ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И теперь – вон какое прекрасное детище мы создали».
Кирилл шагал и думал:
«Стар становится Богданыч. По-старчески восхищается всем. А мы еще очень мало сделали. – И еще думал: – Получила ли Стеша телеграмму? Приедет ли? Может быть, за ней послать Арнольдова?»
Арнольдов последние дни не выходил из мастерской. Он осунулся, и в глазах появилась какая-то грусть. Кирилл иногда пытался заглянуть в мастерскую к Арнольдову, но тот, как всегда, немедленно прикрывал картину и шел навстречу Кириллу, отводил его к окну, и они молча стояли там. Было ясно: Кирилл мешает ему, – и Кирилл перестал ходить в мастерскую. Разговаривали они только за обедом, если Кирилл обедал дома.
«Да, надо послать Арнольдова, – решил Кирилл. – Пойду, уломаю».
И после осмотра завода они вдвоем с Богдановым «уломали» Арнольдова.
Арнольдов выехал за Стешей на машине Кирилла. Кирилл весь день пробыл дома. Он ждал – они приедут утром, затем ждал к обеду, а теперь уже вечер, и их все еще нет.
«Зачем я это сделал? Послал Арнольдова? Вот теперь они опять разгуливают над Волгой, а я, как дурак, стою у окна и жду».
Аннушка тоже весь день была дома. Она вместе с Аграфеной пробовала прибрать комнаты, но из этого ровно ничего не выходило. Как они ни переставляли мебель, как ни натирали полы, как ни сметали пыль со столов, с подоконников – пыль все равно всюду оседала, стулья все равно стояли неаккуратно, полы все равно не блестели и оставались пегие. И Аннушка, написав на подоконнике: «Пыль – это предрассудок», вбежала к Кириллу и решительно объявила:
– На сто лет грязи. Сяду вот и буду ждать маму.
– Да какой грязи? И чего она нашла – грязи? – проворчала Аграфена и снова принялась тряпкой смахивать пыль с подоконников.
И вот к подъезду подкатила машина. Кирилл замер у окна. Он даже не помнит – стоял ли он, сидел ли, или, может быть, ходил по комнате и в окно видел, как у машины открылась дверца, как вышел Арнольдов и за руку вывел Стешу… Но вот что он запомнил: в этот миг Стеша посмотрела на Арнольдова, а Арнольдов посмотрел на нее таким взглядом, каким смотрят люди, знающие друг друга до конца.
– Да тут уже не переступишь, – поняв все, прошептал Кирилл.
Вот они уже все на дороге. Громче всех кричит Аннушка. Она прыгает около матери, вьется, целует ее в губы, руки… Откуда у Аннушки взялась такая нежность? Кириллу стало даже неприятно. И он подумал: как же ему встретить Стешу? Там, в его кабинете, приготовлена для нее в красивой рамке ее речь, произнесенная на совещании. Еще там лежат два платья… Там же, на столе, и цветы… Как себя держать? Что делать?
Гул голосов ворвался в квартиру.
Вот и голос Стеши.
Что может быть радостней голоса любимого человека? Вот ее голос – мягкий, бархатный, чуть-чуть гортанный. Она взволнована.
– А где же Кирилл… большой? – спрашивает она. – Ага. Там. У себя. Батюшки, – протянула она. – Да что же это у вас в квартире делается?
– А что? А что? – спросила Аграфена. – Все, как и было.
– Ну да, «все, как и было».
«Вот она чем занята», – подумал Кирилл. Он надел фуражку и хотел было удрать через черный ход, но в это время в кабинет влетел щенок, за ним Кирилл малый. Кирилл малый со всего разбегу кинулся на шею Кириллу большому, а когда сошел на пол, сказал:
– Иду в армию. Ты как?
– Да тебя еще не примут, – ответил отец.
– Примут. Вдвоем с Алаем примут.
– Ай-ай. Ну и содом. Ну и содом. Да как же вы жили? – слышался голос Стеши уже совсем близко около кабинета.
Кирилл ждал: вот сейчас она войдет – сердитая, расстроенная, а она вошла веселая, смеющаяся.
– Да у тебя, Кирилл, тут всюду Стеша, – показала она на развешенные портреты. – Словно в музее.
– Это Аннушка, – буркнул он.
Глаза у Стеши мигом переменились – из ласковых, смеющихся, они сразу сделались черствыми. А Кирилл, подумав: «Зачем вру?» – шагнул ей навстречу, пожал руку, сказал:
– Мне надо на завод. Обедать, я думаю, будем сегодня вместе… Часов в девять вечера.
И уехал.
Стеша переоделась и принялась прибирать комнаты, втянув в это и Аграфену, и Аннушку, и Кирилла малого, и даже Арнольдова. И вещи – стулья, столы, диваны, гардины, книги – все пришло в движение. Это были те же столы, те же диваны, те же стулья, те же гардины, но под рукой Стеши они быстро приняли другой вид, нашли свое место в комнатах и глянули весело. Затем Стеша одеколоном обрызгала ковры, углы комнат, стены, и тот особый запах неубранных комнат, который прижился в квартире, пропал.
К девяти часам из ресторана был доставлен обед. Причем, сервировать обед прибыл сам шеф-повар, в белом халате, в белом колпаке и с вкусной улыбкой на лице.
Все было готово. Вещи стояли по своим местам, полы сверкали – их натирал сам Арнольдов под руководством Стеши, в столовой на столе красовались закуски, воды, вина…
– Га-а-а! – закричал Богданов, войдя в столовую. – Вот это я понимаю. Вот что значит – женщина в доме… А-а-а, и вы здесь! Здравствуй, кормилец, – так он звал шефа-повара.
Все уже сидели за столом: Стеша, рядом с ней Арнольдов и Аннушка, Кирилл большой на противоположном конце стола, рядом с ним Кирилл малый.
Богданов налил себе вина. Его примеру последовали все. Даже Кирилл малый наполнил чашку фруктовой водой. Богданов поднял бокал и сказал:
– Давайте сейчас первый бокал выпьем за наш народ.
Стеша видела – Кирилл смотрел на нее, не сводя глаз, и в его глазах дрожали и тоска, и грусть, и раскаяние, и огромная любовь к ней – Стеше.
«Батюшки! Но что же мне делать, если у меня к нему ничего нет? Ничего. Ну, вот я смотрю на него… Как на чужого. Ну разве я виновата?» – и, чтобы скрыть свое безразличие, обратилась к Богданову:
– Ну, вы оба – на Балхашстрой?
– Нет… Мне предлагают заняться Волгой. Большой Волгой. Это будет такое мировое дело!.. – Богданов увлекся и по рассеянности сунул столовую ложку в бокал. – Вы знаете? – говорил он, все время глядя на Стешу: – На нас наступает среднеазиатская пустыня. Она наступает через Каспий, Гурьевские пески и вклинивается в самое сердце нашего Союза. По-научному это называется: «язык пустыни».
– А я поеду на Балхашстрой, – как бы про себя, не слушая Богданова, проговорил Кирилл. – Хочется куда-нибудь подальше, – и внимательно посмотрел на Стешу.
9
На следующий день они все выехали за город, на дачу. Дача была прекрасно оборудована и стояла на обрывистом берегу озера Селигарь. Позади дачи тянулся далеко – может быть, километров на триста – могучий сосновый бор, с глухими оврагами, с тенистыми, таинственными балками.
Кирилл назвал дачу «Беленьким домиком», в честь того домика, около которого он когда-то провел первую ночь со Стешей. Дача была покрашена белой краской и внешне напоминала «Беленький домик», только была обширней, массивней, с полукруглыми окнами и террасой наверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94