там стоят катера. На берегу, выше линии прилив и прибоя, несколько внушительных амбаров.
Вернувшись на корабль, Новиков собрал командный состав, главных старшин и объявил:
— Командному составу и главстаршинам разрешаю в две смены сойти на берег сроком на два часа. Заведующего кают-компанией и корабельной лавкой отправить с первой сменой для закупки всего необходимого. Тут кое-что можно приобрести. Корабельные курсанты и штурмана могут оставаться на берегу обе смены. Командир порта предупредил: здесь внезапно налетают такие шквалы, что мигом может сдрейфовать к берегу, а то и выкинуть. Поэтому машину держать прогретой. Вахтенному начальнику находиться на мостике, тщательно следить за дрейфом. Штурманам дать вахте пеленга на приметные места, гарантирующие безопасность. Любой сигнал сиреной, поднятый флаг «Ц» означают: бегом на корабль! Сообщение с берегом обеспечивает портовый катер. Если случится что-то экстренное, поможет катер пограничников.
В первую смену вместе с нами на берег пошли Парийский и Каратаев. Вошли на шлюпке в гавань, где стояло несколько плашкоутов. Был час полного отлива. Наш катер, оказавшись точно на дне глубокого колодца, стал очень маленьким, а стенка видавшего виды пирса-ряжа высотой в несколько метров. На нее мы взбирались по деревянной, скользкой от водорослей лестнице.
Через полтора часа, закончив зарисовки и промеры, оставив на шлюпке рулевого, пошли в город. Немощеные и неширокие улицы, дома старинные, приземистые, крепко сколоченные, дерево аж почернело. Многие, как в деревне, имеют крытые дворы. Почти у всех жителей свои огороды. Палисадников куда меньше. В центре города дома посолиднее. У церковной площади городские учреждения, магазины и бытовые предприятия. Окна у большинства домов снаружи закрываются здоровенными ставнями. На окраине дома пониже и ставень на окнах нет.
Жители здесь работают на лесозаготовках, иные добывают уголь, занимаются разным ремеслом, рыбной ловлей, земледелием, выращивают овощи и даже хлеб. Поля находятся за сопками — в долинах рек. За сопками растут и сочные, обильные травы.
…В назначенное время мы снялись с якоря и направились в де-Кастри. Погода благоприятствовала.
Первым открылся багровый от зари высокий гранитный мыс де-Кастри, суровый и неприступный, прекрасный в лучах восходящего солнца. Потом перед нами предстала почти полукруглая, окруженная высокими берегами с вековой тайгой бухта. Полное безветрие, изумительная гладь водяного зеркала. Особая, неповторимая красота! Только подойдя к якорному месту, разглядели сливавшийся с лесистыми берегами остров Обсерватории, прикрывающий устье реки.
Стали на якорь. Булыжкин предупредил, что в де-Кастри мы пробудем неделю.
После подъема флага корабельные курсанты, штурман корабля, рулевые и мы с Парийским отправились на берег. Потапенко поручили заниматься с курсантами промерами, а мы с Парийским решили добраться до ближайшей вершины, чтобы с ее высоты рассмотреть все достопримечательности.
В сторону де-Кастри пробита просека, а к вершине не было даже тропки. Все-таки пошли. Склон крутой — не разбежишься. Чащу мелкого березняка миновали благополучно. Дальше потянулся лес. У опушки он был довольно редким, но чем выше мы поднимались, тем теснее смыкались кроны лиственниц и елей. Изредка встречались сосны. Попадались полуистлевшие толстенные стволы, лежавшие, как павшие в битве воины. Ноги тонули во мху. Ветви деревьев так густо переплетались, что кругом царил полумрак и лишь кое-где густоту крон пробивали яркие лучи солнца. Через полчаса мы измотались и сели передохнуть. Теперь уже со всех сторон подступала непролазная чащоба.
Метров через пятьдесят выбрались и не поверили своим глазам: у ног огромная поляна брусничника. Ягоды крупные. Попробовали их — объедение. Наелись до отвала. Такого ягодного изобилия мы в российских лесах никогда не встречали. Обошли поляну по опушке: душа не позволяла топтать такую красоту, давить чудесный дар природы.
Медленно поднимаемся к вершине. Добрались и снова остановились как зачарованные. Вся бухта будто на ладони. Тайга, точно сбежав с далеких гор, достигнув моря, остановилась, залюбовавшись им. Высоченные мысы поднялись крепостями, стерегущими широкую бухту. Наша «Эривань» среди них выглядела маленьким суденышком.
Набрав полные фуражки брусники, быстро спустились с горы и вскоре дошли до причала. Полный прилив. Шлюпка чуть не вровень с настилом причала. Легко спрыгнув в нее, тут же начали грести к кораблю.
В кают-компании только и разговору было обо всем увиденном нами, особенно о свежей бруснике. Командиру не оставалось ничего другого, как разрешить посменно, небольшими группами всем побывать на берегу.
Последние дни Булыжкин и прибывшие с ним подолгу задерживались на берегу, на корабле работали до глубокой ночи. Спешили управиться в срок.
Мои подопечные — корабельные курсанты привели свои записи в порядок, систематизировали собранные материалы. Во Владивостоке им предстоит отчитываться, держать своеобразный экзамен за летнюю практику. Ее оценки входили в выпускной балл.
По всему выходило, что нам пора возвращаться. Запасы угля таяли, а пополнить их было негде. Если с погодой не повезет, то чего доброго и бедовать из-за нехватки топлива придется.
На седьмые сутки двинулись в обратный путь, рассчитывая проходить не осмотренные ранее места побережья в светлое время. Вскоре ветер стал крепчать, по воде пошла зыбь.
Начался шторм. От Песчаного до Белкина нас трепало и мотало крепко. Дрейф небывалый, курс пришлось изменить на семнадцать градусов. Корабль шел почти лагом к волне, крен достигал двадцати пяти градусов. Волны заливали все, что можно залить.
Рулевым удерживать корабль на курсе было чрезвычайно трудно. Гребной винт на волне часто оголялся.
Старпом Каратаев, боцман и строевые, каким-то чудом удерживаясь на ногах, систематически проверяли па верхней палубе крепления всего, что может перемещаться.
Нередко корабль ударялся о волны так, что весь его корпус стонал, а стеньги мачт дрожали мелкой дрожью. Давно уж на всех находившихся на командирском мостике, на верхней палубе не было сухой нитки.
В рубках включено паровое отопление. Там хоть немного можно погреться и обсушиться. Боцман для всех укачивающихся организовал на спардеке «школу рукоделия», как в шутку называли краснофлотцы плетение из троса матов, дорожек и кранцев.
Бедный топтыгин укачался больше всех. Он втиснулся между машинным люком и раструбом вентилятора, лежал в полном изнеможении, никакой пищи не принимал и переменить место категорически не желал.
Вскоре шторм утих. Море, убрав сердитые морщины, засияло спокойной гладью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87