много это или мало?
Осознав, что у него не хватит денег даже на бутылку водки, не то что на выплату этого загадочного штрафа и заметно погрустнев, Фил теряет над собой контроль и его тошнит прямо на табличку.
После этого он чувствует себя совсем плохо и вовсе не ощущает тот необычайный подъем, на который он так рассчитывал. Еле передвигая ноги, Фил подходит к остановке трамвая, не понимая, что барьер и колючая изгородь отделяют его от счастливых людей, ожидающих трамвая.
Уже глубокий вечер, но на остановке находится десятка два барышень – поклонниц Фила. Побывав на его концерте, они устроили пешую прогулку по Москве и теперь остановились на Трех вокзалах. Через минуту, признав в потертом субъекте своего Кумира, барышни стайкой слетаются к барьеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
С невозмутимым лицом Тимшин начинает вести басовую партию, которую он придумал накануне, сидя в ванной (иногда Тимшин сидит в ванной). Чтобы услышать свою гитару, ему приходится спуститься в зал и встать возле динамиков.
Публика вскакивает на сидения, ломает первые за этот вечер кресла, и вопит от восторга и благоговения что-то неразборчивое. Две симпатичные девчонки оперативно закидывают Фила своим нижним, хорошо пахнущим, бельем.
Фил, механически передвигаясь по грифу гитары, решает, что пора что-нибудь сказать в микрофон. Макс, однако, все пилит и пилит на своей черной и узкой гитаре, а Тимшин к этому времени выясняет, что его гитара не слышна совсем, потому что шнур выпал из гнезда усилителя.
– Да заткнись ты, гад! – кричит Фил Максу и тот выходит из «клинча» (это мягко сказано), недоумевающе глядя на Фила. Неужели тому не понравилась его нефиговая импровизация?
Фил бросает играть и под монотонный ритм барабанов начинает говорить в микрофон тихим и невозмутимым голосом текст песни, да так, словно собирается сейчас же броситься в туалет. Текст замечательной песни приходится выдумывать сразу из головы, что никогда Филу особенно не нравилось.
– Когда ты кидаешься нижним бельем в меня, такого милого, в меня, такого пьяного, я плохо сплю потом по ночам, прошу тебя перестань – меня уже тошнит!..
Тимшин, оперативно включив свою гитару, зажимает поочередно две струны, делая вид, что играет что-то весьма крутое, над чем много думал до этого, почти всю жизнь.
– Ништяк! Круто! А-а!!! – кричат зрители в зале.
Фил улыбается и идет отпить из бутылки пива, которую спрятал за колонку. Там он сталкивается с Максом, они начинают жадно пить из горла, не пользуясь руками (они заняты гитарами). Ударник следит за ними презрительным взглядом и лупит по барабанам. Все уже знают, что Ударник пьет исключительно водку Саратовского розлива.
Тимшин, поговорив с какой-то девушкой возле кулис, неспешно подходит к микрофону. Забрав его в рот, он начинает думать: что же он может сказать собравшимся чувакам, которые так любят их всех – и Тимшина и Фила? В голову почему-то ничего не приходит.
– А-а! – кричит он в микрофон на всякий случай.
– А-а!! – отвечают ему из зала.
– На! – кричит Тимшин, чувствуя, что попал в ТОЧКУ.
– На!! – отвечает публика.
– Кареверды! – вопит Тимшин, но завистливый Фил уже оттаскивает его от микрофона, пиная при этом ногами.
– Ну ты, козел, Тимшин! Это же мой микрофон! – возмущается Фил.
Поругавшись с басистом и про себя решив, что больше он его ни на один концерт не возьмет, Фил начинает петь второй куплет своей замечательной песни.
– Я летаю самолетом фирмы «Аэрофлот», отчего меня тошнит потом целый год, не подноси мне больше водки, старый коммунист, не подноси мне больше водки, меня сейчас стошнит! А-а! – лениво пропел Фил.
Тут Фила и в самом деле тошнит прямо на бородатого фотографа, необдуманно вставшего возле сцены. Этого не ожидал никто. Это было так необычно на сцене Дома Культуры, так ново!
– Ништяк! – скандирует зал. – Отпад! Улет! Ка-ре-вер-ды!
Фила снова забрасывают нижним бельем, но праздник портит директор ДК Шкафчик, который одним мановением руки выключает всю аппаратуру и заявляет, что ТАКОГО он еще никогда не видел (словно мало на улице пьяных), и «лично он» участвовать в этом больше не собирается (и аппаратура его в том числе).
Музыканты облегченно вздыхают и идут в гримерную допивать водку, и там Фил говорит, что все они (кроме него) «козлы», и он больше с ними не играет ни во что, даже в карты, в «подкидного придурка».
Это вызывает небывалую волну энтузиазма среди Тусовки, все соглашаются, что Фил так знатно блевал на сцене, а эти «козлы» так ничего и не сделали. Даже Тимшин ничего не сделал, хотя мог бы поиметь кого-нибудь возле сцены. А все от того, что ленится, да и вообще, он уже исторически не нужен.
Вот так и кончилось обычное выступление необыкновенной команды «Орбита». Кстати, другой рокер по имени Хэнк, в то время числился в ДК работником сцены. После таких концертов он сдавал все найденное нижнее белье в комок неподалеку и мог жить некоторое время припеваючи. Он так и жил, но пел только свои песни, а Филовские – никогда. У Хэнка (это все знали) была мания величия.
ЭКСКРЕМЕНТ ТРЕТИЙ
После всего, что было в гримерной, после гримерной, на улице, в какой-то общаге, на каком-то флэту, в комнате у знакомого чувака, Фил знакомится с каким-то таксистом и тот бесплатно(!) отвозит его на площадь Трех Вокзалов. Таксист как раз туда ехал, и не прогадал, потому что Фил забыл в кабине свою классную гитару.
Фил вырулил на заплеванную площадь и сразу же купил на сто рублей бутылку водки. Нашлись какие-то мужики, которые пили с ним из мягких, тут же найденных, пластмассовых стаканчиков, а потом изменили Филу у Фила на глазах с каким-то гопником из Казани, то есть, стали пить с ним, а на Фила махнули рукой.
Фил как раз собрался рассказать о необычайном концерте, в котором ему довелось поучаствовать и даже о том, что знаменитый редактор Бегемотов чуть было не взял у него интервью – до того Филу понравились сначала эти гады-мужики.
Фил пожал плечами и пошел послушать оркестр, играющий за деньги что попало. Фил был в восторге от трубача, который очень классно дудел в трубу. Фил хотел его подписать в свою команду, но отвлекся, потому что его стало тошнить.
К несчастью, вокруг была толпа народа и блевать было негде. Оторвавшись от преследовавших его двух проституток, Фил перешел улицу, чуть не попав под восемь разноцветных машин, и пробрался на занесенный снегом газончик, словно для Фила и созданный.
Облюбовав табличку
«ПО ГАЗОНУ НЕ ХОДИТЬ
ШТРАФ 20 РУБЛЕЙ»
Фил задумался – много это или мало?
Осознав, что у него не хватит денег даже на бутылку водки, не то что на выплату этого загадочного штрафа и заметно погрустнев, Фил теряет над собой контроль и его тошнит прямо на табличку.
После этого он чувствует себя совсем плохо и вовсе не ощущает тот необычайный подъем, на который он так рассчитывал. Еле передвигая ноги, Фил подходит к остановке трамвая, не понимая, что барьер и колючая изгородь отделяют его от счастливых людей, ожидающих трамвая.
Уже глубокий вечер, но на остановке находится десятка два барышень – поклонниц Фила. Побывав на его концерте, они устроили пешую прогулку по Москве и теперь остановились на Трех вокзалах. Через минуту, признав в потертом субъекте своего Кумира, барышни стайкой слетаются к барьеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111